Дело чести

We shall win true!
No matter the cost
A. Mengsk

Единственный разумный вопрос, который я могу задать себе в эти минуты, так это что нормальный экзобиолог с почти десятилетним безупречным стажем, всегда всеми мыслимыми и немыслимыми путями избегавший участия в военных действиях любого толка, делает на авианосце чужих. А делать мне действительно нечего. Разве что наблюдать из своего уголка, как Дайк мечется туда-сюда, пытаясь настроить кристаллы. Подумать только, я уже почти понял, как это делается. Вряд ли, однако, Дайкар позволит мне помочь ему хоть когда-нибудь, даже если я освою эти чертовы кристаллы. Интересно, будь я навигатором боевого крейсера, позволил бы я Дайкару помогать мне? Сложно сказать, тем более, что в боевых крейсерах я понимаю еще меньше чем в авианосцах чужих.

Не место мне здесь. Это ясно, потому что все плохо кончится. Я знал это еще когда увязался за изменником Рейнором. Ну, допустим, тогда у меня было мало выбора: либо пойти в расход, как остальной персонал базы, либо попытаться остаться в живых любой ценой, наплевав на честь и верность Конфедерации. Нас не успели эвакуировать. Я иногда сомневаюсь, а собирались ли? Наши исследования должны были остаться тайной. Мы конечно надеялись, что руководство сохранит нам жизнь как обслуживающему персоналу Проекта. Мар Сара погибнет, но Проект-то останется. Такое шикарное биологическое оружие как зерги не могло быть забыто ни Директоратом, ни Конфедерацией. Ни, собственно, террористами Корхала. В панике эвакуации кто-то нажал что-то не то, и ангары с подопытными открылись, а мы оказались зажаты между нашими подопытными, охраной базы и боевиками Корхала. Я даже не слишком расстроился, когда почувствовал смерть своего брата Руди. Я слышал выстрелы в коридоре и знал, что буду следующим. Даже если управлюсь с тварями. Нескольких успел убить из пистолета мой ассистент, нескольких прикончил я сам, забыв о всякой осторожности и ударив пси-разрядом на полную мощность. Помощник смотрел на меня как на бога и я подумал, что не будь все и так безнадежно, пришлось бы его убить за одно с зергами, чтобы не сболтнул лишнего. Когда дверь открылась и в лабораторию ворвались боевики, помощник попытался преградить им путь и тут же получил пулю. Я сидел в своем кресле, совершенно обессилев от атаки и понимая всю бессмысленность сопротивления. Я был готов. Но экс-маршал посмотрел на тварей у моих ног, покачал головой и спросил: «Как ты это сделал, док?» «Руками» — ответил я, и почти не соврал. «Тогда подними свою задницу и следуй за нами» — усмехнулся он. Что мне оставалось делать? Разве что убедить Рейнора, когда он добыл свои чертовы файлы, в том, что я — единственный из них, кто знает о зергах практически все. Убедить его не отдавать меня Арктурусу, не посвящать в боевики, просто оставить жить и работать. И все равно я уже тогда знал, что моя дорога свернула куда-то не туда. У меня есть чувство на такие вещи.

На тот момент моей основной задачей было не попасться на глаза Арктурусу и пассии Рейнора. И он и она могли заподозрить во мне скрытого Призрака. А это окончательно испортило бы мне биографию. Если бы мы с Руди не обходили все тесты на пси, мы могли бы загреметь в Особый Отдел, и тогда — прощай наука, прощай нормальная мирная жизнь, здравствуйте спец-костюмы стеллс, сомнительные задания, постоянный риск во имя непонятных целей. Если бы мои способности открыл Арктурус, проститься пришлось бы с большим. Как максимум, меня бы посчитали шпионом и расстреляли сразу. Как минимум, меня ожидала бы судьба Сары, которую Арктурус сначала использовал, а затем швырнул как кусок мяса на съедение зергам. Чисто по-человечески, я его понимаю. Призраки убили его семью, а значит любой призрак был его кровным врагом. Любой. Это дело чести. Я тоже поступил бы так, если бы в гибели моих родных были виноваты Призраки. Но мой мир уничтожили двухметровые ящерицы. Одна из которых сейчас мечется передо мной, настраивая кристаллы. Когда-нибудь я задам Дайкару один-единственный вопрос. И если он ответит «да», я… хотя бы попытаюсь убить его.

