Ветеран

…Здесь было очень неуютно. Почти невыносимо, но какая-то сила все еще удерживала человека, который, казалось бы, в болезненном спазме согнулся вперед на скамье из волокнистого пластика, упираясь локтями в собственные колени. Цветастая футболка лишь выделяла землистый цвет его лица, которое он опустил к земле, и те непонятные, темно-синие, подобно синякам наплывы на левой руке, чуть выше локтя…

«Все-таки здесь очень неуютно… Как я раньше не заметил?.. Сижу здесь уже битый час и притворяюсь, что устал… Но ведь усталости нет. Ее нет уже как три года… И все это время все притворялись так же. Только их притворство выражается по-другому. Каждый из этих кренделей, которые с деланным видом расхаживают туда-сюда, притворяется, как последний ублюдок. Все делают вид, что чрезвычайно заняты. У всех нет времени. Все напыщенны и уверены, что решают задачи вселенского масштаба. Лжецы. Гребаные лжецы — все ложь… никто на самом деле не решается поднять взгляд, чтобы увидеть то, что сделали когда-то такие же скоты, как и они сами… Даже загнав себя в угол на этой планете, они даже не пытаются осознать свершившийся катаклизм…»

…Пустыня…

Источающая раскаленные потоки, словно гигантская духовка, с вечным жарким маревом, желто-оранжевая поверхность раскинулась до горизонта, подчиняя себе и заставляя надолго приковать к себе взгляд. Ослепительная вспышка в пронзительно синем небе, сияющая прямо над головой, давила сверху, подобно неощутимому прессу, стараясь придавить, не дать поднять взгляд вверх. Находясь здесь, можно было лишь ощущать эту ядовитую, бесшумную и неумолимую ярость солнца и раскаленных им песков. Кроме них снаружи уже ничего не оставалось, и теперь они мстили — мстили за все те злодеяния, когда-либо совершенные человеком. Бесчисленные варварские войны и техногенные катастрофы… Пришло время расплаты, и там, между сияющим солнцем и пустыней, между бесконечной синевой и бесконечной желтизной с опаленными оранжевыми пятнами, этом ярком и красочном аду жизнь была уже невозможна. Она угасла уже как полвека назад, и тем, кто был виновным во всех этих злоключениях, тем, кого было большинство, несмотря на все усилия самой природы уничтожить своих детей-предателей, незримо восставших уже тысячи лет против своей матери, теперь было нечего делать в этом пекле, которое они сами породили. Люди поняли, что им больше нечего делать на Земле — но они пришли к этому выводу вовсе не потому, что им стало стыдно и больно за сотворенное зло к своей родине. Теперь людей было так много, что большей их части пришлось покинуть оскверненную планету, чтобы отправиться к далеким звездам, которые теперь видны по ночам теперь во всей своей красоте и неподражаемости. Некоторые миры уже сейчас постигла та же участь, которая постигла Землю, и сколько еще планет обратиться в безжизненные пустоши — кто знает?..

Но на Земле все еще оставалась жизнь. Несколько огромных мегаполисов, разбросанных по всей поверхности Земли, все еще хранили в себе замкнутые и отрешенные мирки былой жизни, такой, какой она была двести лет назад…

…Жизнь снаружи угасла для того, чтобы уже никогда не возродиться. Но внутри, под гигантским защитным куполом она текла своим чередом, как многие сотни лет назад. Огромная защитная полусфера накрыла собой большую площадь в несколько десятков километров, чтобы внутри выросли тысячи высотных домов. Купол открывался лишь изредка, почти никогда; только лишь для того, чтобы впустить грузовой или пассажирский гравилет. Те, кто жил здесь, старались как можно реже обращать свои взоры в ту сторону, где купол соприкасался со стальным слоистым защитным ободом. Люди старались не смотреть на свое деяние, которое раскинулось на тысячи километров вокруг, бесконечным и тягучим маревом, в тоже самое время, это деяние изо всех сил, в бесшумном, отчаянном и яростном крике билось о наружное покрытие купола, стремясь обратить на себя внимание своих создателей…

Клод сидел на скамье, спиной к границе купола, задумчиво созерцая горлышко серебристой бутылки пива. Почему он впервые подумал о том, что твориться снаружи?..

