42-я Песнь Восходящего к свету

«Падение Илиона»

1.

— Посмотри, как красиво сегодня, Кассандра.

Она ответила не сразу, пытливо оглядевшись по сторонам, сверяя окружающий пейзаж со своими, внутренними, эталонами красоты — и пейзажами виденных ею за время двадцати лет жизни планет.

— Наверное, Ильдар. Наверное, это красиво.

Глава совета маленькой колонии подслеповато щурился вдаль, машинально растирая краски на палитре.

— Осенью птицы будут улетать к теплым областям. Это особенно прекрасно… Громадные стаи желтых, оранжевых, красных птиц… трепет миллионов крыльев. Все небо над городом станет пестрым. Говорят, на Земле бывало что-то похожее, когда осенью опадали листья…

Девушка ковыряла землю носком серебристого военного ботинка.

— Сними свой костюм. Надень платье. Пробегись босиком по земле. Поверь старику…

Она продолжала тереть пальцами переносицу.

Жарко…

Старик касался своего мольберта кистью, снова задумчиво всматривался вдаль. Он не признавал всех этих современных электронных фотопланшетов и рисовал так, как сотни и тысячи лет назад рисовали художники Земли.

Но что такое Земля для нас, сейчас и здесь? Она позабыта всеми, оставлена лишь в жестоких легендах, она где-то слишком далеко — и где уверенность в том, что она вообще где-то существует, а не является только символом, условной точкой на звездной карте, виртуальной проекцией на цветном мониторе?.. Кассандра знала о Земле из книг, из лекций в учебном классе, но никогда не испытывала к ней теплых чувств как к родине человечества. Так же, впрочем, как и не испытывала особенного патриотизма к Конфедерации вместе с Тарсонисом и многочисленными подчиненными мирами…
Девушка тряхнула головой, обхватила руками колени. Уходить с холма не хотелось. Двойное солнце над Мар-Илионом палило сегодня необычайно жарко, так что даже ей, обученной всегда неустанно бодрствовать и ожидать врага, хотелось расслабиться и отдохнуть.

Небольшой отряд «призраков» был командирован на Мар-Илион пару месяцев назад, согласно туманному распоряжению властей Конфедерации о повышении безопасности окраинных колоний. О новой инопланетной угрозе, известной под именем зергов, ходили большей частью невнятные слухи, особенно в последние дни. Но власти препятствовали распространению паники, которая готова была вспыхнуть после событий на Мар Сара, и это им в некоторой степени удавалось. Информация из закрытых конфедератских архивов не просачивалась к жителям окраинных планет, тщетно уверявшим себя, что в случае необходимости маленькие гарнизоны да местное ополчение помогут справиться с опасностью. Жители Мар-Илиона в этом мало чем отличались от своих соседей. Беспечность их дополнялась еще и тем, что колония не представляла почти никакой практической ценности. «Зергам мы не сдались», — поговоривали солдаты, тут же добавляя, что они-то были бы не прочь задать тварям порядочную трепку, если они сюда заявятся. – «То, что Мар-Илион бесполезен, оградит его в три раза лучше любых защитных периметров». В этом они были правы. Месторождений полезных ископаемых и незаменимого веспена здесь было не мало, а очень мало; ровно столько, чтобы незадачливым колонистам, осваивавшим планету, едва-едва хватило для того, чтобы поддерживать худо-бедно независимость колонии от торговых поставок из других систем. Зато малое число промышленных центров, отсутствие крупного гарнизона со всеми вытекающими неприятностями и неожиданная красота местной природы, сообразно вкусам терран, сделало Мар-Илион необычайно привлекательным миром для группы вольных художников, первыми по заслугам оценивших красоту этой бедной ресурсами планеты. Мар-Илион стал небольшим островком мира среди воинственного и ощерившегося трубами перерабатывающих центров терранского сектора; Конфедерация, установив формальный протекторат, оставила убежище Илионской богемы в покое.

Все это Кассандра знала из инструктажа еще до того, как отправиться на эту планету; но только оказавшись тут, она почувствовала причудливую вольницу здешней жизни, к которой так и не смогла до сих пор привыкнуть.

Местные жители сторонились телепатов, овеянных ореолом тайн, но Кассандра и не стремилась к тому, чтобы заводить друзей. Это был всего лишь долг, всего лишь задание. Ее прислали в этот спокойный, миролюбивый мирок… но если завтра придет приказ, она перейдет на другую планету без колебаний.
И все-таки ей здесь нравилось. Нравились полуантичные беседки, возведенные местными энтузиастами от архитектуры на окрестных холмах. Нравилась извитая лента реки и темно-изумрудная зелень близко подступившего к колонии леса. Нравились литературные вечера в местном баре, нравилось слушать, как чтение бессмертных виршей очередного поэтического гения, взращенного Мар-Илионом, прерывалось хохотом и разбитными шуточками морских пехотинцев из местного гарнизона. Но по-настоящему ей удалось подружиться лишь с советником Ильдаром, все свободное время проводившим на одном из холмов вдали от города с этюдником и мольбертом — и с сержантом Гектором, пилотом одного из нескольких «голиафов», приписанных к скромным оборонительным силам колонии. Гектор был любимцем всех тех местных девушек, которые не вбили себе в голову, что служение бессмертным музам важнее более приземленных чувств; да и то, некоторым неисправимым романтикам этот парень, по слухам, сумел показать, что к чему. Но подобного интереса к Кассандре он почему-то не проявлял. Может быть, побаивался «призрака», может, считал, что эта не в меру замкнутая, темноволосая долговязая девица не слишком в его вкусе, а может, оставил план покорить ее сердце на неопределенное будущее, так что они оставались просто друзьями. Помимо них, Кассандре нравилось иногда поболтать с местным священником, падре Андерсоном, который постоянно пытался объяснить телепатические способности с религиозной точки зрения – это забавляло Кассандру и девятнадцатилетнего паренька, обычно молчаливого Юрия из отряда огнеметчиков, слывшего другом священника, и, похоже, избравшего недоступную девушку-«призрака» объектом молчаливого обожания.

Итак, Гектор и Ильдар, да еще, быть может, падре Андерсон и Юрий, те, кого Кассандра могла бы с некоторыми оговорками назвать друзьями и с кем могла бы пообщаться в выходной. Первый сейчас скорее всего еще в ангаре, возится со своей боевой машиной. Святой отец наверняка в храме, слушает исповеди морских пехотинцев, которые в выходной день не придумали себе занятия более интересного, чем отправиться на воскресную службу. В гарнизоне было несколько солдат, неравнодушных к религии, и падре Андерсон весьма усердно занимался окормлением сей воинственной паствы. Юрий может быть там же, рядом со своим другом… впрочем, он мог оставаться и в казарме, если сегодня был день его дежурства. А советник Ильдар здесь — возится с кистями и красками и… что он там говорит про птиц?

— …Жарко последние дни. Действительно не хочешь переодеться, Кассандра?

Девушка чуть насмешливо посмотрела на старика. В глазах его светились лукавые искорки. Неужели правда хочет посмотреть, как она будет стягивать с себя комбинезон, старый хитрец?

— Может, еще позировать в обнаженном виде пригласите? — она усмехнулась.

Ильдар не обиделся.

— Я-то не против…

— Но я против. Не хочу, чтобы с меня рисовали портреты. К тому же… я, — она решила немного приврать, чтобы объяснить свое хождение с оружием по окрестностям города, — все же на задании и занимаюсь патрулированием сектора.

— Второй час сидя на этом холме?
Кассандра мимоходом взглянула на хронометр. Совершенно верно… в мирных беседах об искусстве и политике, которые девушка поддерживала больше из вежливости, время пролетело совсем незаметно.

Она решительно поднялась, подхватила тяжелую винтовку с земли и повесила на плечо.

— Ты прав, Ильдар. Надо заниматься делом. Пойду пройдусь по краю леса.

