Успокоение

Настолько лишь простирается действие наук, насколько слабо чувство в людях: когда же колесо страсти пришло в движение, то нет уже ни науки, ни порядка.

Ватсьяяна. «Кшасугра».

— Я не думаю, что это правильный путь, — прошептал Тассадар после очередной неудачной попытки хотя бы призвать энергии Пустоты, вследствие которой ему приходилось спешно залечивать синяки от отдачи в самых разных местах своего тела. Чем он, собственно, и занимался, сидя на обожжённом оранжевом камне и пытаясь достать рукой до болезненной гематомы на спине, оставшейся после «знакомства» со скалой. От этого его не спасли даже доспехи, которые были на момент исцеления благоразумно сняты. Несмотря на упорные тренировки, ему не удалось продвинуться в освоении столь новой и непривычной для него техники. К тому же, тренировкам мешали постоянные налеты зергов, спешивших на хаотичные вихри силовых линий, остававшихся после применения пси.

— Не теряй надежды, друг мой, — ответил ему с легкой примесью иронии вышедший из тени Зератул. Тассадар ответил ему лишь кратким взором, брошенным вскользь. — Пытаясь направлять Пустоту, ты использовал привычные приёмы для покорения светлой энергии, упрямо игнорируя то, что я говорю тебе изо дня в день.

Вершитель опустил голову в жесте извинения.

— Я не могу понять эту технику. Слишком она далека от традиций моего на… — на этом месте он несколько замялся, но слишком поздно — Зератул уловил недосказанное «народа», но, ни в ауре, ни на его лице не отразилось ничего, что могло бы выдать его мысли. — Я не хотел…

— В этом нет твоей вины. Лишь предрассудки, которые еще дают о себе знать, — договорив, Прелат двинулся с места и стремительно направился куда-то вдаль. Без маскировки. Тассадар, поразмыслив с пару секунд, поспешил нагнать своего тёмного наставника. Зилоты и терране проводили их взглядами: они обычно не вмешивались в подобного рода тренировки, а Рейнору, все время наблюдавшему за манипуляциями с энергией, в это время было не до любопытства. В ауре Вершителя четко прослеживалось замешательство. Зератул же прокомментировал свои действия лишь в нескольких словах:

— Хочу кое-что тебе показать. Я наткнулся на это еще тогда, когда мы впервые сошли с корабля на пепельные почвы этого мира. Возможно, оно поможет тебе.

За все время пути они не обменялись ни словом. Тассадар наблюдал за резко изменявшимся ландшафтом, от малых скал да гейзеров до глубоких каньонов. Прелат смотрел только вперед, изредка оглядываясь на своего ученика, словно проверяя, не повернул ли он обратно на полпути. Но Вершитель, пусть и неуверенно, но следовал за ним, почти не отставая. Наконец, они вошли в спрятанную меж чёрных скал пещеру, расширявшуюся в просторный нерукотворный зал с высоким пологим куполом. Внутри не было ничего особенного, кроме того, что посреди пустой скалистой площадки фонтаном выбивался из-под земли ручей, шедший по своему узкому устью в камнях.

Тассадар с недоумением посмотрел на Зератула, который, в свою очередь оглянулся на Вершителя.

— Зачем ты привел меня сюда? — задал он наконец вопрос, терзавший его всю дорогу. Прелат же показал на извивающийся поток.

— Видишь его? Представь, что это — твоя энергия, чистая и незамутненная, — он подошел чуть ближе к ручью и присел рядом с ним. Тассадар, все еще не понимая, к чему клонит его учитель, покорно проследовал за Зератулом, наблюдая, что будет дальше. — Эта энергия не принадлежит ни Свету, ни Пустоте. Она просто есть. И в зависимости от того, как ты ее применишь… — темный опустил один из своих внушительных когтей в воду и принялся объяснять свои слова на действиях. Вот он лишь провел по застоявшемуся пеплу у бережков ручья, словно помогая ему течь дальше. Но в то же мгновение копнул рукой чуть глубже, поднимая ил на дне. — … Она будет принимать различные значения для окружающего мира.

