Лебединая песнь

Слишком старый, чтобы сражаться. Слишком живой, чтобы прервать свой Путь.

Такотос взирал на руины, испускающие в небо энергию. Множество руин, окутанных телепатемами скорби, боли и смерти. Картина была очень знакомой — такими же разбитыми он помнил города, мимо которых они шли в день исхода с Айюра. С одной лишь разницей — сейчас эти здания были разрушены не зергами.

Сегодня из Общей Связи исчезли тысячи голосов. Смолк один из самых громких. Громких и вселявших надежду в тех, кто оставался верен пути Света до последнего.

— Сумрак пал на наши народы. Это было предопределено, — тихо сказал он, не обращаясь ни к кому. Поредевшее многоголосие Кхалы впитало его слова. Никто не ответил.

Старый Судящий поднялся по залитой кровью лестнице к возвышению, на котором был убит их последний лидер. Небольшая платформа была покрыта трещинами от пронзивших Алдариса шипов. Такотос подошёл к самому краю и выпрямился, глядя на долину.

«Братья мои! Вы позабыли, кто наш враг. А я осмелился взглянуть в её лицо».

Последнее напутствие эмиссара прозвучало в памяти прощальным эхом. Почти все представители его касты пали отчаянной жертвой, с великим трудом смирившись с тем, что они существуют рядом с Тёмными — но не приняв союз с Королевой Клинков. Такотос колебался. В конечном счёте, он был слишком стар, чтобы сражаться — и продолжал повторять это оправдание теперь, внушая себе, что его присутствие ничего бы не изменило. Что знания, которыми он обладал, достойны того, чтобы выжить и передать их другому.

«Предатель!»

Ещё одним эхом прозвучал голос юной Эдереи, которую отец не пустил на поле битвы. Её золотые глаза полыхали яростью. За его смерть она ненавидела всех, кто остался в живых. И тёмных, и светлых. Все слова о зергах казались ей отговорками.

Холодный ветер колыхал слои его тёмно-коричневых одежд, поднимал в воздух концы расшитого орария. Такотос закрыл глаза, напряжённее вслушиваясь в музыку всеобщей скорби. Каким-то образом он знал — однажды и этим голосам суждено замолчать. В день, когда из мира исчезнет Свет. Это было также неотвратимо, как то, что случилось сегодня.

— Ты что там делаешь, старик? — резкий женский голос взрезал тихую песню. Такотос неохотно открыл глаза и посмотрел вниз, встретившись с взглядом ярко-красных глаз Тёмной. — Тоже хочешь сдохнуть?

— Если бы хотел — разве не вышел бы я на бой вместе со своими братьями?

— А может быть… ты просто трус, никогда не знавший боёв за стенами храмов и архивов? А теперь тебя мучает совесть, м-м? — Тёмная растворилась в воздухе и материализовалась прямо у него за спиной. Такотос не обернулся. — Я с удовольствием облегчу твои страдания. Навечно.

Старый Судящий снова закрыл глаза и рассмеялся, чувствуя её мощную пульсирующую ауру. Она не скрывала своих эмоций.

— Какая примитивная первобытная жажда. Сколько подобных мне ты убила сегодня?

— Восемнадцать. Может, больше. Высшая каста не умеет драться.

Такотос дрогнул от упомянутого ей числа. Умы, каждый из которых стоил десяти. Знания, которые утонули в Общей Памяти — если и вовсе не исчезли в Пустоте. Внутри старого протосса колыхнулась холодная ярость.

— Рашжагал простила нас, несмотря на всю боль, которую мы ей причинили. Зератул сражался вместе с нами за Айюр. Однако, похоже, что для тебя это ничего не значит.

— Я не выбирала эту судьбу. Я не выбирала рождаться здесь, в тишине, темноте и холоде. Я не выбирала одиночества среди тех, кого вы заклеймили еретиками! Из-за таких, как вы, я никогда не знала великого Единства! — она снова переместилась, возникнув прямо перед его лицом, но не рассчитала и оказалась на самом краю. Под её весом истрескавшийся камень тут же начал осыпаться. Злость резко сменилась удивлением и испугом, но Такотос успел схватить её за руку и дёрнуть к себе до того, как кусок платформы обрушился.
Прежде чем Тёмная успела оттолкнуть его или что-либо возразить, он соединился с её разумом, вламываясь бесцеремонно через ряды выставленных ей барьеров. Старого Судящего никогда не пугала Тьма. Многие сотни лет он готовил себя к встрече с ней.

— Мне искренне жаль тебя, Таменла, — он читал её прошлое образ за образом, внимательно вглядываясь в однообразные картины, прошитые нитями злобы и горечи. Тёмная беззвучно кричала, изо всех сил стараясь не пропустить его глубже, но этот поединок разумов с самого начала был неравным. Он нашёл то, что искал — похороненную под столетиями борьбы одинокую молодую девушку, до последнего не желавшую принимать отсечения — но всё же сдавшуюся. — Ты хотела почувствовать Кхалу. Твоя злоба — не более, чем уродливое дитя зависти.

— Это не твоё дело! — она попыталась вырваться, но руки Судящего держали её лицо неожиданно крепко. Вдруг она перестала ощущать его навязчивое присутствие в своём разуме. Насильно встревоженные воспоминания отступили. Таменла хотела было снова дёрнуться из его хватки, но услышала шёпот — словно доносившийся с другого конца галактики. Он становился громче, превращаясь в протяжную печальную песнь. Песнь, которая не шла извне — она звучала внутри неё самой, наполняя её той же печалью, которую чувствовал Такотос. Которую чувствовали все, кто выжил в этой бойне. Осознав, что происходит, она положила ладони на руки Судящего, крепче прижимая к себе. — Я не хочу… не хочу, чтобы это кончалось…

— Осознай теперь, на что ты подняла руку в своей беспечной злобе.

— Оставь себе свою проповедь! — Таменла плакала, стараясь запомнить каждую минуту единения с Общей Связью, расколотой, поредевшей и полной теперь лишь печали. На самом деле Такотосу не нужно было говорить — его мысли и чувства теперь были её частью, вгрызаясь в её совесть острыми как у зерга зубами.

— Мы не можем стоять так вечно, — Судящий прервал связь и без труда отнял у Тёмной свои ладони. Оказавшись вновь наедине с Пустотой внутри себя, Таменла упала на колени и огласила эфир воплем отчаяния. Такотос сделал широкий шаг назад, когда она попыталась ухватить его за край одеяний. — Наверное, это было жестоко. Хотя, разве можно говорить о жестокости с настоящим убийцей.

Тёмная уткнулась лицом в потрескавшийся камень платформы и замерла, продолжая тихо стенать от переизбытка эмоций, заполнивших тишину в её разуме. Восемнадцать Судящих пали от её клинка. Восемнадцать таких же, как он, способных поделиться с ней великим Единством. И ещё тысячи их от клинков и орудий её тёмных братьев. Она больше не чувствовала ненависти — лишь разбуженную в глубинах её сознания безысходность.

Презрительно отвернувшись от неё, Такотос направился к спуску с платформы. Слишком старый, чтобы сражаться с Тьмой; но слишком ещё живой, чтобы перестать проповедовать Свет — до самого его конца. А может быть, даже дольше.