Тот кивнул, зная, что уговаривать девушку остаться будет бесполезно.

— Заходи вечером к нам на чай. Мы с женой будем рады…

— Посмотрим.

Вот так, коротко, не прощаясь, отрезала — и начала спускаться с холма. Ильдар, конечно, был прав, и куда лучше было идти сейчас по этой шелковистой траве босиком, а не в тяжелых защитных ботинках стелс-костюма. Но идею с переодеванием она отбросила без колебаний. Только маску сняла, и теплый ветер беспрепятственно играл с волосами цвета воронова крыла, доходившими Кассандре до плеч.

— Слишком здесь красиво, — повторила она прицепившуюся к ней еще в учебке старую земную поговорку. — Жди беды.

Дурные предчувствия преследовали ее с самого прибытия на Мар-Илион. Последние дни это чувство стало еще острей, давило, мучило куда сильнее окутавшего город летнего зноя. Надо было отдохнуть, провести выходной в городе, хотя бы принять приглашение Ильдара на чай, если не хочется особых развлечений… но вместо этого она снова идет в лес, примыкающий к колонии, отделенный от нее неглубокой рекой – искать…
Идти к мосту означало делать слишком большой крюк, поэтому Кассандра перешла реку вброд, в месте, хорошо известном всем местным жителям, частенько наведывавшимся в лес за грибами, а так же в попытках узнать, что именно охраняется в пределах установленной Конфедерацией карантинной зоны. Священник рассказывал девушке что-то о виденных им древних руинах, но Кассандра пропустила добрую половину рассказа мимо ушей. Допустим, на планете когда-то давным-давно была разумная жизнь, но, в конце концов, ползать по развалинам – это дело археологов.

Девушка вздохнула, подумав об этом. В детстве – крошечном обрывке мирного детства, которое у нее было — ей хотелось изучать древние языки и историю разных планет. Однако в государственном воспитательном доме из нее выбили эти мечты. Сурово, но быстро и эффективно. В качестве ученого-историка она Конфедерации была не нужна; способность к телепатии оказалась для Кассандры одновременно и даром, и проклятием. Родителей Кассандра до сих пор подспудно обвиняла в предательстве, когда те не сказали ни слова против того, чтобы дочь разлучили с ними навсегда. Патриотическую речь отца о том, что он рад, что девочка послужит Конфедерации, лживый пафос его слов, она до сих пор помнила слишком отчетливо… и не хотела больше вспоминать о прошлом.

2.

Лес казался необычайно тихим, словно вымер в полуденном зное. Ни одна из бесчисленных птиц, о которых так много рассуждал Ильдар, не подавала голоса. Однако, несмотря на казавшуюся зловещей тишину, здесь было по прежнему красиво. Солнечный свет пробивался через трепещущую мозаику листвы вековых деревьев. Полюбовавшись на игру света и тени, девушка задумчиво сошла с тропы, решив обойти одну из поросших разноцветными лишайниками марен. Таких гигантских валунов, оставленных на планете ледником в доисторическом прошлом, в лесу было немало. Один из таких камней особо причудливой формы издалека девушка как-то приняла за инкубатор зергов – в первые свои дни на Мар-Илионе. Морпехи еще две недели над ней подшучивали за это…

Девушка медленно обогнула камень, потрогав его рукой – нагретая солнцем поверхность была так тепла, словно внутри валуна действительно таилась жизнь.

Кассандра невесело усмехнулась, вспомнив о своей ошибке.

«Ошибок последнее время становится слишком много. Как и дурных предчувствий.»

Какая-то тень промелькнула вдалеке. Девушка встрепенулась, тут же прицеливаясь в сторону, где заметила движение. Ничего, только ветер, едва качающий ветви деревьев. И все та же неизменная тишина, в которой каждый шорох, каждый хруст ветки казался опасностью.

«За эту неделю мне уже два раза снились зерги. Сны были настолько четкими, что они казались мне явью. Мне снилось, что зерги приходят, что они оплетают своим крипом колонию, пока все в городке спят. Мы просыпаемся и видим, что все вокруг стало другим, что зерги изменили и нас самих. Снилось, что они шепчут из глубин космоса о том, что должны прийти сюда. Надо мной смеялись из-за моих галлюцинаций. Говорили, что я накличу сюда зергов, если буду все время о них думать.»

Она надела маску и включила визор прежде, чем успела что-либо увидеть невооруженным глазом. Успела лишь почувствовать еще одну быструю тень, стремительное, почти неуловимое движение вдали. На зеленом экране визора очертился силуэт животного величиной с крупную собаку.

«Какие здесь водятся крупные звери?» — торопливо спросила себя Кассандра, пытаясь вспомнить инструктаж о животном мире Мар-Илиона. Вопрос затерялся в глубине сознания – ее словно бы обдало холодом.

«это же не…»
Зерглинг развернулся и в несколько прыжков достиг места, где стояла Кассандра. Девушка вздрогнула, когда уродливое создание подошло ближе, хищно сверкая маленькими красными глазками. Головные щитки напряженно вздымались и опускались. Линг как будто был разочарован, что потерял свою жертву. «Испытывают ли они такие эмоции?» — подумала Кассандра, направляя дуло винтовки в голову лингу, бывшему от нее всего в паре шагов. Она использовала свою невидимость, чтобы получше рассмотреть вблизи существо, сородичей которого раньше видела большей частью мертвыми да в виде компьютерных реконструкций.
Причуда чуждой эволюции, знающая одну-единственную цель: убивать все на своем пути.
Первым желанием Кассандры было немедленно пробить зергу голову, но, подумав, она опустила оружие. Он ведь не с неба сюда свалился. А если и с неба, то… само собой, не один. Где-то неподалеку должны быть его сородичи. Проследить за ним – значит, найти их и оценить опасность. От убийства одного зерглинга будет куда меньше пользы.

Линг уселся прямо перед Кассандрой, глядя сквозь нее на тропу. Потом принялся чесать голову задней лапой – точь-в-точь как собака.. В этом было даже что-то забавное.

Через пару минут из леса, вслед за собратом, выскользнул второй линг, точная копия первого, напоминая собой байку о том, что зерглинги всегда бегают по двое – так же, как и выводятся по двое из одного яйца. Он приблизился к своей почти точной копии, оббежал ее кругом, издал трескучее «еррк!» – и вторая пара красных глазок тоже принялась глядеть сквозь Кассандру. Несколько минут девушка боролась с искушением пристрелить обоих зерглингов, пользуясь своей невидимостью, но все же не стала.

Они не видели ее, но чувствовали ее присутствие, потому и медлили, принюхиваясь к чуждым запахам, прислушиваясь к слабым шорохам леса и к стуку сердца замершего неподвижно «призрака». Наконец, оба разом сорвались с места и помчались прочь от Кассандры, легкими, стремительными прыжками. Девушка бросилась следом, стараясь не потерять лингов из виду и в то же время следить краем глаза за небом – не маячит ли там силуэт повелителя, чьи развитые терморецепторы свели бы на нет ее маскировку в один момент.
Зерглинги слышали звук погони и чувствовали, что их преследуют, насколько Кассандра понимала их пси-волны — но, не останавливаясь, бежали вперед. Тропы здесь не было, но оба инопланетных создания мчались вглубь леса так уверенно, словно кто-то безошибочно указывал им путь. К счастью, смешаный лес постепенно начал редеть, и Кассандре не приходилось продираться через непроходимые заросли каких-нибудь кустарников.

Расстояние между лингами и девушкой все увеличивалось, наконец, они совсем скрылись из виду. Примерно прикинув направление и стараясь не потерять ориентиров в виде призрачных волн пси-энергии, Кассандра продолжала к небольшой ложбине возле скальной гряды, окруженной полукольцом высоких, обильно поросших мхом и лишайниками, марен. Когда девушка уже решила было, что ошиблась, и зерглинги пробежали куда-то мимо, нога ее ступила на что-то живое.