— Я лишь источник энергии? — переспросил Тассадар. Прелат кивнул.

— Да. Никто не в состоянии дать этому источнику какое-либо имя. Ни темное, ни светлое. Мы напрасно думаем, что внутри нас лишь Свет или Пустота… Хотя, конечно, не буду спорить, что последняя — крайне нестабильна и опасна как облачение энергии; и почти всегда несет разрушение. Но и Свет отнюдь не абсолютный созидатель.

— Облачение… — проговорил Вершитель внутри себя.

— Только будь осторожен, — предупредил Зератул, поднимаясь. Тассадар внимательно смотрел на него. — Впервые направляя энергию Пустоты, ты можешь потеряться среди ее разносторонней силы. Она открывает то, что сокрыто в тебе, поднимает наружу всё, что ты не хочешь показать… И если существует что-либо, подходящее под эту категорию, лучше скажи сейчас. Не хочу, чтобы это было неприятным сюрпризом.

— Но что именно?

— Любая отрицательная эмоция. Гнев, ярость, зависть, агония, скорбь. Я лично видел, как молодой Темный бился в муках от душевной боли, умоляя прекратить эту пытку. Некоторых это сводит с ума и заставляет абсолютно терять контроль над собой, даже заставляет убивать.

— Это же временно? — в телепатеме Прелат уловил легкий оттенок страха.

— Разумеется. От пары минут до половины дня максимум.

— … — видимо, Вершитель долго не мог либо найти что-то такое внутри себя, либо же просто не хотел говорить. Но, всё же, сообщил. — Я… потерял кое-кого, очень дорогого мне.

— И все?

— Ты ожидал чего-то большего? — ответил вопросом на вопрос Тассадар. Теперь в его голосе сквозило легкое раздражение.

— Не совсем. Но я рад, что ты сказал, — как можно более безэмоционально сказал Прелат. — Теперь пробуй. Помни, что ты только источник; и облекаешь чистую энергию в Пустоту.

Зератул отошел чуть в сторону: и стараясь не мешать Вершителю, и просто из благоразумия, но в то же время и достаточно близко, чтобы прийти на помощь, если потребуется — он понимал, что с ним могло произойти всё что угодно. Светлый же закрыл глаза и призвал все свои силы, чтобы облечь их во Тьму… И шагнуть сознанием в Пустоту.

Прелат даже не успел двинуться с места: Тассадара окутала темно-фиолетовая густая дымка, а затем, когда остаточное пси рассеялось, Вершитель стоял на одном месте, ровно, даже не пытаясь сдвинуться. Прелат мысленно готовил себя к предстоящему. И худшему.

— Больно, — одинокая мысль, пронзившая эфир, была пропитана опустошающим холодом. Легкая дрожь прошла по телу несчастного, и в приступе боли он сделал пару шагов назад. — Больно, — проговорил приглушенный голос еще раз, а затем обладатель его начал медленно оседать на пол. Зератул поспешил подхватить Тассадара — хотя, в данном случае, подхватил лишь его тело: разум Вершителя был очень и очень далеко — и аккуратно прижал к себе, повинуясь неожиданно подкатившему порыву сочувствия к добровольной жертве энергии Пустоты.

— Я здесь, я рядом, успокойся, — ниточки телепатем, смешанных с эмоцией уверенности сделали свое дело. Бушующий в «объятиях» Тассадар затих. Прелат, не смея отпустить его — мало ли, что надумает сделать, не Темный же — совсем не заметил, как начались проявления тех самых глубоко скрытых в нём негативных эмоций. Вот только ошибся Вершитель, не боль утраты была его главным врагом, а то, что следовало за ней…

— Тассадар? — полуутвердительно поинтересовался у пострадавшего Зератул, обнаружив светлокожие руки отнюдь не у себя на плечах. Такое знакомое лицо с доселе яркими сапфировыми глазами теперь преобразилось почти до неузнаваемости. Прищур, подернутый темной дымкой, дополняла аура странной, несвойственной Светлому жесткости.