Он выпрямился, облокачиваясь спиной в приятно податливую и уютную поверхность скамьи. Окинув взглядом окрестности, Клод приметил двоих человек в черных комбинезонах рабочей группы космопорта, о чем-то оживленно спорящих у самой кромки целого леса небоскребов, уходящих ввысь, по другую сторону этого искусственного леса, нешироким кольцом, опоясывающим мегаполис у самой черты соприкосновения с куполом. Навстречу им, с противоположной стороны шла группа молодых людей. Очевидно, такие же гуляки, как и Клод… Пустынная дорога для мини-гравилетов, идущая как раз перед несколькими скамейками, поставленных полукругом, спинками к куполу. Еще один долговязый тип в светло-синем костюме, медленно прогуливающегося в метрах тридцати от Клода, заложившего руки за спину и смотрящего куда-то вверх. Клод проследил за взглядом незнакомца — далеко впереди, за верхушками невысоких крон деревьев, можно было видеть нагромождение высотных зданий, тянущихся к обратной стороне защитного купола, где повсюду мелькали десятки крохотных черных точек — гравилеты, порхающие от одной верхушки здания к другой.

Снова согнувшись и опустив голову, Клод вернулся к прежним мыслям, пытаясь отогнать дрему. Здесь определенно было неуютно. Впрочем, как и везде. Клод хорошо помнил слова врача насчет того, что посттравматический синдром может преследовать человека достаточно долго. Месяцы, а может и годы. Страшно подумать — прожить лет десять так, как прожил Клод последние три года… Тогда он не предал этим словам большего значения. Говоря по правде, он пропустил их мимо ушей. Лишь теперь все ясно. Эти три года, прожитых в ночных кошмарах и воспоминаниях, с причудливыми видениями, мания преследования, постоянное, никогда не спадающее напряжение, мешающее заснуть вместе с каким-то детским ужасом в ожидании очередного кошмара, давили с огромной силой. Подумать только — прожить так долго под таким грузом воспоминаний и унаследованных изменений, где-то глубоко внутри… Ведь десять лет — это же очень много. Целая эпоха в жизни человека… Нет, десять лет он не выдержит… Скоро он снова увидит врача, и стоит спросить, нет ли какого-нибудь способа избавиться от воспоминаний. Терпеть подобное было уже невозможно.

Особенно было мучительно то, что Клод знал, что ему приснится или покажется. Кошмары почти никогда не повторялись, что не делало их менее страшными, и в нем всегда присутствовала черная скользкая тварь, размером метра в четыре, с длинным сегменчатым хвостом и сияющими раскосыми глазами…

Впрочем, почему это он сразу решил, что его мучения продляться так долго? Ведь Клод просто взял первое круглое число… Может, скоро все кончиться? Не сразу конечно, но обязательно закончатся. Придется лишь набраться терпения… запасы которого уже на нуле. Кто мог предположить, что несколько лет службы причинят столько боли?.. Ведь он прошел самое пекло. Был в настоящем аду. Многие его друзья превратились в мертвые куски плоти. Но сам Клод все это время оставался цел. Для чего? Чтобы прожить еще несколько лет в нечеловеческом восприятии мира. Впрочем, воспоминания и кошмары — это ерунда по сравнению с участью бывшего пехотинца, вышедшего в отставку. Клод раньше слыхал и такие рассказы, но теперь знал не понаслышке, какова подобная участь.

Врач много говорил о чудовищных последствиях боевых стимуляторов. Практически очищенный наркотик. Рука Клода до сих пор носит страшные синие подтеки — следы инъекций. Что ж, стимулятор спасал его тело от гибели, возвращая и увеличивая силу, и спасал разум от сумасшествия войны. Но теперь расплата была невыносима. Похоже, он подписал контракт с дьяволом — несколько лет жизни при войне, когда все товарищи зачастую гибли или оставались калеками, в обмен на подобные мучения. Иногда Клод даже терялся, задавая себе вопрос — что лучше, смерть, или подобная участь?..