Мягкая, рыхлая почва хлюпнула под ногами. Нет, это уже не было почвой, это было живой субстанцией, нечто лиловое, мягкое, пронизанное мириадами мясистых волокон, поддерживающих чуждую жизнь.

На крипе трава не растет…

Внезапная тревога сменилась спокойствием. Действовать по инструкции… Надо сообщить на базу об опасности, закончить разведку, вернуться, приготовиться к обороне. Зерги явно не загородную дачу себе здесь устроили, не прилетели на планету терран «отдохнуть с миром». Они будут нападать, это несомненно; нападение – лишь вопрос времени, зависящий от того, сколько они уже успели накопить сил.

Кассандра замедлила шаг, настороженно оглядываясь. Потом, оценив местность, двинулась в обход, чтобы подняться на нагромождение валунов. Зловещая тишина леса сменилась неприятными, чужеродными звуками. Порыв ветра донес до девушки запах, который она успела возненавидеть во время занятий в биолабораториях, где приходилось исследовать зергов – тяжелый, тошнотворно-приторный. Но даже без этого запаха она чувствовала то, что зерги здесь, совсем рядом.

Кассандра искренне обрадовалась, когда вместо хлюпающей от проникшего в нее крипа почвы ступила наконец на твердый камень; прижавшись к камню почти вплотную, девушка принялась подниматься на следующий; еще немного, и она увидит то, что находится в ложбине. Впрочем, она и так прекрасно знала, что там увидит. Название этому – колония зергов. Синоним – смерть.
Планета была уже беременна смертью, пропитана ею — неизлечимо. Говорят, так бывает с растениями, которые поражает какая-то земная плесень, вечная беда колонистов-земледельцев: больное растение наливается соками, кажется красивее и здоровее остальных, а когда приходит время сбора урожая, рассыпается серебристой трухой смерти, плесневыми гифами, пронизавшими его насквозь.

Перед смертью такие растения особенно красивы…

Кассандра вздрогнула, подумав именно в таком ключе о болезненной красоте Мар-Илиона. Как давно проникли споры зергов в его почву, сколько выжидали, прежде чем пришло время собрать урожай?..
Полностью сформировавшийся инкубатор – («первой стадии развития, без дополнительных мутаций» — констатировала про себя Кассандра) высился в ложбине, окруженный аккуратным кольцом споровых колоний. Часть из них мутировали прямо сейчас, вздрагивали, влажные от слизи, поблескивавшей на солнце. Несколько яиц зрели на крипе, будучи уже на последней стадии роста. Еще несколько минут, и…

Оболочки яиц хлюпнули, разрываясь с легким треском. Несколько внешне безобидных, кажущихся довольно неповоротливыми рабочих особей выбрались из остатков яиц, деловито устремились к небольшому выходу минеральной породы.

Зависший в воздухе повелитель маячил вдалеке. Рабочие проворно шевелили конечностями, откалывая куски минералов.

До того развитие колонии зергов Кассандре приходилось видеть только в учебных фильмах. Она не могла не признать, что в реальности в этом было что-то завораживающее, человек не мог не поразиться изобретательности и умению приспосабливаться этих порождений чуждого разума.

Все-таки колония была невелика. Крип начал формироваться не слишком давно; девушка обратила внимание на несколько деревьев в ложбине, которые обтекала лиловая масса – они еще не успели засохнуть. Кассандра постаралась оценить ситуацию трезво и хладнокровно. Если ей повезет сбить повелителя, она спокойно прикончит рабочих. После этого можно разрушить сам инкубатор. Придется потратить немало времени, живое строение весьма крепко… но зарядов у нее хватит.

Поднимаясь по камням выше, чтобы поймать в прицел повелителя, Кассандра уже поняла, что все просто не может оказаться настолько легко. Зерглинги появились не из воздуха…
Продолжая двигаться за повелителем, девушка забралась на гранитную скалу, осторожно выглягнула из-за выступа. Массивная туша – и как только держится в воздухе?.. — неспешно фланировала в стороне, все еще слишком далеко для выстрела, но одновременно и слишком далеко для того, чтобы засечь невидимку. Еще вопрос, кому из них повезло.

Кассандра опустила взгляд вниз и вздрогнула.

Редкие месторождения минеральной породы были сплошь облеплены зерговскими рабочими, а дальше, в небольшой лощинке, наливались кроваво-лиловым соком рядом с еще одним развитым инкубатором сразу несколько пока еще бесформенных глыб будущих зерговских живых строений — на ранней стадии мутации, но Кассандра безошибочно узнала, что это будет.

И что ждет Мар-Илион…

Отвратительно хлюпал пруд — пятно с болотного цвета жижей, на краю которого, настороженно вздыбив головные панцири, нежились несколько лингов.

«…открылись двери кладезя бездны, и вышла оттуда армия… великая саранча на погибель народам», — кажется, так звучали слова Апокалипсиса, который особенно любил цитировать фанатичный падре Андерсон — сама Кассандра старалась держаться подальше от религии, но в этот момент просто не могла думать ни о чем ином, кроме Апокалипсиса-сейчас.
Она прижалась к прохладным камням, спешно вытаскивая комлинк. Ответа пришлось ждать долго, томительно тянувшиеся секунды казались часами. Сжимая переговорное устройство в руке, девушка беззвучно шевелила губами, собираясь с духом и готовясь сообщить на базу об опасности. Вернее, не об опасности. О неизбежном.
Пройдет совсем немного времени, и на пузырящемся крипе вздыбятся щупальца санкенов, из яиц выйдут новые и новые линги, а вслед за ними — если зерги уже добрались хоть до одного из месторождений газа — извергающие яд гидралиски. «Здесь будет огромная армия за считанные часы, если мы не остановим их всех как можно быстрее»…
Переговорное устройство издало наконец несколько тресков и хрипов – и сквозь них прорезался заспанный, недовольный мужской голос:
— Оператор Вескер на связи… я слушаю…

Кассандра знала этого парня, даже перекидывалась с ним словечком-другим пару раз, но симпатии к нему не испытывала – по причине его крайней надменности. Тем не менее, именно он дежурил сегодня, и девушке ничего не оставалось, как передать свое сообщение ему:

— Опасность. Ситуация крайне опасна. Нужна немедленная мобилизация всех сил обороны… докладывает «призрак» Кассандра Агирре…

— Что еще за опасность? – голос радиста был по-прежнему сонным и недоверчивым.

— Зерги, — выдохнула Кассандра.

Все остальное было само собой разумеющимся. Она вновь глянула вниз, в ложбину, пытаясь определить, сколько времени потребуется новым инкубаторам, чтобы закончить морфинг. И сколько новых зергов такая колония сможет производить за час, за полчаса. И сколько их потребуется для того, чтобы разнести в пыль жалкий гарнизон городка. Необычайно увлекательная, а главное, полная оптимизма арифметика.

Вескер молчал. Затем голос из комлинка раздался снова… но совсем не те слова, что Кассандра готовилась услышать.

— Кассандра Агирре? Я ничего не имею против вас лично, детка. Но позвольте кое-что припомнить. Не ваши ли крики на прошлой неделе переполошили всю казарму, когда оказалось, это был всего лишь ваш ночной кошмар? Не вы ли твердите «зерги придут, зерги придут» на каждый шорох? Поверьте, я не буду поднимать тревогу из-за ваших галлюцинаций.

— Проклятье, Вескер! Я не вру. И это НЕ галлюцинация. И не ночной кошмар. Здесь формирующаяся колония зергов, координаты 208:14/62… Два зрелых инкубатора… нет, уже три, — девушка вздрогнула, увидев, как одна из фиолетовых глыб живой плоти закончила мутацию.

— Два, нет, уже три? – повторил радист насмешливо. – Тот фермер, чьего сторожевого пса вы приняли за зерглинга, до сих пор недоволен размером компенсации, которую ему выплатили. Вот вам мой добрый совет, детка: возвращайтесь на базу, отдохните хорошенько, и вам не будут мерещиться зерги за каждым кустом.

