Эн Таро Овермайнд

Сгустившаяся тьма нервно вздрагивает в душном чреве терранской постройки.

Я жду…

Я умею ждать, но мне кажется, за последние пару тысяч лет я начинаю терять терпение. Ведь я как никогда близок к своей цели…

Возможно, сегодня мне удастся шагнуть на эту ступень…

— Я — зерг! — говорит бывший человек, разрывая остатки кокона, в котором свершалось его перерождение. — Я — зерг!

Я пытливо гляжу в его затуманенный взор, пытаясь воззвать к нему словами, которые так долго обдумывал, так долго готовил — для того, кто станет первым.

Для того, кто будет достоин войти в истинное совершенство, которое только Рой способен дать…

«Сын мой, я возлюбил тебя…»

Но он не слышит.

Я уже знаю ответ — в пустой черноте на дне его глаз.

Пусто…

Его разум исчез, растворился навсегда, так же, как сотни, тысячи разумов его собратьев, существ слишком несовершенных, слабых и недостойных. Так же, как жалкие искры разума животных таяли в сиянии общего разума Роя; навсегда исчезали во мне, когда я впитывал их жизни и их гены…

Но я верил, что с людьми рано или поздно произойдет иначе, что я достигну наконец того, к чему стремлюсь: сообщества совершенных душ…

Я смотрю глазами своих покорных слуг в глаза очередной своей неудачи, жалкого, убогого создания.

Смерть за Рой будет ему наградой…

Пустота. Ни малейшего осколка разума; мне снова досталась мертвая душа, когда я искал живую.

— За Рой, — говорит он, глупо улыбаясь; он счастлив, ведь даже ничтожный зерглинг — счастлив, потому что я к ним милосерден.

Но я ищу большего. Миллионы лет я ищу большего, и моя мечта ведет меня.

Моя цель…

Мое создание, еще одна неудача, еще одна жестокая насмешка судьбы, всматривается в жесткую темень мертвого командного центра, полуморгая глазами.

— За Рой, — отвечают мои слуги, бывшие когда-то животными; даже будучи вобранными в Рой, только это они научились говорить. У них никогда не было разума — и я стал их разумом, а их голоса — только эхо моей мысли.
— За Рой! Умру за Рой! — повторяет бывший человек; еще минута, и я отвожу свой взгляд от него — и не испытываю ни разочарования, ни сожаления. Я буду продолжать свой поиск, свои эксперименты…
— Иди и умри, — повелеваю я.

Он уходит и умирает; кровавые клочья его тела разлетаются в сторону, когда он взрывает бункер вместе с находившимися в нем солдатами…

На планете продолжается бой; пройдет несколько часов, прежде чем корабли перворожденных братьев моих выйдут на орбиту этого мира в своем всесокрушающем величии и отберут у меня ничтожное из моих завоеваний.

Я продолжаю свой поиск.

Кто-нибудь из тех, кого называют людьми, должен оказаться достойным меня и того совершенства, которое я могу ему дать…

***

Я вспоминаю свою юность. Ксел-Нага, создатели, смотрят на меня благосклонно с небес; я подобен богу, я играю с планетой, доставшейся мне. Я совсем еще юн и счастлив… посмотрите, отцы мои, какие цветы я создал для вас. Посмотрите, как совершенны создаваемые мной жизнеформы; посмотрите, я быстро учусь… довольны ли вы мною?

Я меняю гены живых существо этого мира, даря каждому кусочек меня; мы становимся единым целым, и это хорошо, и это правильно, но…

Почему мне так одиноко?

***

Предатель Зератул уничтожил один из моих мозговых центров, и погрузил меня во мрак; но теперь я восстал из небытия, зная о своей цели необычайно четко и ясно. Именно туда я должен прийти. Именно там — конечная цель моего пути и первая ступень непостижимого величия, которого мы достигнем, соединившись с перворожденными братьями, отвергнутыми детьми Ксел-Нага.