Корабль трясет и Дайк раздраженно рычит, а я опять начинаю чувствовать свою ненужность. Экзобиолог должен смотреть на чужаков, распростертых на столе препараторской, сквозь стекло костюма биологической защиты. Наблюдение чужаков в естественных условиях — дело для самоубийц и безумцев. Для меня.

Дайк замирает, потом внезапно оборачивается ко мне.

— Отправляйся в шлюз, — говорит он, — Тебе следует покинуть корабль.

Я «прислушиваюсь» к тому, что творится на поверхности планеты и меня охватывает паника. Там сейчас — настоящий ад. Пламя, взрывы, покореженная техника, реки крови, люди, ящерицы и зерги, смешанные в одной бойне, один сплошной бифштекс из мяса трех разумных рас. Я «слышу» крики ребят 4-го отделения: внезапной атакой зергов их бункер был буквально сметен с лица земли и оставшиеся в живых ребята теперь отчаянно отстреливались, уже не замечая боли, пытаясь забрать с собой как можно больше врагов.

— Дайкар, ты за меня поручился, — осмеливаюсь напомнить я, — И мне позволили находиться здесь. Изучать язык и культуру.
— Плохое время для изучения. Корабль идет на сближение с колонией, — Дайкар тщательно подбирает слова и старается не смотреть мне в глаза, — Здесь будет опасно для твоей жизни.

Можно подумать, высадиться безоружному в самой гуще сражения — предел безопасности.

— С тобой мне спокойнее, воин, я хотел бы остаться — грубая лесть, и Дайкар тут же меня исправляет:
— Я не принадлежу к касте воинов, я калай, как и ты.

Нда, это я-то калай. Но что поделаешь, таково их обозначение гражданских лиц.

— Ты можешь остаться, раз уж хочешь, я просто советовал, — что-то Дайкар сегодня добрый, — И, кстати, хорошая новость. С нас сняли все обвинения. Наша честь восстановлена. Судья только что объявил об этом.

Приятно, черт возьми. Одним смертным приговором меньше. У Рейнора таких приговоров — как у собачки блох.. Он числится изменником у Конфедератов, у Корхала, его пообещала прикончить при встрече бывшая подружка, до сегодняшнего дня его за компанию с беглым Тассадаром хотел угробить Алдарис. Теперь нас при поимке убьют только конфедераты, террористы и Керриган. Ей-богу, успокаивает.

Надо было бы все-таки включить свой передатчик — похоже, я пропускаю мимо ушей самое интересное, а получать последние новости через Дайка — не самый удобный способ быть в курсе событий. С другой стороны, подключишься — и начнется. Вам необходимо сделать то… Ваша помощь нужна там… В последний раз я использовал свой передатчик, когда мы совершали тот безумный налет на форпост ара чтобы вытащить из передряги начальника Дайкара. Не то чтобы меня волновала судьба Тассадара (по мне так гори он синим пламенем после того, что он сделал с Чау), тем более что он сам сдался конклаву, причем тогда, когда победа практически была у него в руках. Но олух Дайкар вызвался на миссию вместе со всеми. Можно подумать, кроме него некому было работать с фотонными пушками. Он мог пострадать в бою, а потерять такой удачный объект для исследований я, согласитесь, не мог. Как и возможность полевой медицинской практики на нем. По глупости я оставил свой передатчик включенным, и поплатился за это. Рейнор тут же достал меня своими запросами о состоянии дел на базе и приказами «прибыть немедленно и оказать помощь раненым». Я что, похож на бесплатную службу спасения? И конечно мой шаттл оказался на территории врага в самый неподходящий момент: мы угодили в ловушку и флот Алдариса был уже готов распылить нас на атомы. Если бы не Темные, даже не знаю, чем бы все закончилось. Стоило оно того — рисковать всеми нашими силами ради одного военного преступника с синдромом самоубийцы? Исполнителем больше, Исполнителем меньше…