Он рассмеялся — коротким, хриплым смехом.

— …когда зерги придут к городу, вы уже не будете так смеяться… — мрачно пообещала Кассандра.

Огонек комлинка моргнул, сообщая о завершении связи. Девушку наполнила злоба вперемешку с решимостью. Стиснув зубы, она принялась спускаться со скалы, чтобы вернуться в город и искать кого-нибудь, кто ей поверит, пока еще не поздно….

«Уже поздно», — сказала она сама себе, с отчаянным усилием отвергая эту мысль.

Мар-Илион погибнет…

«Все люди в этом городе погибнут. Все до одного…»

Комлинк молчал, мерцая холодным синеватым огоньком.

«Кто-нибудь? Вы слышите меня? Кто-нибудь, можете ли вы нам помочь?»

Ментальный зов Кассандры ушел в пустоту. Нет, разумеется, ответа не будет. Некому ее услышать там, в этой прозрачной вышине неба, освещенного бледным, как сама смерть, светом двойной звезды.

3.

Городишко, беспечно нежащийся в солнечных лучах, был сонным и тихим, когда Кассандра, запыхавшись, вбежала туда. Военная база казалась безнадежно вымершей: большая часть персонала с утра разбрелась по увольнениям. Дежурный офицер в командном центре, к которому ворвалась девушка, был несказуемо недоволен тем, что не может провести выходной так, как все нормальные люди, и вынужден сидеть здесь, в духоте пыльного кабинета.
— Мне нужно к капитану колонии, — выпалила девушка прямо с порога. – Немедленно…

Дежурный лениво снял с носа и протер очки – спокойно, неторопливо, словно сонная муха. Потом так же медленно нацепил очки обратно, и только после этого приподнял голову, отвлекаясь от настольного терминала, и поглядел на Кассандру. Девушка не могла рассмотреть его глаз – мешали блики на стеклах; но была почти абсолютно уверена, что глаза окажутся крайне недовольными и заспанными.

— Что еще за сумасшедшая спешка?

— Мы, конечно, можем и не спешить. Только зерги нас ждать не будут…

— Какие еще зерги?

— Те, которые в лесу. Там шесть инкубаторов или даже больше.

— Вот как? И откуда же они там взялись?

— Не знаю, — как-то растерялась девушка. – Прилетели, наверное.

— Прилетели, наверное? И почему же никто, кроме вас, их не заметил? – ехидно хмыкнул дежурный.

— Может, потому, что другие не заходили слишком глубоко в лес? – пожала плечами Кассандра. – Послушайте, я не знаю, почему другие не обнаружили зергов. Может, потому что наши патрули плохо искали. Может, потому что зерги появились здесь только вчера. Я этому не удивлюсь — они способны отстраивать свои колонии и плодиться очень быстро.

— И что же вы сейчас хотите от начальства?

— Необходимо приготовиться к обороне. Мобилизовать все силы, объявить тревогу… и, заранее готовиться к отступлению. Нам может потребоваться эвакуация…

— Кассандра, мы не можем объявить тревогу просто так, без доказательств.

— Я видела зергов в лесу, только что. Какие еще нужны доказательства?
Офицер глянул на Кассандру с искренней снисходительностью:

— Знаете ли, девушка… поверьте мне… если бы на военных базах Конфедерации объявляли тревогу каждый раз, когда кто-то начинает уверять, что он видел зергов, все колонии находились бы в состоянии полной боевой готовности круглосуточно в течение последних двух недель. И это как минимум. А мы не можем допускать паники… и тем более – способствовать ей.

— Конечно, — ответила «призрак» резко. – Никакой паники… Лучше сидеть и ждать, пока зерги придут и застанут нас всех врасплох?

— Кассандра, я не буду доставать сейчас ваше личное дело, — дежурный покосился на свой терминал, на экране которого замер недоразложенный карточный пасьянс, — но что-то припоминаю я, что вы уже не первый раз поднимаете ложную тревогу относительно зергов. Если вы так настаиваете на том, что в этот раз вам действительно не померещилось, завтра мы вышлем два дополнительных патруля… даже, возможно, отправим отделение морской пехоты, чтобы они подтвердили или опровергли ваши слова.

— Завтра? Почему не сегодня?

— Потому что сегодня выходной. Кто захочет в выходной срываться с места и тащиться в лес только затем, чтобы убедиться, что там нет никаких зергов?

— Но они там есть, — выдохнула Кассандра, присаживаясь в кресло напротив стола дежурного. Она покосилась в сторону закрытой двери в кабинет капитана колонии. Оттуда доносились обрывки беседы… даже не беседы, а открытой ругани:

— Какого дьявола, Картер! В конце концов, три килограмма взрывчатки – не иголка! Как можно говорить «Найдется?!» Что значит «Могли затеряться, не прошли по накладным»? Чтоб сегодня же все нашлось, иначе я за себя не отвечаю… и тем более не отвечаю за то, что вы и дальше будете занимать пост заведующего оружейными складами…

Кассандра узнала басовитый голос капитана.

— Могу я пройти туда?

— Туда? – дежурный чуть недоуменно приподнял бровь.

— Да. Поговорить с капитаном Долански. Доложить ему насчет зергов…

— Думаю, уже сейчас можно понять, что он занят, — терпеливо сообщил офицер. — И, судя по всему, надолго…

— Я могла бы подождать…

— Лучше приходи через час. Или через два. А еще лучше – завтра. Тогда и пошлем кого-нибудь проверить твое сообщение насчет зергов на Мар-Илионе… если ты сама к утру не убедишься, что тебе просто привиделось.

Он снял очки и даже как будто подмигнул девушке, отхлебывая воды из стакана, стоявшего на столе.

— День-то сегодня какой… жаркий…
В Кассандре все больше закипала ярость; сперва радист отказывался ей верить, теперь та же история повторялась снова. Она сделала еще одну попытку прорваться в кабинет начальства, но дежурный офицер был непоколебим – сущий цербер:

— Э-э, и не суйся туда. Там сейчас прапорщик Картер, заведующий оружейным складом, «на ковре» отчитывается. У него обнаружилась недостача почти трех килограммов взрывчатки, а морпехи вчера в бараке поговаривали, что он ее проиграл в карты…

По сравнению с инкубаторами зергов в лесу пропажа взрывчатки показалась девушке совершенно незначительной глупостью; однако, дежурный окончательно уперся в решении не пропускать Кассандру, пока начальство не разберется с проштрафившимся прапорщиком, а разбирательство это обещало быть чертовски долгим…
Девушка вышла из штаба на улицу, проклиная все на свете; что радист ей не поверил, что дежурный, а к капитану колонии ее вообще не пропустили. Не иначе как весь мир сговорился сегодня против нее.
Оглянувшись по сторонам, Кассандра неожиданно заметила советника Ильдара; тот разместился в тени полузасохшего дерева во дворе, вместе со своим неизменным мольбертом, и сосредоточенно, с упоением орудовал кистями, продолжая работать над картиной.
— Ильдар! – девушка торопливо подошла к старику; тот улыбнулся, когда ее увидел.

— Ну как, прогулялась в лесу? Хороший день сегодня, что ж ты так быстро вернулась? Надо было тебе таки искупаться…

— Ильдар… там, в лесу – зерги…

Старик посмотрел на девушку – пристально и серьезно; в его взгляде Кассандре почудилась надежда. Ильдар все-таки советник колонии, у него есть власть… пусть, наконец, хотя бы поднимут тревогу…

Молчание тянулось долго – необычно долго; потом – совершено неожиданно для Кассандры – советник странно улыбнулся и принялся сосредоточенно растирать краски на палитре.

— Ильдар, ты ведь понял меня? Там зер-ги!..