«Великие Учителя, ты что хочешь сделать?!» — возмутился про себя Темный тамплиер, но было поздно. Сыграв роль жертвы, существо — или же это был действительно Тассадар? — максимально приблизило к себе Прелата, и, схватив его нервные отростки у самых корней, дало понять, что теперь жертва и спаситель поменялись местами.

Резкая смена позы — и вот уже Зератул лежал на теплой земле, придавленный и удерживаемый Вершителем. Тот, утверждая свое доминирование над Темным, сел на него, перехватив его руки и зафиксировав их над его же головой. Пустота словно усилила физическую силу Светлого, дав ему возможность беспрепятственно пресекать все попытки «жертвы» освободиться. Окутав себя антипсионным полем, он лишил своего могучего соперника возможности сражаться с помощью энергии.

— И что дальше? — язвительно поинтересовался Зератул у торжествовавшего Тассадара, растерявшись от собственной столь неожиданной беспомощности перед учеником. Но Вершитель медлил с ответом, устраиваясь поудобнее на Прелате и придвигаясь чуть ближе к его лицу. Нагнувшись над своей жертвой, он глядел ей прямо в глаза, не скрывая своих дальнейших намерений.

— Что же ты творишь?… — прошептал Зератул, но тщетно: дозваться до охваченного Пустотой разума было невозможно. Сопротивление же было бессмысленно и даже опасно. — Зачем? — осторожно спросил Прелат, неохотно демонстрируя свою покорность. Вместо ответа Вершитель отпустил его руки, продолжая нависать над ним, вжимая желанное тело в чёрную землю, не сводя пытливого дерзкого взгляда с закрытого повязкой лица.— И долго ты меня будешь изучать? — вопрос Тёмного снова остался без ответа. Зератул приподнялся на локтях, недовольно глядя на Тассадара… Или же на его темную сущность. — Мы с тобой одного вида, если ты забыл.

— А ты красивый, — голос Светлого, совершенно неузнаваемый, прозвучал будто из бездны. Даже у тех, кто первее всех заглянул в Пустоту, не бывало таких мысленных интонаций. Медленно протянув к Тёмному руку, он неспешно погладил его точёные скулы. Прелат ненавидел, когда кто-либо касался его лица, и потому едва переборол желание дёрнуться прочь от этого ласкового прикосновения, но тут же остановил себя, понимая, что лишь спровоцирует агрессию — слишком непредсказуемым казался изменённый Пустотой Тассадар. Пальцы Вершителя тем временем аккуратно поддели лицевую повязку и спустили к шее. — Тебе не нужно от меня скрываться, — слова прозвучали как приказ, не терпящий возражений. Его ладонь скользнула по наростам на щеке и, едва дотронувшись до шеи, вновь ухватилась за стянутые тугим пучком короткие отростки у самых их корней.

Зератул приготовился вытерпеть любую возможную боль, но, вопреки его ожиданиям, Тассадар действовал нежно и осторожно. Массируя подушечками пальцев, он слегка оттягивал отростки, сжимал их всей ладонью и вновь отпускал, царапал кончиками когтей тонкую ткань вибрисс, заставляя их обладателя вздрагивать не то от боли, не то от незаметно подкравшегося извращённого удовольствия. Зератул прикрыл глаза и затих, прислушиваясь к своим ощущениям, в то время как Тассадар упёрся лицом в его плечо, продолжая недвусмысленно ласкать его отростки. Тишина повисла в пещере, изредка прерываемая лишь шорохом ткани и тел друг о друга. Прелат уже чувствовал, как начинает подниматься отвратительно-сладостное, тягучее возбуждение где-то внутри него. Пустота определенно знала, как достать его из скорлупы собственного разума, как заставить оттаять тот барьер, возведенный им вокруг самого себя. И Тассадар, впустивший в себя Пустоту, теперь тоже разделял это знание. Сдержанный ментальный стон выдал, что его самоконтроль также дал слабину.