Со вздохом я включаю свой передатчик и тут же раскаиваюсь в этом. То, что я слышу, мне более чем не нравится. Дайкар понимающе смотрит на меня и кивает:
— Гордон, все-таки иди в шлюз пока не поздно. Это больше не твое дело.
— Не мое? Ах, не мое?! — ему-таки удается вывести меня из себя, — Твой маньяк-командующий угнал корабль и собирается нас всех угробить, а меня это не касается?! Меня можно выбросить вниз на потеху зергам!
— Гордон! — в его голосе в кои-то веки я слышу угрозу, — Держи себя в руках. Ты сам когда-то предлагал этот путь.

Я? Не может быть. Я не настолько глуп. Что я мог такого присоветовать этим ящерицам? Ах, кажется припоминаю. У нас зашла речь об энергии и разуме. У ящериц дикое самомнение и они носятся со своей Кхалой как дурень с писаной торбой. Можно подумать, у них одних возникала идея единого разума. Когда я объяснил Дайкару, что человечество тоже в некоторой степени единый разум, обладающий единым информационным полем, а зерги только тем и живут, он опять начал что-то нести о схожести всех опытов Ксел Нага. Верно, сказал я, но тогда должна существовать возможность все эти разумные формации объединить. Похоже, меня чуть не убили за ересь. Будь я протоссом, точно убили бы, не смотря на широту взглядов Тассадара. Посоветовать ящеркам объединиться с зергами. Однако путь к объединению должен был существовать. Главное найти нужную волну, как это сделал когда-то Кхас. Зерги давным давно сменили свою ментальную волну на другую, чтобы отделиться от создателей и успешно напасть на них. То же самое, но по несколько иным причинам сделали когда-то Темные. Сменить волну их заставило нежелание объединяться в единый разум. Сберечь свое «Я», свою свободу. Это происходит с еще одной расой — с нами. Мы уже которое тысячелетие переживаем свою эпоху раздора, и приколотили гвоздями к дереву не одного Кхаса, пытавшегося внушить нам, что все мы братья. Быть братьями невыгодно, это поняли даже я и Руди, и дали друг другу клятву никогда не входить в ментальный контакт. Свобода была дороже чем постоянное чувство локтя. И лет с десяти каждый из нас жил в холодном одиночестве, только чтобы не попасть в то рабство, которое называлось армией. Мы могли бы стать отличным оружием. Но вместо этого я стал экзобиологом, а Руди — превосходным физиком. Мы так надеялись, что война пройдет стороной… Мы стали Темными. Да и каждый человек по меркам Дайкара — Темный. Вот та волна, которая нас всех объединяет, сказал я Дайку. У всех нас есть Темные. Зерги испокон века такие, у протоссов Темными становятся по убеждению, а люди… да возьми любого Призрака — чем не Темный? Используя одинаковую энергетическую волну, можно добиться слияния. Причем не обязательно желание обеих сторон, достаточно того, чтобы одна из сторон не успела защититься от контакта — сменить волну. А вот тут Дайкар оживился. Получается, можно напасть на Сверхразум, проникнуть в него и уничтожить изнутри его же энергией — спросил он. И тогда я возьми и пошути: да, мол, только нужно найти подходящего Темного-добровольца, навесить на него мощный излучатель — такой, чтобы планету при желании рвануть мог — и десантировать поближе к Сверхразуму. Плюс надеяться на то, что его не съедят раньше чем он доберется к центру. Темный входит в контакт с объектом, излучатель приходит в действие и все пучком.

Кто знал, что умник Дайкар выложит наш разговор начальству? И что начальство примет это близко к сердцу? И что мы имеем теперь? Один из самых мощных кораблей флота Айура, обладающий излучателем, когда-то выжегшим весь мой родной мир, сумасшедшего храмовника, считающего себя последователем Темных и Сверхразум как цель нашего путешествия. Проклятье.

— Гордон, это твой последний шанс.