— Да, я прекрасно тебя понял, — советник зачерпнул кончиком кисти немного черной краски, прищурился, сделал несколько быстрых мазков на холсте, отступил на шаг – любуясь на дело рук своих. Потом повернулся к девушке и едва заметно вздохнул:

— Значит, они все-таки пришли…я ждал этого. Это было должно случиться. Знал это с тех пор, как увидел храмы… развалины мертвых храмов в лесу…

— Что мне до твоих храмов, если все мы умрем? …

— Зерги чувствуют пси-энергию… ты знаешь это. Вы все, «призраки», знаете это… будь я суеверен, сказал бы, что вы принесли нам смерть.
Кассандра была в курсе, разумеется – того, что зерги тянутся к эманациям «призраков», чувствуют телепатов едва ли не лучше, чем те чувствуют зергов. Но все же сомнительно, чтобы, почуяв человека-телепата, эти космические монстры преодолевали бы, летя на подобный псионный зов, огромные расстояния среди звезд. Так что разговоры о том, что «призраки» могут «накликать зергов» — это, конечно, слухи, не более.
— Но эти эманации слишком слабы, — продолжил Ильдар рассудительно — естественно, он не верил пустым слухам… интересно, хотел ли он этим успокоить девушку? … — чтобы позвать этих тварей с другого конца Галактики. Вы не виноваты, Кассандра. Может быть, твой пси-сигнал и притягивает зергов… на расстоянии считаных метров? Не знаю, я никогда не уточнял. Но эти руины в лесу… они — словно гигантский излучатель, шлющий свой зов до самых дальних звезд. Ученые Конфедерации поняли это, когда начали его исследовать…
Да, наверное. То самое, что служит причиной искаженных, обострившихся чувств, тревожных видений, преследовавших «призраков» на Мар-Илионе; причиной ее способностей к пси, растущих порывисто и болезненно… проклятый дар пророчества. Храм знал, что зерги придут, и словно сообщал об этом – тем, кто способен был слышать…
— Ильдар! И ты знал об этом! И не предупредил никого!

— Прости… мне было запрещено. Это была секретная информация…

— Была?

— Конечно. Теперь в ней нет никакого смысла. Мы ведь все умрем, ты сама сказала это…

— Что за гребаные руины? Кто их построил? А, впрочем, сейчас это уже не важно… — воскликнула девушка в отчаянной злобе.

Рука Ильдара с кистью рассеянно водила по холсту. Кассандра узнала утренний пейзаж. Мирные зеленые холмы, излучина реки, кромка леса… теперь советник рисовал сплошные безобразные черные тени, смазанные, размытые — так велика скорость, с которой они помчатся, сметая все на своем пути, не щадя никого…

— Сколько ты видела инкубаторов? — спросил Ильдар, не переставая добавлять на картину новые и новые силуэты стремительно несущихся зерглингов.

— По меньшей мере шесть… правда, не все из них еще закончили эволюцию…

Девушке вспомнились картинки из учебного курса — стадии развития зерговского инкубатора. «Морфинг происходит быстро, очень быстро. Сколько осталось времени, есть ли у нас хотя бы пара часов?..»

Советник только кивнул со вздохом. Водянистые, почти прозрачные глаза Ильдара смотрели вдаль, в сторону леса, откуда должны были прийти зерги.

— Мы все погибнем, Кассандра. Илион падет… впрочем, ты можешь утешить себя тем, что он падет не потому, что они тебе не поверили.

Девушка с непониманием посмотрела на него.

— Ты не читала Гомера? Хочешь… пойдем ко мне, я налью тебе чаю и прочту кое-что из «Илиады», до того, как черная армия войдет в обреченный город.

— Ильдар! Ты советник колонии! Сделай хоть что-нибудь…

Старик сделал еще несколько мазков кистью по холсту – на картине возник силуэт еще одного зерглинга.

— Кассандра… да, формально я считаюсь советником, но… реально у меня ведь нет никакой власти. Думаешь, я не предчувствовал все, что случится, хотя я и не являюсь «призраком»? Что ж, знай, я просил генерала Дюка прислать подкрепление для нашей колонии еще неделю назад. Они ничего не пришлют… Для всей Конфедерации на Мар-Илионе нет никаких руин… и нет и не будет никаких зергов. Чем я еще могу помочь? Я всего лишь надеялся, что это не случится так скоро…

Девушка смотрела на пожилого советника с грустью, сменяющейся сухим ожесточением.

— Обратись к командованию гарнизона?

— Они мне не верят, Ильдар… Никто не верит, что зерги здесь… — тихо выдохнула она.

— И троянцы не поверили Кассандре? – необычно ласково сказал старик, положив девушке руку на плечо. Потом грустно усмехнулся:

— Тогда — молись…

Кассандра, чуть похолодев, смотрела на Ильдара, вновь занявшегося своей картиной, отказываясь верить в то, что происходило на ее глазах: ей показалось, что советник просто сошел с ума…
***
Она бессильно прислонилась к стене какого-то здания, села на пыльную землю, запрокинув к небесам голову. Кассандра пыталась собрать в комок силу воли, но на глаза все равно навернулись слезы.

«Ты говоришь, но никто не слышит, никто не верит, никто не слышит…»
— Кассандра? Ты плачешь?

Она повернулась на голос. Рядом стоял Юрий… смешной парнишка в громоздком бронекостюме огнеметчика. Юрий-031.К9.007, у которого даже не было собственной фамилии, только порядковый номер и больше ничего…

«Ах да. Я – у храма. Ильдар сказал – молиться, потому что зерги пришли».

— Плачу… не плачу… какая разница? – произнесла она сердито.

Никто, все равно никто не может и не хочет помочь…

— А я хотел сказать тебе… только не смейся! Мы с падре Андерсоном это обсуждали… видишь ли, я решил…

— Что ты решил?

— Тебе не интересно знать?

«Боже мой, что может быть важнее сейчас, кроме зреющих инкубаторов в лесу, несчетной армии лингов, изрыгающих ядовитые шипы гидр? Что в этом мире может быть еще интересно?»

— Я… — он потупился, — я… хочу пойти в монастырь.

— Рада за тебя, — произнесла Кассандра, глядя в пустоту.

Юрий чего-то ждал, переминаясь с ноги на ногу. Наконец, видя, что девушка продолжать беседу не собирается, вновь подал голос:

— Ты ничего не хочешь сказать по этому поводу?

— Я должна что-то сказать?

«Если ты можешь сейчас добраться до монастыря, на любой планете подальше от Илиона — беги… беги, пока хватает сил»…

Она продолжала повторять это про себя, забыв совсем, что Юрий вовсе не был «призраком» и потому не понимал телепатической речи. Некоторое время паренек перетаптывался с места на место, вынужденный слушать тишину; наконец, снова заговорил, не очень решительно:

— Если ты не хочешь говорить со мной, Кассандра, я просто уйду… — он прищурился, внимательно глядя на нее. – Слушай, что все-таки случилось?

— Этот город погибнет, — ответила Кассандра так спокойно, как сообщают о намеченной вечеринке в казарме или же о том, что по случаю планового ремонта станции связи почты в колонии опять ни для кого не будет.

— Правда?

Хозяин грубоватого, резкого голоса – падре Андерсон, всклокоченный и небритый, в своей неизменно помятой сутане, подошел сзади и остановился рядом с огнеметчиком.

— Да.

— И когда же это произойдет?

— Я думаю, через пару часов.

Священник присел на тротуар рядом с девушкой.

— Я видела зергов, — устало повторила Кассандра.

— Дай-ка закурить, Юрий? — священник принял у огнеметчика сигарету, прикурил, выудив зажигалку откуда-то из складок сутаны.

Девушка рассеянно усмехнулась какой-то религиозной надписи на белой перчатке святого отца. «Dominus Noster est in coelis» (лат.: «Господь Наш пребывает на небесах»)… мда, когда-то ей хотелось выучить такие языки, как латынь…

— Зергов! – порывисто воскликнул огнеметчик, тоже щелкая зажигалкой. – М-мать… э, простите, падре… Почему не подняли тревогу?!!