Нужно было что-то делать, иначе он попросту свихнется. Потому что примерно с месяц назад начались вещи, понимать значение которых Клод наотрез отказывался. Он запретил себе даже думать об этом…

Несколько недель назад, входя в темный зал своего жилища, но тщетно пытался нашарить включатель на стене, справа от двери. Почему-то сенсор оказался смещенным едва ли не на десять сантиметров в сторону. Подобное повторилось еще несколько раз. Клод успокоился, решив, что это временное нарушение восприятия пространства, и скоро все пройдет. Тревожить врача по такому поводу он не стал.

Потом видения начали ужесточать свой характер. Клод не как не мог взять в толк, почему его вещи меняли свое местоположения, хотя в свою комнату мог войти только он сам. Вещи были небольшие, но ведь их не сквозняком же по комнате носило… Иногда он пытался вспомнить, что, возможно, он сам оставлял их так, как видел сейчас, а позже попросту забывал, как он это сделал… Что ж, несколько раз Клод смог почти убедить себя, что так оно и было.

Но две недели назад произошло нечто страшное. Брат Клода и он сам ремонтировали мини-гравилет, чтобы на выходных помотаться по нижним секциям мегаполиса, специально отведенных для этого. Клод отправился в мастерскую на другой стороне жилой зоны Клода, чтобы принести кое-какие запчасти. Мастерская была очень большой… наверное, в ней могли разместятся дюжина тех хвостатых тварей с горящими глазами… впрочем, это не важно. Клод уже собирался вернуться, как вдруг неожиданно погас свет. В кромешной тьме, Клоду было непонятно, сколько времени он уже блуждает от стены к стене, натыкаясь на различные вещи, и было почти не определить, где был выход. Спустя некоторое время его охватил панический ужас; вначале маленький, подобный вертлявому, мелкому бесенку, который рос с каждой секундой, с каждым мгновением, проведенным в полной темноте и тишине. Он понял, что кроме него здесь есть что-то еще. Клод уже почти верил, что в этом черном и почти осязаемом месиве к нему что-то подкрадывается. Было непонятно, что это, и где оно, и что самое страшное — когда оно набросится, разворачивая длинный сегменчатый хвост, полыхая во тьме своими кроваво-красными, раскосыми глазами…

Хорошо, что он был не один — брат открыл ему дверь. Судя по тревожным расспросам и взгляду, Клод мог лишь догадываться, какое выражение у него на лице после подобного…

Клод догадался, что происходит. Позже врач говорил и о подобных последствиях. Выражался он длинными и непонятными медицинскими терминами, которые только раздражали. Говоря простым языком, тараканы лезли из головы в реальную жизнь. Судя по тому тону, с которым врач объяснял ему это, Клод понял, что ничего страшного нет. Это было не сумасшествие, успокоил себя Клод, просто цветные глюки… которые могут в конечном итоге привести и к сумасшествию. Однако врач казался не таким дружелюбным и спокойным, каким Клод его помнил… Он уже как-то странно глядел на Клода…

Клод вздрогнул, и помотал головой, прогоняя сон. Перед глазами плыло прозрачное белое море, успокаивающе шумящее в ушах. Немного болела голова после двух бессонных ночей…

Клод поморщился, пытаясь вспомнить, когда в последний раз он был дома… Точно, две ночи назад. Все это время он старался забыться при помощи алкоголя. Иногда получалось…

Допив пиво, он поставил серебристую бутылку на покрытие между собственных ботинок. После Клод туманным взглядом окинул купол над головой. Купол снимал часть того излучения, нещадно палившего с небес, которое уже не держало смертоносные потоки ультрафиолета. Должно быть, снаружи солнце не просто светит — оно ослепляет, по-настоящему лишая зрения. Впрочем, даже и через купол смотреть на него было больно глазам. К тому же голова начала кружиться голова, и Клод поспешно опустил голову на руки, упирающиеся локтями в колени. В это же время свет сверху стал терять свою силу; Клод мельком успел увидеть наползающую на солнце тучу. Он закрыл глаза.

О чем же он думал?.. А, ну да, врач. Взгляд его показался странным. Клод прочитал в нем приговор себе самому; он понимал. Что долго подобная жизнь, с постоянными видениями и кошмарами рано или поздно приведет его к совершенно иному восприятию. Он потеряет внимание к этим метаморфозам собственного подсознания, полностью затворившись в себе. Сумасшествие… Клоду было непонятно, как отличить свое выздоровление с этой новой черной жизнью. И это, пожалуй, было самое страшное. Но было лишь ясно, что до безумия остается совсем немного — несколько шагов. Сколько точно — неизвестно, и рухнуть в черную пропасть, лишенную всего того, что Клод может видеть и ощущать в данный момент, можно было в любое мгновение.