Мой шанс? Где? Внизу? Среди этих зубастых ублюдков? Можно попробовать. Ты со мной, Дайкар?

— Я должен следить за настройкой.
— Он справится и без тебя, Дайк, не будь идиотом. Война дело военных, а ты не воин!

Дайкар грустно смотрит на меня — считает, что я не понимаю чего-то важного. Да понимаю я Вот в чем отличие между Калай и мной. Они связаны своими чертовыми законами и чувством долга. Они все связаны, а я нет. Я не принес за свою жизнь ни одной присяги. Я всегда поступал так как хотел, а не так как мне приказывали. И если я что-нибудь сделаю, то не из чувства долга, а потому, что я сам так хочу. Я, а никто другой. И пусть бравые вояки смотрят с презрением на таких как я, считая трусами. Плевать. Я сам знаю, что я не трус. Когда приходится спасать колонию от какого-нибудь туземного вируса, или нашествия диких зверей, или еще какой напасти — это дело трусов? Да я монтировкой уделаю рагназавра так, что ни одному пехотинцу не приснится. И не раз уделывал. Но умирать из чувства долга? За чужую мне планету? В войне, о которой когда-нибудь пожалеют и люди, и протоссы и зерги? И что я могу сделать на этом корабле?

— Гордон? С тобой все в порядке?

Добрый заботливый Дайкар!

— У тебя ошибка в этом кристалле, — говорю я и подхожу к друзе, — Я поправлю.

Он даже не делает попытки помешать мне.

Просто наблюдает за тем, как я исправляю настройку, а меня вдруг охватывает ни с чем не сравнимое чувство. Возможно я испытывал это очень давно, в детстве, когда рядом со мной был Руди. Я чувствую, что я уже не один. Рядом со мной — тысячи других, таких же как я, я слышу их голоса и чувствую их мысли. Я знаю, что я — это они, а они — это я.

Отпрянув от кристалла, с трудом заставляю себя вернуться в привычный холод одиночества. Кажется, Дайкар улыбается. Самое время для веселья. Сколько нам осталось до сближения с объектом?

В это мгновение корабль трясет еще раз, одна из друз не выдерживает напряжения и взрывается. Ослепительная белая молния ударяет рядом с тем местом, где стоит Дайкар. Дальше все как в замедленном кино — падающая двухметровая ящерица и я, еле уворачивающийся от этакой туши в полном боевом облачении. На кой черт калаи носят доспехи, если никогда не участвуют в военных действиях? Теперь попытаться выковырять его из этого золотого панциря и привести в чувство. Моей аптечке может позавидовать любой медик галактики, в этом я уверен, и уже через несколько секунд мне удается вернуть Дайкару дыхание.

— Квиты, — говорю я.

Когда-то он спас мне жизнь. Протоссы застукали меня, когда я пробрался в их Архивы и попытался стянуть пару свитков и амулет Хайдариана. Из меня уже готовились сделать аккуратный фарш, когда Дайкар заявил, что я очень интересная особь для наблюдений и он берет меня под свое покровительство. С тех пор я с ним. С моим врагом.

Амулет Хайдариана мне удалось-таки спрятать, и теперь он приятно оттягивает мой нагрудный карман. Я подозреваю, что Дайкару известно о моем секрете, но он не спешит выдавать меня храмовникам.

Едва придя в себя, Дайкар опять срывается с места, стараясь привести в порядок хоть что-нибудь, я от нечего делать присоединяюсь к нему. Паника. Суета. Адреналин зашкаливает за допустимые пределы. Это напоминает мне мою родную лабораторию в лучшие ее времена, времена моей молодости. Помню физики доэкспериментировались с пространственными искажениями и у них что-то рвануло. Рвануло у них, а разгребать пришлось нашему отделу, поскольку умные физики пространство-таки исказили, и из дыры поперло. Нам повезло, что полезшие из разрыва твари быстро сообразили, что в этой вселенной им делать нечего и убрались обратно. По-моему, они были напуганы не меньше нашего. Очутиться в чужой вселенной, с непонятными законами физики, непонятной флорой и фауной, среди жутких непонятных монстров… Ох, и весело было. Да. Молодость. Наверняка я тогда напоминал Дайкара. Хотя, у Дайкара нет надежды на то, что зерги сами по себе уйдут из его мира. Нет ничего навязчивее братьев.

