Воссоединение

Его окружала тьма. Струилась рядом, кружила его то ли тело, то ли сознание в бесконечном водовороте. Не было ни боли, ни эмоций — казалось, их впитало это густое ничто, по которому он летел в никуда.

Не было мыслей. Лишь один-единственный факт: он погиб. И он уходит в Пустоту.

Даже если бы он и хотел бы все это остановить, хотел бы вернуться обратно — это было бы невозможно. Дороги Пустоты слишком извилисты, чтобы найти обратный путь. Или хотя бы обернуться назад на уже пройденное.

Сделанного не вернуть. С тропы не сойти. И ему оставалось лишь подчиниться потоку, не дать ему стереть себя с листа истории… истории чего бы то ни было.

Секунда или день, час или год… Бесконечность невозможно заключить во временные рамки, но иногда даже ей приходит конец. Так же, как пришел конец его полету по тропе в никуда, закончившись вполне ощутимым толчком о что-то не слишком твердое…

***

Его разбудил чрезвычайно яркий свет. Совершенно не желая открывать глаза и быть полностью ослепленным, Зератул попытался разведать местность иными способами. Под телом — весьма тяжелым и почти не слушавшимся приказов разума — равно как и под не потерявшими чувствительность пальцами скрипел песок. Мягкий, теплый и не приносящий ни капли дискомфорта. Теплый климат, достаточная влажность… и ни одного живого существа вокруг. Где-то вдали шумел прибой. Море?.. Но разве это возможно? Разве прелат не падал какое-то время назад в Пустоту, не растворялся сознанием в ней?

И полминуты спустя протосс пришел к выводу, что все эти факты необъяснимы, а потому пытаться их осознать еще не пришедшим в себя разумом — гиблое дело. После чего наконец открыл глаза.

Первое отличие сразу же прокричало о себе, стоило зрению сфокусироваться и узреть реальность вокруг. Голубое небо и одна-единственная желтая звезда, освещавшая эту планету — явления настолько редкие, что считались почти невозможными в своей комбинации. Мало того — рядом с берегом густо росли различные деревья и папоротники.

«Почти Айур», — пронеслась мысль у Зератула, но он тут же отогнал ее, стоило раздаться отдаленным голосам. Мгновенно поднявшись — на что тело среагировало немедленным головокружением и небольшим креном влево — прелат тут же начал разведывать эфир.

Но нет — там была абсолютная тишина. А голоса все ближе… ментальные голоса. Это вообще не входило ни в какие рамки понимания темного тамплиера. Тут определенно происходило что-то крайне странное, но что именно — Зератул не понимал.

Теперь голос — уже одинокий — стал близок настолько, что можно было различить слова. И прелат в неверии уставился на фигуру, вышедшую откуда-то из-за раскидистого папоротника. Вышедший же в ответ удивленно осматривал Зератула; и чем дольше длилось это изучение, тем ярче в глазах первого проявлялась скорбь.

— Это… это невозможно, — поднялся в полный рост прелат и сам пересек оставшееся расстояние, разделявшее его от Тассадара. Что побудило его остановиться лишь в шаге от своего ученика — оставалось загадкой. А еще сознание отметило тот факт, что ни на нем самом, ни на его брате по духу совсем не было доспехов. Еще одна загадка этого измерения…

— Если ты здесь, то…

— Я погиб, — невесело усмехнувшись, констатировал факт темный. Бывший вершитель же лишь продолжал стоять столбом, не то в изумлении, не то в недоверии. —  Не знаю, можно ли это назвать славной смертью, но…

Договорить Зератулу не дал крепко обнявший его Тассадар, прижавшийся, казалось, всем телом.

— Я скучал по тебе, — прошептал он, поднимая глаза на прелата. Последний чуть вздохнул и ответил на неожиданную ласку — прижал к себе за талию и положил голову на плечо Тассадара.

— Я тоже.

Повисло молчание. Зератул первым решился нарушить теплую идиллию объятий и чуть отступил: вершитель ничуть не изменился внешне… те же полоски, те же яркие, горевшие сапфировым огнем глаза. То же желание постоянно быть рядом с тем, кого он любил.

И теперь преграда в виде смерти, казалось, навсегда разделившая их четыре года назад, ушла в небытие. А может, и они сами создали свой островок покоя там же…

— Ну и чего ты молчишь? — ехидно спросил Тассадар, уловив потекшие «не туда» мысли прелата.

— Думаю, как бы помягче тебе объяснить твои ошибки в плане воспитания младших — ты вырастил упертого, как стая ломбад, ученика! — напускное раздражение вызвало у вершителя теплый смех — тот самый, звук которого так любил слушать прелат.

— О-о-о, ну это определенно не моя вина. Ведь все последнее время с ним был именно ты… Как однажды сказал друг Рейнор: «яблоко от яблони недалеко падает», — улыбнулся Тассадар, и резко метнулся в сторону. Прелат, несмотря на небольшую заторможенность, среагировал вовремя — и в итоге, оба протосса лежали друг на друге, почти полностью во влажном песке.

— Понятия не имею, что такое «яблоня», но он был прав, — усмехнулся в ответ Зератул, прижимаясь лбом ко лбу вершителя. Так странно… и так радостно вновь ощущать тепло тела того, кого считал мертвым. И пусть он сам отнюдь не был живым… ради этого стоило попасть сюда.

— Я определенно слышал кого-то еще кроме тебя. Тут есть еще протоссы? — поинтересовался прелат у Тассадара, потянувшегося к коротким отросткам темного.

— Какая разница… самое главное — ты рядом, — проговорил светлый,  одной рукой пытаясь нащупать край плаща Зератула, чтобы наконец освободить того от одежды.

— Согласен, — сдался прелат и вцепился в Тассадара так, словно последний мог куда-то исчезнуть…

***

— Нет, ну как же так?! — не унимался Судья, начиная уже третий круг по небольшому балкончику.

— Алдарис, сядь и успокойся. Не стоит принимать это так близко к сердцу, — съехидничала Рашжагал, поудобнее устраиваясь в левитирующем кресле. — Посмотри на это проще: они снова вместе, и теперь тебе не придется выслушивать каждодневное нытье Тассадара о том, какой ты тиран и деспот.

— Ч-чего? Проще?! — явно недопонял сказанного Алдарис и, словно оглушенный, встал на месте. — Но… но они — два протосса мужского пола, между прочим — занимаются… любовью!!!

— Ну и что?

Обессиленный от того, что не мог предложить ни единого дельного аргумента в сторону «против», Судящий скрылся в одной из комнат низенького дома. Рашжагал же тихонько вздохнула с облегчением и вновь обратила взор на хорошо открытый ей берег.

— Эх, молодые… и вот нет, чтобы рассмотреть округу — нужно сразу друг друга завалить!

И лишь телепатемы искреннего счастья были ей ответом.