— Мне никто не верит… — в голосе Кассандры послышалось скорее смирение, чем обреченность.

— Это бывает. Меня вообще часто принимают за пустое место, — ответил Юрий, почему-то довольно радостно; может быть, был рад тому, что у них с «призраком» внезапно обнаружилось что-то общее?

— Ну, чаще все-таки за пустое место принимают меня, — ответила девушка и внезапно улыбнулась. – Если, конечно, поблизости нет детекторов…

— Правильно, невидимка, — отец Андерсон затянулся сигаретой и коротко засмеялся. На лице Юрия тоже появилась улыбка, но она тут же исчезла. В глазах девятнадцатилетнего огнеметчика вспыхнули безумно-фанатичные искорки.

— Говоришь, зерги? Пойдем-ка посмотрим на них!

— Посмотрим? – девушка с удивлением приподняла бровь.

— Ну да. Где они, ты говоришь? В лесу? Далеко отсюда?

Пока девушка рассказывала, юноша, тоже усевшийся рядом на газоне, деловито кивал головой; священник тоже внимательно слушал, даже задал пару вопросов, уточняя насчет месторасположения инкубаторов – видимо, падре знал лес очень хорошо, ему было достаточно всего нескольких ориентиров, чтобы уверенно заявить «Понятно. Где это, я теперь представляю»…

Во всем этом было что-то сумасшедшее. Да, Кассандре наконец поверили. И кто это был? Парнишка-огнеметчик, которого собратья по отряду терпеть не могли за его «странности», такой, каких называют «не от мира сего» и одновременно – самый отчаянный сорвиголова из известных ей – воистину, гремучая смесь! – и еще католический священник.

Лучше не бывает.

Но – неизвестно почему – к Кассандре вдруг пришло спокойствие. Все-таки, она встретила понимание, все-таки, есть у нее друзья, те, кто не считает, что зерги в лесу – только ее галлюцинация.

Да еще и предлагают проверить…

— Когда тебе сказали зайти к капитану Долански? – спросил огнеметчик.

— Через час. Лучше через пару часов. А еще лучше – завтра, — девушка передразнила надменную интонацию дежурного офицера. Падре Андерсон хмыкнул в ответ:

— Что ж, у нас будет время добраться до ульев, вволю налюбоваться на зергов и вернуться…

— Замечательно, — кивнул юноша; потом решительно вытащил изо рта сигарету и затушил ее о какую-то коробку, стоявшую рядом.

Священник посмотрел на это неодобрительно – потом почему-то улыбнулся и решительно повторил тот же самый жест. Кассандра задумчиво глянула на два потухших окурка, одновременно оказавшихся на газоне рядом с темной коробкой.

— Святой отец, вы тоже с нами пойдете? – уточнил Юрий; в его глазах читалась абсолютная уверенность в ответе «Да».

— Ну а как же, — развел руками падре Андерсон. – Разве истинный пастырь может бросить свою паству, тем более в трудную минуту?

Кассандра посмотрела на священника, собираясь уже сказать, что его решение — абсолютное сумасшествие; хотя с другой стороны… почему бы и нет. «Может быть, наоборот, весь мир вокруг нас медленно сходит с ума, и только мы – отчаянные безумцы – нормальны…»

— Идем, — она первой поднялась на ноги, решительно вскидывая на плечо винтовку.

Падре Андерсон сложил руки в молитвенном жесте, поднял глаза к небу:

— И да поможет нам Господь, дети мои…

4.

Двойная звезда стояла высоко в зените; зной выходного дня, казалось, еще усилился.
Вслед за Кассандрой падре Андерсон и огнеметчик перешли реку вброд. Девушке показалось, что это будет надежнее, чем пользоваться главной дорогой и мостом.

— Сейчас – туда…

«Призрак» указала в сторону леса, туда, где начиналась едва заметная тропа. Священник быстро кивнул; Юрий тоже – подбросил в руке коробку, которую тащил за собой от самого города, не соглашаясь с ней расставаться, и последовал за товарищами.
Все та же мертвенная тишина в лесу, не слышно даже птичьих голосов. И отец Андерсон, и огнеметчик — оба заметили это.

— Все спят. Все как будто повымерло, — проконстатировал Юрий. – Кассандра, а тебе точно не померещи…

— Смотрите!

Девушка порывисто указала в сторону – туда, где только что промелькнула быстрая тень.

— Думаешь, это зерглинг? – с сомнением пробормотал юноша.

— Тут думать не надо. Я и так знаю…

— Ну прости, мы люди серые, телепатии не обучены, — ответил Юрий, пожимая плечами – правда, в бронекостюме его жест оказался почти незаметным. – да ладно, ладно… мы тебе верим…

Кассандра опустилась на одно колено, принялась настраивать визор. Через несколько секунд изображение стало четким, девушка торопливо сканировала местность, стараясь заметить еще хоть какое-нибудь движение вдали, в гуще деревьев. Легкий ветерок пошелестел листвой и снова стих.

Но остался шорох. Звуки шагов. Точнее, быстрого, стремительного бега.

Кассандра даже прикоснулась рукой к земле, чтобы почувствовать содрогания почвы. На уровне пси-энергий она уже видела, знала об их приближении…

— Мы опоздали… зерги уже идут…

— Спокойно, Кассандра, спокойно, — вмешался священник. – Если ты их чувствуешь, то можешь хотя бы примерно определить их количество.

Девушка кивнула, сосредоточенно закусила губу, попыталась прислушаться к пси-потокам вновь. Конечно, это было рискованно уже хотя бы потому, что с такого расстояния она могла бы легко «приманить зергов», если те почувствуют ее ментальные импульсы. Но зерги были пока слишком далеко для визора, так что другого варианта действительно не оставалось.

Падре Андерсон и Юрий терпеливо ждали. Парнишка переминался с ноги на ногу, настороженно огладываясь кругом, и периодически косился на свою коробку.

«Чтобы лучше видеть, надо закрыть глаза…»

«Чтобы быть уверенным в пути, которым следуешь, стоит закрыть глаза и идти в темноте» — прокомментировал падре Андерсон, поглядев на Кассандру. – Воистину, глядя на телепатов, я убеждаюсь в правильности этих слов святого Хуана (прим. авт.: «Имеется в виду св.Хуан де ла Крус (испанский святой 16 в.)»)…

— Вы, конечно, правы, святой отец, но я попрошу вас меня не отвлекать. Я с удовольствием послушаю проповедь в другой раз…

«Если он вообще будет» — считала она неприкрытую, грустную мысль священника, и повторила ее вслух:

— Если он вообще будет…
Темные потоки струились над землей, пронизывая каждого из зергов; направленные лучи пси-энергии связывали их вместе, приковывая к воле зорких повелителей, но на этом дело не ограничивалось. Воля, которая сливает всех зергов воедино – это нечто большее, чем просто сигналы от неповоротливых летающих туш, — в этом Кассандра была практически уверена. И, чувствуя сейчас эту невероятно сложную сеть пси-каналов, извивающиеся черные ленты, призрачные сгустки тьмы, она в очередной раз задумалась о том, что теория «наличия у зергов высшего разума», стойко отвергавшаяся конфедератскими учеными, могла оказаться более чем верной…

— Их там около десятка, может, чуть больше. Зерглинги… метрах в пятистах отсюда, и быстро приближаются, — сообщила, наконец, товарищам Кассандра. – Простите, что не могу определить точней…

— Давай вызовем станцию комсата, что ли, — тут же предложил Юрий. – Пусть просканируют местность…

— Не будут они энергию тратить. Операторы уверены в том, что нету здесь никаких зергов, им нужны доказательства…

— Доказательства мы им принесем, — улыбнулся огнеметчик.