— Док! Сваливай оттуда! Док! — знакомо шипит у меня в передатчике. Надо же, он все еще работает несмотря на обилие помех.
— Занимайтесь своим делом, маршал! — огрызаюсь в ответ я, — И поцелуйте от меня Сарочку, если встретите.

Он матерится и отключается. Молодец. Он понял. У меня здесь самый грандиозный эксперимент в моей жизни.

— Шлюз разрушен, — спокойно сообщает Дайкар, — Пожар на верхней палубе. Прорыв зергов в корабль. Здесь мы все сделали. Даже если будут отклонения, долетим.

Вот радости-то. Я вне себя от счастья.

— Наша помощь нужна у ядра, Гордон. Ты со мной?

А куда я без тебя, тупая жаба-переросток?

У зала с энергетическим стержнем — жаркая битва с прорвавшимися зергами. Счет на секунды — только бы дотянуть, только бы долететь, а там…

На поверхности планеты полыхают пожары, ядерные вихри выжигают все живое. Города обороняются с отчаянием обреченных. Конклав просто не мог послать нам подкрепления, там сейчас не лучше чем здесь. Даже если в этой войне будет победитель, ему останется пепелище. Стоит ли этого честь? Стоит ли этого жизнь? Не знаю. Я родился на Чау. Мне трудно сочувствовать Айуру. Но сейчас они сражаются не за честь, или за жизнь. Сейчас они сражаются за свободу. О да, свобода того стоит. Поверьте мне.

Я помогаю Дайкару чем могу, вспоминая все десять лет практики и бурную молодость. Оказывается, я все еще неплохой боец. Перекушенная правая кисть и распоротый бок — чепуха, тем более что счет идет на секунды.

Внезапно на нас обрушивается тишина. Даже зерги как по команде куда-то исчезли. Стены вспыхивают синим, Струйки энергии, извиваясь, заполняют все окружающее пространство. Самое время случиться какому-нибудь чуду. Кому как, конечно, а мне умирать совсем не хочется. Ну хоть самое маленькое чудо, боженька, если ты есть, Ксел Нага или еще кто — не важно, ну чего тебе стоит? Совсем маленькое чудо для зарвавшегося экзобиолога с погибшей планеты и его врага.

Я ведь еще не спросил… Не успел спросить…

Треск мощного разряда пси — и я цепенею от осознания того что вижу. Передо мной — самая замечательная пространственная аномалия во вселенной. Врата. Сильный толчок в спину. Я лечу вперед, так и не успев обернуться к Дайкару и спросить. Черная бездна и ледяной ветер, вгрызающийся в тело. И ослепительный свет в конце тоннеля…Тысячи голосов в моей голове, как тогда когда я прикоснулся к кристаллу. Но меня из всех этих голосов интересует только один. И я цепляюсь за него, из последних сил, последней искоркой жизни, вбираю его в себя весь до капли, до последней нотки, до последней мысли, и сам ору в унисон ему от ужаса и боли… Я родился…

…Вот уже три дня мы торчим на этом утесе, привыкая к новым ощущениям, заново учась всему, что умели раньше. Вчера, например, наконец-то научились ходить. Мы помним все по-разному и это здорово мешает. Хуже всего было в самый первый день, но теперь это позади. Мы поднимаем руку вверх и сквозь пальцы смотрим на восходящее солнце. И опять — неудовольствие моего второго «я». Для него все еще шок видеть у себя пять пальцев.

«почему — я?» — не унимается он, — «почему не…»

«у него есть свои друзья» — в который раз раздраженно отвечаю я — «много друзей»

Пусть они позаботятся о нем. Если они действительно его друзья, а не слуги, как назвал их Темный. Умный, кстати, парень, по идее, должен бы догадаться, что и как. Если, конечно, решится пожертвовать своей свободой и одиночеством ради друга. У него должок перед Тассадаром, вот пусть и платит.