Вершитель молча отпустил короткие отростки, решив, что этой короткой прелюдии достаточно, и принялся освобождать своего учителя от скрывавших его тело древних доспехов.

— Я… сам, — проговорил будто через силу Зератул и протестующе накрыл ладонями руки Тассадара. Тот, к удивлению Прелата, не стал возражать, и даже чуть отполз в сторону, оставив окончательно покорившемуся храмовнику простор для действий. Под строгим наблюдением излучавшего жадное нетерпение Вершителя, Тёмный привычными движениями снимал с себя доспехи, элемент за элементом, начиная с наплечников и заканчивая пси-клинком, возможно, последним средством защиты. Непривычно покорный и беспомощный, Зератул снова встретился взглядом с учеником — глаза его сияли ровным сиреневым цветом и выражали настоящую жажду, смешанную с лёгким удивлением.

Воспользовавшись этой бессрочной передышкой, Зератул поднялся на колени. Не самая удобная поза, но всё же это было лучше, чем лежать на камнях и быть придавленным весом обезумевшего Вершителя. Едва Прелат попытался встать на ноги, как Тассадар бросился к нему, восприняв это как сигнал к дальнейшей реализации своих намерений.

Схватив Зератула за плечи, он резко притянул его к себе и уверенным рывком сорвал с него плащ. Светло-серые руки неистово блуждали по телу Темного, будто наслаждаясь, но не в силах насытиться его близостью. И думать забыв о предрассудках и предосторожностях, Тассадар буквально вломился в его приветливо распахнувшийся разум. Поддавшись застилающему сознание дурману, Зератул впустил его туда, куда давно не впускал никого; позволял читать свою жизнь и душу в столь плотном и столь необходимом ему единении. Безумие запутавшегося в Пустоте Светлого передалось ему, и теперь уже Прелат запустил ладони в его отростки, безжалостно разрывая когтями стягивавшую их голубую ленту.

Два протосса слились как телами, так и разумами, уже совершенно не отдавая себе отчета о том, что делают. Рассудок и логика спешно капитулировали под натиском охватывавшей их взаимной страсти. Эмоции, помноженные надвое, захлестнули сознания, каждый чувствовал как свое удовольствие, так и наслаждение другого, и нарастающее возбуждение ставших вдруг столь чувствительными тел требовало большего, чем ласки, уже разогревшие их до предела.

Их ладони синхронно спустились к поясам, срывая последние детали одежды. Половые органы, горячие и напряжённые, обдал не менее горячий воздух Чара. Тёмный Прелат огласил эфир ментальным криком и оттолкнул потерявшего бдительность Вершителя — но не затем, чтобы причинить ему боль или сбежать. Жажда единения с учеником, доселе спавшая в глубинах подсознания, теперь охватила его всецело, также разбуженная бешено струящейся через них энергией Пустоты. Он повалил его на каменный пол и замер, нависая над ним, чувствуя, как нежная, не ороговевшая от внешнего влияния, кожа его гениталий соприкоснулась со столь же нежной кожей Тассадара.

Нервные импульсы понеслись к центрам удовольствия, придавая форму творившемуся в их мыслях иррациональному хаосу. Движения, секунды назад столь резкие и грубые, сделались плавными и осторожными. Не пытаясь вырваться, получивший желаемое Вершитель провёл ладонью по всей длине члена Прелата, лаская и в то же время прижимая плотнее к своему. Охваченный новой волной удовольствия, Зератул выгнулся, вцепившись в плечи Тассадара и процарапав на светлой коже тонкие тёмные полосы, затем склонился, почти коснувшись головой его подбородка. Тот положил свободную руку ему на спину и притянул его ближе, вжимая острые скулы Тёмного в свою шею, а затем и в раскидавшиеся по каменному полу длинные вибриссы. Сейчас даже физическая боль разливалась по искажённому Пустотой разуму запретным наслаждением. Фиолетовое свечение глаз стало интенсивнее, и эфир наполнили телепатемы, не имевшие ни вербальной, ни изобразительной оболочки, но понятные тому, к кому они были обращены. Столь же неясные отпечатки мыслей хаотичными потоками потянулись из сознания Прелата и вокруг сплетавшихся телами протоссов закружился единый псионический вихрь, который невозможно было ни прочесть, ни разорвать.
Медленно покачиваясь всем телом, Зератул тёрся членом о светлые пальцы, касался головкой шершавого живота, и, впитав мгновения этой прохлады, вновь скрещивал его со столь же жаждущей единения горячей плотью Тассадара. Каждое такое прикосновение вызывало в телах приятную дрожь, нараставшую с каждой минутой, заставлявшую сокращаться по очереди каждый мускул. Одновременно изгибались их тела навстречу друг другу, зажимая до предела налившиеся энергией гениталии, одновременно их ладони впивались когтями в обнажённую кожу и прорезали её до крови.