— Неправильно сформулировано, сын мой, — ответил священник. – Доказательства к ним сами придут…
Прошло совсем немного времени, после чего друзья, затаившиеся в неглубоком овраге, действительно увидели зергов. Стремительные, легкие тени, не то что бегущие – почти парящие над землей, двигались быстрыми, грациозными прыжками. Кассандра подняла голову вверх, привычно глядя в визор – так и есть, вдали неспешно фланировал повелитель, не поспевавший за шустрыми лингами.
— Ух ты, — Юрий чуть присвистнул, потом поморщился. – Надеюсь, они нас тут не засекут…

— Не должны бы, — спокойно ответила девушка. – Скорее всего, они побегут к мосту, оттуда – в город.

— А смысл? – огнеметчик не сразу понял. — Ну десяток тварей. Ну прибегут они, эти самые «доказательства», ну покажут нашим, что к чему. Так наши их все равно перебьют. А ты говорила, там в лесу штук шесть инкубаторов…

— Неужели ты не понимаешь? Это ведь только разведка, — ответила девушка.

— А разве зергам не выгоднее напасть внезапно? – уточнил Юрий.

— Можно и внезапно. Но лучше пожертвовать десятком-другим зерглингов, чем бросить вперед основные силы и напороться на базу «Альфы» с прорвой танков, да еще и с поддержкой крейсеров с воздуха…

— Ну, у нас тут нет никакой «Альфы». Никаких тебе крейсеров… даже ни одного танка. Если не считать тот, ржавый, полуразобранный – там только дети играют… — отозвался парнишка.

— Вот-вот… и зерги очень скоро в этом убедятся….

— И тогда их придет больше, — заключил до этого помалкивавший священник.
Несколько минут все молчали. Линги давно исчезли из виду, повелитель тоже скрылся за кронами высоких деревьев – словно его и не было, как и не было в лесу никаких зергов – одна коллективная галлюцинация. Впрочем, не могло такое померещиться троим сразу, что и огнеметчик, и падре Андерсон отлично понимали. Виденное ими было реальностью.
И еще более угрожающая реальность пряталась в будущем – и уже готовилась стать настоящим.
Когда легионы инопланетных тварей – сколько их там уже успело расплодиться в лесу – кинутся на городишко… Друзья прекрасно осознавали это.
— Вот что, — решительно произнес Юрий, прикуривая. – Они придут, это да. Только мы их не пустим.

— Как это ты собираешься их не пустить? – Кассандра с любопытством повела бровью.

— А просто. Вы помните мост?

— Конечно, помним, — отозвался священник.

— Ну так вот. Единственный подход к городу… если, конечно, не считать бродов. Только вряд ли зерги о них знают. А водоплавающих зергов вроде бы не бывает, Кассандра, не так ли?

— Не бывает, водоплавающие разновидности наукой Конфедерации действительно не зарегистрированы, — девушка улыбнулась. Ей надоело лежать на дне оврага, она наконец поднялась и присела на выступающую из земли корягу. – Правда, есть летающие…

— Повелители, что ли? – Юрий глянул на небо. – Тормознутые, как коровы. Наши «голиафы» посбивают таких без труда. И еще на подходах к базе есть туррели…

— Ну, сколько у нас тех туррелей, — покачал головой падре Андерсон.

— Немного, конечно. Ну так и наши морпехи стрелять еще не совсем разучились… я надеюсь. Не все ж им пиво пить…

— В общем, конечно, да, ты прав, — девушка согласилась с Юрием, потому что ничего другого, в сущности, не оставалось.

Никаких идей получше в голову пока и не приходило; пугать приятелей рассказами о муталисках она не стала, тем более, помнила из учебного курса сведения о том, что зерги практически никогда не начинают плодить муталисков, если у них не будет достаточно веспен-газа. А какой на Мар-Илионе веспен, тут и полезные минеральные породы искать приходится днем с огнем…

— Так что ты предлагаешь, Юрий? Как нам их задержать? Встать на мосту, чтобы ни один зерглинг не прошел?

— Зачем встать на мосту? – огнеметчик довольно усмехнулся – улыбка растянулась на веснушчатом лице чуть ли не до ушей. – Это зерги пусть встанут на мост, а он – БУМ!..

Кассандра покосилась на увесистую коробку, которую Юрий таскал за собой. Уловив ее взгляд, парень снова ухмыльнулся и старательно затушил о край ящика свою сигарету.

Девушка вздрогнула, когда догадалась.

— Где ты это взял? Капитан Долански сегодня Картеру такой разнос устроил…

— Ах, значит, все-таки устроил? Так ему и надо!

— Сын мой, я тебе уже несколько раз говорил, и повторять буду, что воровать нехорошо, — тут же вмешался священник, с укором покачивая головой.

— Нехорошо? Да меня этот завскладом достал уже. То бронекостюм мне хотел выдать на три размера больше. То баллон всучил неисправный, а потом кричал на меня, что это я все испортил, и что с меня штраф надо взять в тройном размере за порчу конфедератского имущества. И шуточки его вечные дурацкие. И в карты он меня постоянно обыгрывает…

— Играть в азартные игры – тоже недушеполезно, и я даже бы сказал, губительно! – погрозил Юрию пальцем отец Андерсон. – давно тебе надо отказаться от сей вредной привычки…

— Пусть сперва Картер отказывается. Ух, я думаю, он откажется, после слухов, что он три кило взрывчатки в карты проиграл, — парнишка не удержался и хохотнул. – Нет, падре, Картер этот – сволочь и зануда, на него половина барака нашего зуб точит. К тому же, он не раз винтовки продавал налево, да просто изворотливый, вот и ни разу не попадался. Вот и пусть теперь помучается… а с динамитиком мы с вами, падре на рыбалку сходим… Тьфу ты, — Юрий хлопнул себя по лбу, то есть, по защитному пластику на шлеме бронескафандра – тот гулко завибрировал в ответ. – Не на рыбалку, конечно, а подорвем этот самый мост, и вместе с ним, если удастся – треклятых зергов. Всех не убьем, зато задержим и выиграем время… Ну, как вам мой план?

— План хороший, — первым отреагировал священник. – Если получится, будешь в качестве покаяния за кражу взрывчатки не тридцать молитв читать, а только десять, — добавил он строго, посмотрев в глаза духовного чада.

— Да хоть двадцать прочту, святой отец, уж ради вас-то. Все равно Картеру обратно я взрывчатку точно не понесу…
План Юрия удалось осуществить без труда. Неподалеку от моста, куда подобрались друзья, неспешно курсировал зерговский повелитель; видимо, предпочитал управлять побежавшими к городку лингами с более-менее безопасного расстояния, а не соваться под ракеты автоматических туррелей.

Улыбнувшись, Кассандра вскинула винтовку и открыла огонь; падре Андерсон и огнеметчик одобрительно следили за тем, как повелитель пытается уйти от обстрела – но для этого он двигался слишком медленно. Девушке даже не пришлось гнаться на зергом, стреляя на ходу – она уложила его, практически не сходя со своего места. Туша с громким плеском плюхнулась в воду.

— Так-то ему… правильно, — довольно кивнул Юрий, возясь со взрывчаткой.

Он сосредоточенно настроил таймер, потом помахал рукой друзьям, давай сигнал, что все готово – и поспешно подбежал к Кассандре и отцу Андерсону.

— Будет сейчас зергам сюрприз, — довольно произнес он.

— Если они отыщут брод… — с сомнением глянула в сторону леса Кассандра. – Или явятся такие, кому водная преграда не страшна… муталиски… всем нам несдобровать тогда…

— Будем надеяться, что этого не случится, — ответил с оптимизмом огнеметчик.
Отец Андерсон размашисто перекрестился, потом опустился на колени, поглядев в сторону городка, торопливо зашептал слова молитвы; за спиной у троих друзей раздался взрыв.