После этого все было тихо, и жизнь шла своим чередом. Но два дня назад случилось нечто пострашнее, чем изменившее свое положение выключатель и даже тот случай в темной мастерской. Предметы снова поменяли свое место, причем теперь это были не вещи Клода, а нечто побольше.

Под вечер Клод пришел с прогулки домой. Он был в хорошем расположении духа, и готовился взять ключи от мини-гравилета, лежащие на столике в гостиной, и немного покататься по вечернему городу. Но когда он вошел в гостиную, Клод обомлел. То, что он увидел, смахивало на сюрреалистическую картину. Покрытие стен изменяло свои цвета, диван, стоящий у стены, теперь почем-то поменялся своим местом с тем самым столиком, на которым лежали ключи. Но почему-то Клод испугался только лишь при виде широкой лестницы, которая должна была вести на верхний этаж, где была его комната. Сама лестница была с противоположной стороны, а не там, где она была раньше, и, поднимаясь на три ступени, она исчезала в стене.

После этого, никому ничего не сказав, Клод ушел из дома. Он бродил по яркому и живому мегаполису, не затихающему даже по ночам, и он не спал уже сутки, и подозревал, что подобное лишь усугубит его положение. Похоже, предел был уже на подходе…

Солнце почти угасло, скрывшись за огромной и темной тучей. Стало мрачновато, и мегаполис под куполом так же погрузился в мягкий, но тревожный сумрак… Этого Клод уже не видел, закрыв глаза, но он, сквозь шум в голове, слышал чьи-то отдаленные голоса и непонятные, но знакомые звуки… С каждым разом голоса становились громче — кто-то приближался.

— Давай живей, не отставать…
— Командир, где наши?
— Восточная часть.
— Первое отделение! За мной!..

Звуки и голоса становились все ближе и ближе, но вместе с этим звуки становились все глуше, невнятней, превращаясь в бессмысленный шум. Клод не шевелился…

— Живей, живей… Через двадцать минут ядерный удар.
— Да, я слышал, что-то новое… «Факел-120». Надеюсь, они не будут стрелять, пока мы здесь…
— Быстрей, сержант. Будем зря разговаривать, и этот факел вспыхнет у нас в заднице…

.. — Есть закурить?

… — Какого хрена они там вытворяют?.. Было же приказано стоять на месте…

Теперь Клод явственно слышал выстрелы. Беспорядочная, раскатистая пальба гремела отовсюду, хотя, если прислушаться, то можно было уловить, что на самом деле общая линия огня шла в том месте, где был Клод — основная масса выстрелов гремела справа и слева, сливаясь в общую, неприемлемую для уха какофонию…

— Эй, братишка…

Клод понял, что это адресовано ему. Он опустил руки и поднял голову.

Напротив него, на деревянном настиле, таком же, что шел вдоль глубокой траншеи, сидел человек. Его фигура терялась во мраке ночи, и сейчас его плечевой и нагрудные фонари был выключены. В открытом лицевом проеме боевого скафандра, красочно расписанного спреем, было видно синюшное задумчивое лицо. Он с легкой улыбкой смотрел на Клода, и когда тот взглянул на него, повторил свой вопрос:
— Закурить есть?

Клод взял пачку, лежащую на настиле, на котором он сидел, и протянул ее солдату. Наклонившись вперед, протягивая пачку распечатанной частью к вояке, Клод невольно опустил глаза на его ноги. Точнее, туда, где они должны были быть — на самом деле солдат не сидел, а был прислонен спиной к настилу, который под этим чудовищным обрубком потемнел от свернувшейся крови…

Мелькнувший справа луч света, совсем рядом, привлек внимание Клода. Он взглянул туда, и увидел сидящего рядом еще одного солдата; этот выглядел не лучше. Второй солдат сидел смирно, и та часть лица, которая была обращена к Клоду, являла собой страшную рану. Щека солдата перестала существовать от скулы до самого подбородка; в черной, спекшейся ране в сумраке ночи были видны сомкнутые зубы. Он тут же повернулся к Клоду всем лицом, и Клод увидел, что правой части черепа у солдата попросту нет.