Ох, как рисковал тогда экс-Исполнитель, обманывая своих друзей и конклав, убеждая их в том, что Зератул нужен им как воздух для победы над зергами. На деле хватило бы и самого Тассадара. Что он сейчас и доказал всему миру. Не за оружием против зергов шел он тогда в ад зараженных лабиринтов человеческой базы, а за другом. Зератул был бы последней сволочью, если бы дал ему умереть после этого на форпосте ара. В тот раз он вмешался. Вмешается ли теперь? Может, ему подсказать? Для этого надо сначала найти хоть одного живого протосса. Кроме Дайка. Хотя, какой он теперь протосс?

С Дайкаром нехорошо получилось, каюсь. Я знаю, что для создания архона нужно взаимное согласие сторон, однако у мертвых согласия не спрашивают. Великая вещь — Кхала, как бы ее ни называли — коллективное сознание, информационное поле, астрал… Хорошая штука, если знаешь, как ею пользоваться. При жизни ты можешь экранировать свое сознание как угодно хорошо, отрезать себя от общества, забыть о том, что ты — его часть, никогда не входить в контакт и не позволять никому проникать в твои мысли. В момент смерти все твои барьеры исчезают, и информация, накопленная долгими годами твоей жизни, становится достоянием всех «пользователей сети». Ты исчезаешь, а твои знания остаются. Все мысли, промелькнувшие в твоей голове, все страхи, радости, достижения. Бесценный кладезь, если есть кому из него черпать. Очень похоже на темную кладовую, в которой приходится передвигаться на ощупь, если не знаешь четко, где что лежит. Люди подсознательно знают об этом, стремясь достичь славы, сделать бессмертным свое имя, воздвигают друг другу памятники, идут на все, чтобы только оставить след в сердцах других людей. Чтобы помнили. Пока тебя помнят, ты жив. Жив в тех, кто о тебе думает, кто… пытается использовать твои знания, твой опыт. Для людей то, что протоссы называют Кхалой, окутано таким густым туманом векового забытья, что пробиться сквозь него практически невозможно, однако каждый чувствует, что что-то такое есть. Когда человеческий детеныш берет себе в пример для подражания какого-нибудь героя древности и говорит «я хочу быть похожим на него», юный протосс говорит «эн таро». Протосс при этом просто пытается вспомнить, как оно уже было с его героем, как он поступал в этом случае, или в ином, это теперь его часть, это он и есть, это уже было именно с ним; человек же считает, что приобретает опыт заново. А зачем? Вот он, руку протяни. Это ты! Это твое достояние. Как ты когда-нибудь станешь чьей-то жизнью. Если тебя будут помнить.

Вот Дайкар теперь — моя память. Со всеми потрохами. Я — это он, а он — это я. Нам теперь сложно отличить, где чье воспоминание, или мысль. Но как-то справляемся. Хотя мне иногда кажется, что мы сходим с ума.

Самое паршивое то, что я никак не могу определить, где мы находимся. То, что не на Айуре — факт. Солнце не то, спутников нет, атмосфера более пригодная для дыхания. Под утесом -какая-то яркая напоминающая кораллы растительность, возможно, местные деревья. Хотя это вполне могут быть и кораллы. Спуститься бы вниз, посмотреть, но это когда мы научимся нормально передвигаться, и когда заживет перекушенная рука. А пока на утесе достаточно много вполне съедобного мха. Весело будет, если врата вели в чью-то чужую вселенную. Отправимся мы искать следы цивилизации, нарвемся на восьмиглазых чешуйчатых ребят из местной биологической лаборатории, и начнут они активно бороться с пришельцем, терроризирующим утес, принадлежащий их суверенной колонии. Изловят, сделают вскрытие, напишут пару диссертаций и забудут. Я знаю, я сам такой. Экзобиологам Ди Ул не писан. Они о защите прав других цивилизаций не слышали.

Тассадар вон даже не смотря на Ди Ул Чау Сара выжег. Спасибо хоть дальше не пошел, и Мар Сара дал время на эвакуацию.