Казалось, ещё немного, и это единение стало бы полным и необратимым, породив невиданного доселе архона, столь размытой была грань между ними. Но прежде, чем это произошло, они достигли пика наслаждения. Будто охваченные космическим холодом, их мысли застыли в эфире непроницаемым тёмным облаком. На место бурлящего в разумах хаоса пришла эйфорическая ясность. Замерев на миг, Зератул плавно опустился на тело своего ученика, поддавшись разлившейся по телу истоме, не заметив, что его глаза вновь сияли мягким голубым светом.

***

Привычное ощущение реальности постепенно возвращалось к Вершителю. Мягкие и затухающие остатки от недавно испытанного удовольствия обволакивали разум, но тем не менее не мешали изучать окружающую обстановку. И первым делом Тассадар почувствовал, что на нем определенно что-то лежит. Тяжелое, очень теплое и распластавшееся по всей поверхности его тела. Как бы ни хотелось Светлому еще немного полежать с закрытыми глазами, любопытство было сильнее.

Открыв глаза, он пожалел о своем решении. «Чем-то тяжелым» оказался мирно спящий на Вершителе Зератул, причем он, равно как и сам Тассадар, был абсолютно обнажен. Нет, Светлый никогда не испытывал сильного страха, но это не помешало ему слегка запаниковать.

— В-во имя Адуна… Слезь с-с меня, пожалуйста, — осторожная просьба заставила Прелата слегка пошевелиться и, очнувшись, воззриться на Светлого. Заметив ставшие вновь голубыми глаза ученика, он слегка дернулся, но все же слез с донельзя смутившегося Вершителя.

— С возвращением в реальный мир, — откликнулся Прелат, направившись собирать доспехи. — Судя по твоему виду, ты совсем ничего не помнишь.

Тассадар кивнул, хотя фраза явно не была вопросом.

— Я так и думал. Пожалуй, тебе не стоит знать, что тут творилось буквально час назад, — если бы Вершитель был человеком, он точно был бы красным до корней волос. Он примерно догадывался, что происходило, но после слов Зератула убедился окончательно. — И кстати. Ты мне тогда все-таки недоговорил.

— Я уже это понял, — прошептал Светлый, отворачиваясь от Зератула, рассматривавшего свой плащ, изодравшийся ещё больше обычного.

— Мда, — хмыкнул он. — Только не говори никому.

Светлый невольно скривился. Над ним явно насмехались, но что он мог сделать?..

***

— Невероятно! — воскликнул терранин, сидевший неподалеку на камнях. Тассадар, уже в полном боевом облачении, сошелся в тренировочном поединке со своим учителем — вот только в отличие от всех предыдущих сражений, оба протосса использовали псионику Пустоты. Достаточно серьезно, чтобы сбить друг друга с ног, но недостаточно, чтобы нанести серьезный вред.

Прелат едва уклонился от очередного сгустка темной энергии, пущенного Вершителем.

— Действительно невероятно, — согласился Зератул, замерев на месте, демонстрируя тем самым окончание поединка. На этот раз не только его ученик вышел из боя с синяками — пару раз ему всё же удалось достать все время уходившего в режим невидимости Темного.

— Пожалуй… это было не так уж и просто.