— И мне одну, можно? — он извиняющее улыбнулся синими губами правой стороны лица, так как с левой части их не было… Клод протянул пачку и ему.

Бой был в разгаре. Клоду было все равно; мертвецы мирно дымили сигаретами, и голос командира, который он только что слышал, сейчас не доносился… Клод проверил, рядом ли его винтовка, и снова сгорбился, закрыв глаза. Мыслей не было, и дрема вновь охватывала его…

— …Вы откуда?
— Шестой взвод, второе отделение.

Клод открыл глаза и выпрямился. Рядом с ними в траншее стоял кто-то еще. Голос был знакомый — Клод узнал его, это тот самый «командир», разговор которого с сержантом он слышал совсем недавно.

— Нам нужно продержаться, — проорал стоящий перед ними солдат, так как пальба незаметно для Клода увеличила свой темп, и теперь все сливалось в отвратительную канонаду и треск.
— Эти ублюдки лезут с равнины, как тараканы… Похоже, мы не успеем отойти до ядерного удара… Ракета уже в пути, но мы должны удержать позиции! Ты! — офицер ткнул винтовкой в сторону Клода, — как твое имя, солдат?

Клод подхватил винтовку и вскочил, как ужаленный. Теперь в нем проснулся инстинкт вымуштрованного вояки.

— Клод Ван Фаен, четвертый взвод, первое отделение! — пролаял Клод, включая спаренный нагрудный фонарь. Неяркий свет выхватил из сумрака траншеи фигуру в сером и неброском скафандре, сжимающую штурмовую винтовку. Из открытого лицевого проема на Клода смотрел уже пожилой вояка. На первый взгляд он был невредим, но слева, на груди, там, где у офицера был знак его звания, скафандр был проломлен внутрь. Приглядевшись, Клод понял, что на лице офицера не обычные черные запекшиеся пятна.
— Будешь держать правый фланг, рядовой. Как увидишь в небе вспышку — падай вниз, не то поджаришься.
— Командир, как у нас дела? — спросил мертвец, который сидел справа от Клода. Мельком взглянув на него, Клод приметил, что у него отсутствует правая рука.
— Полное дерьмо солдат. Кажется, нам хана. И на этот раз по-настоящему. Сейчас нам нужно удержать тварей на расстоянии. Переживем ядерный удар — тогда мы их прищучим, — офицер оскалился, показывая беззубый кровавый рот, — ну давай, держи позицию, — сказал он Клоду.
— Есть сэр!

Клод побежал по траншее, к близкой бойнице, где траншея была не так высока, и можно было стрелять, не высовываясь из укрытия.

Голоса позади утихли — теперь кругом сверкали вспышки выстрелов. Клод осмотрелся — куда же все бьют? Темнота охватывала все впереди, непроницаемой стеной, и все терялось в ней на расстоянии в несколько метров.

Впрочем, нет. Клод увидел.

Справа, параллельно траншее, двигалось нечто. Были видны лишь глаза — два раскосых глаза неотрывно смотрели прямо перед собой. Ярость проснулась мгновенно.

— Щас я тебя уйму ублюдок!

Тьма расцвела ярко-белым цветком, прямо перед глазами. Грохот выстрелов закладывал уши, и Клод почти ослеп, но он не отпускал курок, наверное, секунд десять. Когда он опустил оружие, он долго не мог понять, убил ли он тварь — перед глазами плыли яркие круги.

Через несколько секунд он понял, что стрельба была впустую — тварь была жива. Создание продолжало свой бег параллельно траншеи, не приближаясь к ней ближе, чем на пять метров, но и не удаляясь. Клод оцепенел — как так можно было окосеть, чтобы не попасть в паскуду с расстояния в максимум пятнадцать метров?..

Клод снова вскинул оружие. Теперь он прекратил стрелять лишь потому, что магазин был пуст, и казенник попискивал зуммером, требуя новый магазин. Магазина у Клода не было, а тварь была жива.

Существо было совсем близко. Оно вело себя как-то странно. Не обращая внимания на Клода, нечто не спеша, словно бы издеваясь, все так же бежало мимо траншеи, словно бы заинтересованное, где у нее конец. Тварь даже не смотрела в сторону Клода — и это просто взбесило его.