— Не уходи, — говорит она.

Она сидит около меня в этот последний час, и линг трется головой о ее босые ноги; она треплет его за ухом и тихо улыбается мне.

Я дал ей все. Я искал ее по всей Вселенной; я вобрал в себя миллионы разумов-пустышек, миллионы мертвых душ достались мне, и я растворил их все, все без остатка, прежде чем я нашел Керриган.

Она приняла меня, как своего отца, и я зову ее дочерью и королевой; она — лучшее мое создание, лучшее, чего я достиг…

Она — живая душа.

И когда-нибудь весь Рой будет сообществом живых душ. Достойных совершенства, к которому я приведу нас всех…

Но Керриган была и останется первой.

Достойнейшей из достойных.

— Я должен идти, — говорю я, когда над пепельным Чаром открывает свой лиловый зев портал, ведущий к другому краю нашего мира.
— Не покидай меня, отец, — она смотрит на меня грустно и преданно, так, как может смотреть человек. Лучшее, что было в людях, она смогла принести Рою…

Она любит меня целиком и искренне; ей одной я поведал все тайны, которые знал, которые вырвал у поверженных мною Ксел-Нага и которых сам достиг.

Но мое предназначение в этот час выше ее любви, и она прекрасно это понимает; ведь мы с нею — одно.

— Прощай, — говорю ей я. Почему я говорю ей так? Слово «прощай» — что-то льдистое и чужое; мы все, слитые воедино в Рое, не можем говорить «прощай»… ведь мы вместе-всегда.

А она повторяет: «прощай», перед тем, как мы уйдем на Айюр.

***

Я все равно испытываю трепет перед планетой, которую Ксел-Нага первую озарили своим благословением.

Я вырастил для них на Зерусе прекраснейшие цветы, но они не захотели даже марать ног своих о поверхность моего родного мира.

Словно они не считали меня достаточно совершенным, достойным общения с ними…

За это я убил их.

Здесь же они пребывали во плоти, здесь жили в счастье и гармонии с перворожденными детьми своими; их покинули и предали, когда пришел день.

«Я отомстил за вас, братья, когда уничтожил Ксел-Нага. Теперь я пришел к вам…»

Братья мои…

Они творят свое совершенство из пси-энергии и кристаллов, я же — из живой плоти; они холодны как лед — я пылаю как пламя; огненное тепло Чара — во мне, оно превращается в тепло любви Роя.

Вместе мы дополним друг друга до истинного совершенства.

Я приму все разумы в свою любовь, навсегда; они — настоящие души, они — братья мои по крови, они поймут.

Создатели покинули их; я никогда не покину.

Ксел-Нага предали их; я никогда не предам.

Мы будем одно.

Вы все время повторяете «Мы — одно»; скажите же это вместе со мною!

И мы будем воистину едины…

Одно сердце. Один разум. Одна любовь — на всех…

Я знаю, что это совершится на Айюре; возможно, это место было избрано нашими предателями-родителями для того, чтобы свершилось великое воссоединение…

Они начали здесь творение совершенной расы…

И я прихожу — закончить.

Ксел-Нага были Альфой; я стану Омегой.

Всего лишь шаг отделяет нас от вожделенной цели.

***

Белая пирамида храма Ксел-Нага, окруженного садами, вонзается в небо Айюра, как насмешка. Обманчивый дар.

«Вы предатели, Ксел-Нага, но я никогда не предам.»

Ибо я верен до конца своему пути, и все, кто пойдет со мной, кто будет мною, тоже будут ему верны…

Не так ли, моя королева, моя дочь, Керриган. Скажи мне, что я прав. Скажи мне, что я не могу ошибаться…?

