На самое дно

Where good girls go to die
that’s where I’ll be,
remembering our love as if it were a disease.
Forget about the future
it wasn’t meant to last.
My heart beats slow my hands are cold
Oh God it’s the end at last.

(с) London After Midnight

Розмари успела забыть, как это бывает, когда чужеродное вещество подбирает ключик к центру удовольствия, выпуская наружу экстаз, сметающий все прочие чувства и мысли. Боль вывернутых рук, саднящих запястий, скрученных верёвками, отвращение, страх — всё утонуло в этом потоке. Реальность мрачного подземелья сияла, как солнце, переливаясь самыми прекрасными цветами. Неподвижное лицо протосса, подарившего ей это счастье, воспринималось ослеплённым сознанием как образ божества.

Маленькая женщина смеялась и стонала, кусая губы, облизываясь, подаваясь вперёд, ближе к нему, к его протянутой руке, так мягко поймавшей её лицо. Остатки Солнечной капли в его ладони тут же начали впитываться, и удовольствие, которое, казалось, было запредельным, стало ещё сильнее.

Больше. Ещё больше.

Она сладострастно обхватила губами его длинный палец, вдавливая язык в шероховатую кожу, впуская сладкий, как мёд, наркотик себе в рот. Без всякого смущения, совершенно не осознавая свои действия, Розмари буквально обсасывала ладони Алзадара, намеренно царапая язык об острые длинные когти, под которыми тоже оставались капли наркотика, всасывавшиеся ещё быстрее через открывшиеся ранки.

Никогда не будет достаточно.

Тихий смех протосса звучал в её голове. Ему нравилась эта игра. Прикосновения терранки были ни на что не похожи. Пухлые мягкие губы, хаотично движущийся язык — она была почти как животное, от неутолимого голода обсасывающее обглоданную кость, но всё же немного совершеннее. Нежнее…

Тал’дарим сняли тугие путы с её истерзанных конечностей. Розмари тут же схватила запястья своего нового бога, невидящим взором уставившись в его глаза.

Другие ушли, оставив их наедине. Розмари упивалась экстазом. Алзадар упивался обретённой над ней властью.

Я знаю, ты можешь дать мне ещё.

Воспалённый разум кричал. Экстатические волны, гуляющие по организму, быстро становились привычными, и мозг — нет, всё тело — требовало добавки. Розмари с силой вдыхала, надеясь уловить сладкий запах где-то ещё.

Золотистая мазь вновь заблестела меж пальцев протосса и опустилась на его шею густой объёмной каплей. Происходящее в течение пары секунд казалось ей вечностью. Наркотик сиял на коже Алзадара, тянулся дорожкой от шеи к груди, уходя под грязную истрепанную одежду. С нечеловеческим криком терранка бросилась к нему, силясь дотянуться до вожделенной субстанции. Маленькие руки хватались за одежду и рвали её, силясь дотянуться выше. Смех протосса в её голове стал громче. Его рука легла на её лицо и Розмари подчинилась невысказанному приказу стоять. Тал’дарим медленно опустился перед ней на колени и разжал ладонь. Тонущая в дурмане жертва прильнула губами к начинавшей впитываться в его кожу желанной мази, слизывая золотистую дорожку, спускаясь к мощной груди.

Ты — солнце. Ты — бог.

Она застыла, прикусывая зубами нарост на коже, похожий на сосок, на котором задержалось чуть больше наркотика. Постанывая от захлестывающих её тело новых волн удовольствия, она дрожала, бессознательно прижимаясь к протоссу сильнее.

Я сделаю всё, что ты захочешь. Всё.

Острый коготь Алзадара разъединил края её воротника и зацепил молнию. Она отстранилась, глядя на него с покорным благоговением, когда он быстрым движением расстегнул её комбинезон. Даже лишённая рассудка, бывшая наркоманка понимала на уровне инстинкта, что это могло значить. Когда желание продлить кайф затмевало всё хорошее и плохое, что было в душе Эр Эм Дал, слабая девочка Розмари превращалась в покорную куклу из живой плоти, которую мог использовать каждый — так, как ему нравилось.

Я паду на самое дно.