«мы не могли поступить иначе» — вмешивается Дайкар, — «это была дилемма. если бы Исполнитель ослушался воли конклава, он нарушил бы присягу Храмовника. и закон Кхалы, а это бесчестье.»

Уничтожив колонию людей он нарушил другой закон — Ди Ул, а это тоже бесчестье, не так ли, Дайк? Какая заповедь важнее для чести храмовника? Кстати, давно хотел тебя спросить… Впрочем, я и так все помню. Теперь это не имеет значения. Теперь все будет по-новому. Нет Тасадара, нет Сверхразума, скорее всего, нет конклава, Айур превратился в пустыню. Арктурус добивает остатки Конфедерации, Директорат когда еще сообразит, что ему теперь делать. Самое время появиться тому, кто объединит все расы и прекратит эту чертову бойню. Очень хотелось бы посмотреть на это существо и попросить автограф, пока его не приколотили гвоздями к дереву. Может быть это будет малышка Кериган? У нее есть все данные. Если конечно она сумеет перебороть жажду мести, власти и детские комплексы.

Но я хочу на это посмотреть, Дайк! Когда мы отсюда выберемся (а мы прорвемся, и к черту местных экзобиологов, военных и супергероев), мы первым делом…

«спасибо, Гордон» — неожиданно прерывает он мой полный оптимизма монолог.

За что, старина? — удивляюсь я, — это и мое тело, и я позабочусь о том, чтобы оно жило долго и счастливо.

«это была красивая мечта. очень познавательная. спасибо, что разделил ее со мной».

Дайкар, ты о чем?

В его мыслях замешательство. По его мнению я должен бы знать, что происходит, но я хоть убей не понимаю.

«это с тобой в первый раз?» — наконец формулирует свое удивление Дайкар, — «ты в первый раз грезил?»

Что-то такое я слышал об этих протоссовских медитациях…

И тут меня прошибает холодный пот. Боженька, чудо не может быть настолько маленьким. Три дна субъективного времени это… Почти вечность. И на том спасибо.

Как отсюда просыпаются, Дайкар?

Мир начинает меркнуть, затем вспыхивает ослепительным синим светом. Надо мной, придерживая меня за плечи, возвышается Дайкар. Живой.

— Сколько прошло времени? — сквозь шок пробуждения спрашиваю я.
— Секунды две объективного времени, Гордон. Ты отключился сразу после боя.

Меня пробирает дрожь и смех.

— Всегда хотел спросить тебя, Дайкар, — повторяю я.
— Знаю, — серьезно отвечает он, — Да, я участвовал в уничтожении твоей планеты. Я готов принять твой вызов на поединок, и мы даже можем успеть его провести. Для тебя это так важно даже теперь?

Мой смех перерастает в истерику.

Черт возьми, Дайкар, теперь это уже точно не имеет никакого значения.

— Интересно, Дайк, нас будет помнить хоть кто-нибудь? Не воинов, героев этой войны, а нас с тобой? Хоть кому-нибудь понадобятся наши знания, наши мысли, наши мечты, Дайк? Кто-нибудь когда-нибудь скажет «эн таро Дайкар?»
— Это не имеет значения, Гордон.

Я оборачиваюсь к потокам синего сияния и утопаю в них. Хотел бы я знать, скажет ли кто-нибудь когда-нибудь «эн таро Сверхразум»? Или что-то в этом роде. Похоже, секунд через пять Сверхразуму это крайне понадобится. Есть ли на свете хоть одна тварь, которая любит Сверхразум? Для Керриган он — очередное существо, пытавшееся ее использовать, для зергов все равно кому служить — Саре, или Сверхразуму, Мозговые Центры того же мнения. Самое время зверушке паниковать.

Свет становится совсем нестерпимым для взгляда, и я закрываю глаза. В этой ситуации я могу сделать только одно — присоединить всю силу свой пси к этим ярким синим потокам. Рядом со мной то же самое делает Дайкар, впервые в своей жизни становясь на путь тьмы, я ощущаю это последним проблеском своей мысли, а затем синее сияние поглощает нас всех без остатка.