Она ступает босиком по огненной земле Чара и думает о том, что он, наш сумрачный мир, похож на ад из земных легенд, которыми ее пугали с детства…

Но я превратил этот ад для нее в рай. Там она изведала новую жизнь, там ступила в уготованную для нее славу…

— Каков он, этот Айюр, — спрашивает она. — Стоит ли он, чтобы за него страдать?
— Я видел миллионы миров и не нахожу в нем ничего особенного, — честно отвечаю я. — Но мы явим здесь свое величие… Рой сделает его истинно совершенным.

***

Протоссы сражаются яростно, безрассудно; но мне они не смогут противостоять.

Даже те, кого они называют судьями, те, кто отчасти похож на моих серебрейтов в управлении их расой, сражаются на баррикадах вместе с воинами и рабочими.

Я признаю их доблесть.

Все они — одно…

Но я и они — разделены; и я знаю, как это исправить…

***

Она встречает меня внутри пирамиды, белой как снег. Мои непобедимые легионы только что выбили последних протоссов оттуда; белые плиты храмового дворика густо орошены кровью — синие и алые потоки сливаются вместе так, как слиться должны и мы.

И это правильно…

Да будет так.

Она встречает меня в святая святых храма, когда я в лице нескольких из доблестных воинов Роя вхожу туда — и сияет в недоступном оранжевом огне — змея, окруженная солнцем…

— Я думал, вы мертвы. Все до одного, — говорю я.
— Ты ошибался.

Существо чужое и беспредельно совершенное; его совершенство обжигает меня огнем, слепит сильнее миллионов звезд, виденных мною.

— Я вас уничтожил, — повторяю я. — Ты — последний из Ксел-Нага? Тогда я и тебя уничтожу…
— Мы существуем на другом уровне реальности, — свысока поясняет он. — В другом измерении, если хочешь знать. Мы отчасти соприкасаем измерения на время, чтобы являться во плоти, но уже много миллионов лет это не нужно.
— Это ложь!
— Эволюция изменила твой разум, но ты всего лишь наше создание, продукт нашего эксперимента. Поэтому какие-то из моих ответов ты поймешь, некоторые же останутся для тебя навсегда непонятны, — холодно отвечает он.

Я молчу, не желая задавать ему вопросов; я все их уже задал тогда, когда Рой уничтожил корабли Ксел-Нага над планетой Зерус…

— Существование разных рас — аномалия, — говорит солнечная змея. — Они должны были уравновешивать друг друга в этой вселенной, потому что иначе достигнутый нами баланс был слишком нестабилен. Но теперь у нас есть идеальное уравнение. Вторая версия… которая будет реализована на другой экспериментальной площадке. В другом измерении. В другом мире. Вы будете не нужны… ни вы, ни протоссы, ни люди…
— Вы уничтожите нас?
— Нет… мы просто уйдем, оставив вас, освободим от своего присутствия, как вы всегда желали; предоставим вас самим себе, а вы будете вольны уничтожать друг друга столько, сколько захотите.
— Вы всегда умеете только уходить! — восклицаю я, но Ксел-Нага словно не желает слушать.
— Ваша вселенная будет медленно угасать; утешь себя там, что ее агония продлится еще долго…
— Я не верю…
— Отрицание — самая естественная реакция для тех, кто не постиг истинного совершенства…
— Я совершенен! Я убил вас, я вобрал вас в себя! Я уничтожил вас всех, я получил вашу силу, ваши знания…
— Только телесные оболочки. Только их. Осколки мыслей. Жалкие тени, проекции знаний, существовавшие в вашем измерении, чтобы мы могли временно общаться с теми, кого сотворили…
— Обман… опять обман!

«Мы все обмануты. Но я довершу начатое… поиск совершенства… единение всего-во-мне… это мой выбор…»

— Это никогда не было твоим выбором. Вы не способны выбирать, не обладая в полной мере свободной волей, присущей только нам. Ты был запрограммирован…
— А люди?
— Люди — аномалия, которую мы не принимаем во внимание. Ошибка в уравнениях, которой мы можем пренебречь…
— Они не запрограммированы вами?
— Они слабы и жалки, подобны животным, в плену у собственных страстей и несовершенств. Нас забавляли твои эксперименты с ними…
— Поиски живой души?
— Еще один уровень иллюзий, которыми ты пленил сам себя…
— А Керриган? Моя-Керриган?
— Она действительно существует… этот твой эксперимент, возможно, был самым удачным. Ты был настойчив. Ты дошел до Айюра через всю Галактику. Это похвально.