Не было никаких последствий, было лишь здесь и сейчас, в котором она сама стаскивала с себя одежду, обнажаясь перед Алзадаром, заходившим всё дальше и дальше в своей жестокой игре. Выгнувшись всем телом и запрокинув голову, она подставила свою тонкую бледную шею и грудь, под которой проглядывали рёбра, под его изучающий взгляд. Острый коготь скользнул по натянутой коже, процарапывая на ней тонкий кровавый узор. Протосс приподнял пальцами её выпирающие молочные железы, такие странные, маленькие и мягкие, прохладные и, в то же время, реагирующие на его прикосновения приподнимающимися волосками и твердеющими вершинами. Он чувствовал солоноватый запах её пота и крови, и это будоражило не меньше, чем обретённая им власть.

Розмари дышала глубоко, прерывисто, хватая воздух губами, будто он был столь же жидкий и осязаемый, как и наркотик, наполнявший все ее существо. Она вновь уловила сладкий аромат.

Ненавижу. Себя.

Нечеловечески длинный, неестественно серый половой орган уткнулся ей в лицо, по всей длине покрытый Солнечной каплей.

Мерзость. Тварь.

В глазах её блеснули слёзы, пролитые утонувшим в экстазе рассудком. Губы Розмари жадно сомкнулись вокруг члена Алзадара. Она заталкивала его как можно глубже в себя, закашливаясь, когда он дёргался, окончательно перекрывая дыхание, соскребая ладонями остатки мази с невместившегося в неё основания и растирая по своим израненным запястьям. Он чувствовал, что она делает это не в первый раз, и, уловив всплывающие в её памяти образы, запустил пальцы в её чёрные волосы, стиснув их у затылка и не позволяя остановить ласки раньше, чем он того пожелает.

Когда пальцы разжались, она отстранилась, кашляя и содрогаясь в рыданиях от смешения экстаза и унижения. Алзадар схватил её лицо, вновь встретившись с бессмысленным взглядом её влажных глаз. Её слёзы были тёплыми, приятными, горько-сладкими. Её мысли кричали проклятия и благословения.

Это необходимо, чтобы получить ещё…

Она покорно опустилась на его колени, откидываясь назад, обхватывая ногами его талию, кладя ладони на широкие сильные бёдра, вжимаясь, словно протосс весь состоял из Солнечной капли. Он вошёл в неё, резко, без предупреждения, как если бы она была тушкой животного, над которой решил надругаться изголодавшийся похотливый охотник. С губ Розмари сорвался протяжный крик, бёдра рефлекторно сжались, подчиняясь не до конца убитому инстинкту самосохранения, приказывающему оттолкнуть, вытолкнуть то, что причиняло столь сильную боль.

Ткани её растягивались внутри до предела и принимали в себя ещё больше наркотика, который Алзадар вновь намазал на член. Он приподнял её за спину, лёгкую, будто ребёнка, упиваясь первобытной жестокостью того, что он делал с ней, грубо, яростно проникая в маленькое тело, которое, казалось, скоро порвётся надвое. Она должна была кричать, но наркотическое опьянение вновь милосердно притупило боль, и лишь слёзы, лившиеся непрекращающимся ручьём, и редкие вскрики, которые сложно было отличить от стонов наслаждения, выдавали её настоящие страдания, спрятанные под золотистой плёнкой, окутавшей сознание.

Алзадар замер, погрузившись максимально глубоко, впившись когтями в хрупкие бледные плечи. Всполохи энергии пронеслись по его телу, сосредотачиваясь внизу. Член внутри Розмари дёрнулся несколько раз и разрядился горячим семенем.

Господи, убей меня. Прямо сейчас.

Маленькая женщина улыбалась, обнажая зубы, запрокидывая голову, глядя на тёмный потолок пещеры, дрожащий перед заторможенным восприятием, словно гладь озера под лёгким ветром. Измучивший её тело орган вышел из растянутого влагалища, и ей было позволено безвольно лежать на ногах протосса. Время потеряло смысл и текло будто где-то в другом измерении, пока её тело, вопреки нанесённым ему травмам, извивалось от накрывшего её удовольствия, пришедшего с новой волной наркотика, впитавшегося через растянутый эпителий.

Вскоре экстаз начал отступать. По-прежнему неподвижная в руках Алзадара, Розмари шептала пересохшими губами.

— Ещё… Ещё…

Больше нельзя. Ты умрёшь. Ты не нужна нам мёртвой.