— Мне не нужна пушка, чтобы прикончить тебя!..

Клод вцепился толстыми пальцами скафандра в землю перед собой. Упираясь ногами в стенку бойницы, он с большим трудом смог выбраться на поверхность. Он тяжело поднялся — создание почти достигло его позиции, и продолжало приближаться, глядя вперед.

— …Я придушу тебя голыми руками!..

Клод бросился наперерез существу.

Когда он был совсем рядом с чудовищем, он понял, что ошибся. Здесь было что-то не так с самого начала, но было уже поздно. Создание слегка замедлило свой бег, словно бы почуяв ярость человека, но Клод знал, что теперь он не будет цепенеть от ужаса. Создание рядом — и кто-то из них сейчас умрет.

Со свирепым рычанием Клод бросился на тварь, и тут же она нанесла удар.

Звучного удара о броню скафандра не было, удар как раз оказался мягким и глухим. Брони вообще не было — казалось, будто в броню была закована тварь, а не Клод.

Он отлетел назад, больно ударившись спиной и затылком о твердую ровную поверхность, и сквозь полыхающий пожар боли, сквозь сомкнутые веки, он увидел, как в черноте неба ярко вспыхнул ослепительно белый шар…

— Нет!

Ядерный удар, мелькнуло в голове, где все сжималось и скручивалось в безобразные, исковерканные обломки мыслей и воображения. Ракета прибыла, и спасения теперь не было…

…К месту происшествия спешили те, кто были его свидетелем.

Человек в синем деловом костюме, прогуливающийся по местности, приближался быстрыми шагами. Он видел все, что произошло; человек, сидящий на скамейке, согнулся чуть ли не вдвое, очевидно, уснув. Было удивительно. Как он не сверзится со скамьи в таком положении… Потом он что-то вскрикнул, как-то странно вскочил, и зигзагами, побежал вперед, словно бы слепой. На дороге как раз не вовремя появился молодой человек на мини-гравилете; человек в синем костюме был лишь не уверен, что тип в цветастой футболке стал жертвой неумехи за рулем маленького, но достаточно тяжелого модуля. Скорее наоборот — водитель пытался затормозить, а потом, видя, что чудак летит прямо на него, прибавил скорости, решив, что сможет ускользнуть. Человек в синем костюме был уверен на сто процентов, что тип в цветастой футболке сам бежал на мини-гравилет…

Вокруг того места, куда упал сбитый модулем человек, собрались несколько свидетелей — все те, кто были здесь в столь ранний час.

— Медицинский модуль уже в пути, — сказал один из рабочих в черном комбинезоне, который вызвал медиков при помощи многофункционального браслета-коммуникатора.
— Мне показалось, что он набросился на тебя. Выглядело так, будто он хотел остановить тебя, — говорил второй рабочий с символикой космопорта на рукаве водителю мини-гравилета. Модуль сейчас занесло, и он стоял на опорах на дороге. Мальчишка, который управлял им, не слушал рабочего. Он, как заведенный, испуганно бормотал одно и то же:
— Я не виноват. Я не виноват. Черт побери, он сам полез на меня… Я не виноват…

Человек в светло-синем костюме взглянул на лежащего на дороге человека в цветастой футболке. Он еще был жив, но его глаза были закрыты, и под его головой медленно росла черная лужа. Человек что-то бормотал, вздрагивая всем телом…

Человек в синем костюме взглянул на солнце за куполом. Он вспомнил еще одну деталь: едва он услышал мерзкий звук столкновения человека с движущимся модулем, почти сразу же солнце выглянуло из-за огромной тучи, за которую уползло минут пятнадцать назад…

Он снова склонился над лежащим на дороге человеком. Теперь человек в костюме увидел, что из под закрытых век лежащего текут слезы. Понять то, что он бормотал в забытьи, было невозможно, это были не слова, а всего лишь части слов…

— Довольно таки странные следы, — человек в костюме указал на темные, синюшные подтеки на левой руке пострадавшего, — мне кажется, что он употреблял наркотики…

Солнце, по-прежнему ярко сияющее за куполом большим раскаленным белым шаром, безразлично смотрело вниз.