Он посылает мысль — и передо мной открывается манящее белое сияние портала.

— Хочешь — уйди со мною. В другие миры. Миры, которые мы продолжаем творить, созидая истинное совершенство. Там мы продолжим учить тебя и отвечать на твои вопросы… как миллионы лет назад.

Он молчит, выжидая, что я решу.

— Хочешь — останься здесь… в этой вселенной, которая скоро будет разрушена.
— А если я уйду с тобой?
— Она будет разрушена все равно. Но, уйдя со мной, ты, все твои мысли, все твои знания, все твои стремления будут жить. В новых мирах…

Я оглядываюсь на путь, который я проложил в Галактике. Я вижу, как города людей пылают; я вижу, как протоссы, люди и зерги убивают друг друга в священном безумии, которое я начал, и на миг я сомневаюсь…

— Уйдем со мной, — повторяет Ксел-Нага. — Ты достоин…
— Почему я здесь?
— Чтобы все закончить. Самый совершенный в этом мире доходит до этого места…
— Перворожденные тоже приходили? — я ощущаю саднящую ревность. — Раньше меня?
— Да, приходили. Я предлагал Тассадару то же самое, что предлагал тебе; я не скрыл правду о Вселенной, но он сказал, что восторжествует кхала, ди-ул и прочие смешные слова и игрушки, которыми тешит себя их разум, застрявший в тупике, вместо того чтоб шагнуть на новую ступень эволюции… Возможно, ты сможешь шагнуть.

Я внимаю — как внимал учителям в старые времена.

Мне миллионы лет — и в то же время я так юн: словно так и остался первым проблеском мысли, озарившим мертвую материю, когда лученосная энергия Ксел-Нага сотворила меня…

Они создали меня подобным себе, озарили меня совершенством и любовью — и я хотел быть как они.

И как они, я хотел создавать совершенных существ, чтобы жить с ними в любви и согласии…

Керриган…

Я — творение, превзошедшее творцов; в этом я не сомневаюсь ни на секунду, даже если все Ксел-Нага на свете скажут мне, что я ошибаюсь. Ибо я знаю.

Значит ли это, что и она превзойдет меня?

— Выбирай… — говорит змея, сияющая в оранжевом солнце, свившаяся вокруг него клубком. — Устремись мыслью в портал, или…

Я отказываюсь. Я думаю только о ней, моей дочери, моей королеве, которая ждет меня на Чаре, ждет самой блистательной победы Роя за все миллионы лет его существования.

Ждет и верит…

— Хочешь я что-нибудь подарю тебе на прощанье? Если уж ты не хочешь уходить со мной… Ведь в каком-то смысле ты — наше дитя, — говорит Ксел-Нага; я чувствую, что он все же разочарован.
— Пусть она превзойдет меня, как я превзошел вас!
— Хорошо… — соглашается он.

Змея словно подмигивает мне в трепещущем пламени оранжевого солнца.

— Это свершится… когда она станет свободна.
— Она и сейчас свободна!..
— Ты сам знаешь, что нет…

Но я не знаю, и тогда он смеется — совершенной-змеиной улыбкой.

В этот миг я ненавижу его.

Я отдаю приказ легионам зергов, подвластных мне, чтобы они атаковали пирамиду, я желаю разрушить ее до основания; мое слово выполняют в точности, когда Ксел-Нага исчезает, растворяясь в своем портале, смеясь надо мной — и всеми нами, населяющими покинутый мир…

***

Я поглощаю Айюр, стремясь вобрать его в себя, уже зная, что он рассыпется прахом;

Он — как кокон, в котором не будет души…

Не будет души, которая поймет меня, которая примет наше совершенство, которая полюбит…

Которая примет мою любовь…

Они продолжают сражаться, они продолжают убивать. Я чувствую искры боли каждого из зергов, которых они убивают. Перворожденные братья мои поливают меня бурями прирученных молний, вонзают в мое тело иглы своих клинков, их машины метают в меня обжигающих скарабеев и плавят меня синим огнем фотонных зарядов…

Они ненавидят меня.

Я это знаю.

И все равно продолжаю звать их…

«Я не покину вас… братья… придите ко мне…»

Но их души ускользают от меня.

Только синие вспышки и прах — все, чего я успеваю коснуться.

— Айюр… — шепчут и восклицают они, умирая, уходя туда, в пределы бесконечности, которых я не могу достигнуть.
— Где он, ваш Айюр, где? — восклицаю им в ответ я. — Посмотри, Тассадар, что я сделал с этим местом. Я научу вас отречься от искусственного рая, который вы создали для себя… Айюр — только иллюзия, теперь я знаю… и я покажу это вам. Я обнажу для вас истину; будем только мы, и мы будем править этим миром, пока не уйдем туда, куда ушли Ксел-Нага, чтобы явить свое величие и там.

«Ты слышишь меня, Тассадар, брат мой из Перворожденных?

Ксел-Нага — предатели и лжецы; нету добрых учителей, в которых мы верили, нет завещанного ими совершенства…

Есть только мы.

Наше отчаяние и наша боль на пустынных камнях покинутой Вселенной…

Но это наша жизнь, братья…

Вы так прицепились к своим камням и кристаллам; смотрите — их нет больше, ваших неприступных цитаделей; мне они не нужны.

Мне нужны только вы…

Чтобы вы приняли меня, когда я приму вас.

И никогда.

Никогда.

Никогда не покину… »

— Зачем ты пришел сюда? — спрашивает он, облачаясь в свой доспех и поднимаясь на золотой корабль, отражение солнца — влажного и скользкого, как солнце, обнимающее змею Ксел-Нага…
— Ты видишь, Тассадар… Айюра больше нет. Я победил. Я спас вас от иллюзий, сдернул с ваших глаз пелену лжи, чтобы вы стали собой.
— Собой — в тебе? — он усмехается, замирая неподвижной сине-золотой статуей в чреве авианосца.
— Во мне, — я игнорирую его иронию. — Со мной. Мы будем одно. Это неизбежно… Это та же кхала, о которой вы говорите. Это ее предел, это выше ее предела. Это не великое, это величайшее единство. Оно будет явлено на Айюре, здесь и сейчас.
— Да, конечно. Энума Элиш. Тиамат, восставшая на богов…

Даггот присылает эту мысль — это его выводок называют Тиамат, и он не поленился узнать из мозгов терранских ученых, что это слово означает.

Тиамат, изначальная бездна, великая мать, великий дракон, из плоти которой создавали богов и людей…

Такой громкий титул. Даже почетный…

«Гантритор» движется стремительно, неотвратимо, как золотое копье Мардука, солнечного божества, уничтожившего Тиамат, сияющее воплощение смерти — а меня обуревает смех.

Странное желание смеяться — я почти как человек в эту секунду…

«Может быть, моя королева, это ты подарила мне часть своей человечности?..»

— Они все выбрали за нас, — я смеюсь. — Те, кто создал наш мир…

Тассадар не отвечает.

— Сдавайся… Айюра больше нет!
— Он есть всегда…
— Его — нет! Только пепел, песок и горсть воспоминаний, которая никому не нужна… Сдавайся…

Пусть они борются, безрассудные протоссы, жалкие в своем несовершенстве людишки и мои преданные дети, пусть они превращают эту планету в ад — я на время забываю о них.

Сейчас это дело нас двоих.

— Мы сольемся… так, как предначертано соединиться нашим расам, — я собираю все силы, чтобы вложить в упрямый разум Тассадара свой зов. — Просто поверь… Приди ко мне…
— Хорошо, — говорит он. — Я иду к тебе.
— Что?
— Я уже иду к тебе…

Я собираюсь в одном месте; я везде, и все-таки именно здесь. Здесь, на великом холме в сердце планеты Айюр.

Я жду его, в эти долгие секунды, пока его корабль пробивается через заслоны муталисков и скурджей; Тассадар преодолевает все, чтобы добраться до меня, и я продолжаю его звать.

— Мы объединим наши расы… — повторяю я заклинание, ведшее меня через всю Галактику, манившее меня сильнее любого примитивного пси-эмиттера, которые создают неразумные терране. — Меня вел зов крови, я должен был найти братьев, чтобы соединить несовместимое…

Это была моя цель. Моя жизнь. Мой выбор…

— Мое предназначение — соединить нас с вами, перворожденные братья… — говорю я, торжествуя, вдыхая пепел Айюра миллионами легких… это цель, которая вела меня…
— Только иллюзия, — отвечает Тассадар. — Они давали нам цели, они выбрали за нас…
— Ты был в храме. Ты говорил с Ксел-Нага, открывавшим пути в другие миры одним мановением мысли. Ты видел их истинное величие. Почему ты не ушел?

Почему ты остался?

— Потому что там нет Айюра…
— Что есть ваш Айюр, кроме куска камня? Немного воды, немного воздуха, жалкая пленка биосферы, кучка жизненных форм да пара мертвых спутников? Такая же планета, как миллионы других. Ваша вера в его величие и изначальность — это все иллюзия!..
— Нет, это правда, — отвечает он спокойно. — До тех пор, пока мы верим… вера творит миры…
— Ты отказался уйти с Ксел-Нага… какой дар он дал тебе на прощанье? — спрашиваю я гневно.
— Право самому выбирать за себя…

Я не совсем понимаю, зачем ему этот дар; у нас еще есть секунды — долгие секунды, пока «Гантритор» плывет над выжженной планетой, которую я уничтожил, вбирая в себя, и, не обнаружив истинного Айюра, понял, как был обманут…

— Они во всех заложили программу, — говорит он холодно и надменно, подобно самим Ксел-Нага. — Стремление к совершенству, которое ты считал своей мечтой… Программа жила в каждом. И живет в каждом…

Но не во мне. Ибо я могу выбрать…

— И что ты выбираешь?
— Я выбираю…

… Уничтожить тебя.

… … Или освободить.

… … … Нет разницы.

— Я пришел объединить нас всех, братья — говорю я, когда исполинский корабль зависает надо мной, и потоки энергии — синие, холодные, обжигающие — впиваются в мои мысли. — Я сделал все правильно, я шел к своей судьбе… Я не мог ошибиться. В чем я ошибся?!
— Они создали нас по своему образу и подобию, — отвечает Тассадар, замирая в последней медитации в своей жизни. — Они ошибались. Поэтому и нам суждено совершать ошибки…

У него есть выбор, в который он верит сейчас более свято, чем в кхалу и Айюр.

А у меня нет ни выбора, ни веры; есть только конец пути, черная бездна разочарования…

И она.

Моя дочь, моя королева.

Она совершенна. Она поведет за собой Рой.

Она приведет его к такому величию, которого даже всемудрые Ксел-Нага не могли предсказать и предугадать…

Но чтобы она совершила это, мне нужно уйти…

Освободить ее от последних уз, связывающих ее.

От меня.

От моей любви.

— Делай, что должен сделать, Тассадар, — говорю я.

Наши смерть и жизнь, наши истины сливаются воедино в последнем экстазе.

Наша ненависть и любовь, единство и одиночество в этот краткий осколок микросекунды теряют смысл, чтобы утечь каплей жидкого янтаря в расплавленную вечность.

Его предел кхалы.

Моя нирвана.