Кассандра оглянулась, взяв Юрия за руку; в картине взорванного моста она чувствовала надежду – слабую надежду на то, что Мар-Илион все же удастся защитить.
— Теперь мы справимся! Правда, падре? – парнишка помог священнику подняться с колен.

— Если будет на то воля Господня…

— А от нас-то, святой отец, что-нибудь зависит? – чуть нахмурилась при этих словах Кассандра.

— Разумеется. Бог ведь не заставляет нас что-то делать. Свой выбор люди всегда делают сами. Свободная воля – это главное сокровище, которое у нас есть, — ответил священник, внимательно глядя на девушку сквозь стекла своих очков. – Иначе мы ничем бы не отличались от зергов, были бы только оболочками, слепо исполняющими приказы…
В другое время Кассандра с интересом послушала бы отца Андерсона подольше и даже поспорила бы с ним на религиозные темы. И, быть может, попробовала бы заодно отговорить Юрия от его явно неразумного желания податься в монастырь. Но и она, и ее друзья понимали, что времени на подобные душеспасительные беседы сейчас не осталось.

И кроме того, нельзя было забывать о зерглингах, которые успели пробраться в город. Первое «доказательство» присутствия на планете зергов лежало прямо возле дороги, ведущей к Илиону – в виде мертвого морпеха-часового. Вообще-то по уставу часовых должно было быть два, но, похоже, по случаю выходного дня один из них «отпросился» в самоволку. Что ж, возможно, это отсрочило его гибель…

«Да, именно. Это только отсрочка» — темная волна дурных предчувствий опять захватила Кассандру. Девушка нахмурилась; пси-потоки, которых она касалась своим сознанием, были тяжелыми, болезненными.

В городишко уже пришла смерть.
***
«Кто бы только мог подумать, что пять-шесть зерглингов могут учинить столько разрушений?» – мрачно думала Кассандра, пока они вместе с Юрием и падре проходили мимо бывшего дачного квартала. Впрочем, тут не только зерги постарались…
Пробежавшись по улицам городка, линги наделали немало переполоху; свалить с ног и прикончить ничего не подозревающего мирного жителя чертовски быстрая тварь могла одним ударом когтистой лапы. Стекло и тонкие, почти фанерные стенки стандартных коттеджей для них тоже не составляли никаких препятствий…
Прежде, чем пехотинцы из гарнизона спохватились и сообразили, что вообще происходит, зерглинги пронеслись по окраине городка, сломя голову, без труда прыгая через заборы, окружавшие садовые участки, снося некрепкие двери, вышибая заборы и окна. Если сначала у них и был какой-то приказ, вроде проведения разведки… или что там могло прийти повелителю в голову – то, после гибели повелителя, оставшиеся без контроля линги совсем ошалели; метались туда-сюда, не разбирая дороги, не забывая, впрочем, убивать каждого, кто попадался им на пути.

У морпехов, похватавших свое оружие и погнавшихся, наконец, за шустрыми тварями, было преимущество в виде бронескафандров и гауссовских винтовок – ни того, ни другого не было у мирных горожан, которым от зергов досталось в первую очередь. Крики на улицах не стихали еще долго…

А у лингов винтовок не было – зато, была огромная скорость: передвигались они стремительными прыжками, издали походя на смазанные черные молнии. Поняв, что настигнуть зерглинга, будучи закованными в тяжелые бронескафандры, не представляется возможным, несколько морпехов сообразили запрыгнуть в автомобили.

Вот тут уже началась потеха… жестокая, страшная бойня.

Солдаты гоготали, бестолково паля с машин во все стороны; стреляли по тварям – а попадали не столько по ним, сколько по многострадальным дачным домикам, по садовым парникам и теплицам; то там, то тут раздавался звон разбитых стекол, людские вопли, стрекотали очереди гауссовок, заглушающие зерглингское скрипучее «еррк!»…

Какая-то женщина выскочила на порог коттеджа, чтобы броситься к мужу, которого линги сбили с ног, всплеснула в ужасе руками – и тут же сама упала наземь, получив пулю от доблестного морпеха, целившегося-то, разумеется, в зерга…
Последний зерглинг, окончательно ошалев, несся по дороге прямо на падре Андерсона, Юрия и Кассандру – вздымая клубы желтоватой пыли. Следом мчался автомобиль, подпрыгивая на ухабах. Высунув гауссовку в окно, еще один морпех в пьяном восторге от собственного геройства палил по лингу; товарищи подбадривали его воплями, на девяносто процентов состоявшими из разноэтажной нецензурщины.
Девушка отпрыгнула в одну сторону, священник – в другую; растерявшийся на мгновение огнеметчик не успел сориентироваться, что к чему, как зерглинг уже наскочил на него с разбегу и свалил с ног. В следующий миг когти твари уже царапали броню скафандра; Юрий, отчаянно матерясь, пытался ухватиться за огнемет или по крайней мере сбросить с себя линга, который сопротивлялся и при этом пронзительно верещал.

Громко скрипнули тормоза; из автомобиля, чуть было не врезавшегося в огнеметчика вместе с зерглингом, донеслись ругательства и галдеж. Сразу за этим раздался грохот выстрелов.

Когда пыль осела, присутствующие смогли видеть, как один из пехотинцев помогает огнеметчику подняться. Его товарищи в это время тоже выбрались из автомобиля и смотрели, похохатывая, на паренька, с трудом скинувшего с себя мертвого зерга.

Юрию наконец удалось встать – после чего он с беспокойством принялся осматривать свой скафандр. Помимо бороздок, которые оставили на броне когти линга, в нескольких местах там же красовались вмятины от пуль.

Увидев это и осознав, что только благодаря природной «меткости» стрелявших он вообще сейчас жив остался, огнеметчик схватил ближайшего к нему морпеха за грудки и заорал не своим голосом:

— Ах вы… уроды распоследние… в каком борделе вас учили стрелять?!

Тот вырвался и отскочил в сторону; Юрий рванул было за ним и чуть не споткнулся о труп линга. Другие морпехи громко загоготали.

— Козлы вы все, идиоты недобитые! — (Юрий периодически оглядывался на падре, надеясь, что ругань у него получается более-менее цензурной) – вы меня угробить хотели, мать вашу, да?!

— Не тебя, а зерглинга…

— Ага, зерглинга… Олухи несчастные…стрелять научитесь сперва… потом за пушки хватайтесь… — Юрий зло сплюнул, демонстрируя подошедшим в это время Кассандре и священнику следы от пуль на своем скафандре. – Вот, друзья, полюбуйтесь-ка на этих снайперов… И это после того, как мы им всем, можно сказать, жизнь спасли…

— Жизнь спасли? Вы – нам? – один из морпехов оперся на гауссовку и вызывающе хохотнул. – А может, скорее, мы тебе?

— Точно. Не надо было сшибать с него этого линга, ребята. Никакой тебе благодарности от нашего горячего парня… — второй морпех присвистнул и сцедил под нос плосковатую шуточку на тему того, чем он порекомендовал бы Юрию заняться на досуге с зерглингом. — На худой конец, — добавил он, хмыкнув, — труп зерглинга тоже подойдет…

Юрий окончательно вскипел.

— Сам иди… с зерглингом… если такой умный… В лесу полно их!..

— Конечно-конечно, полно… на всех хватит… подождем только, пока они сюда прибегут, — засмеялся морпех, любовно поглаживая винтовку, на которой загорелся счетчик убийств – сменившийся с нуля на гордую единичку.

— Не прибегут, — фыркнул огнеметчик и окинул всех взглядом, чуть исподлобья. – Пока вы тут фигней занимались…

— Юрий, да ладно тебе, хватит, — попыталась остановить юношу Кассандра.

Но на него уже наседали морпехи:

— Пока мы тут фигней занимались, ты небось под кустом отсиживался?!

— Нет, в отличие от некоторых! Где вы отсиживались, и что с лингами делали, я вообще промолчу… а то тут дамы… — парнишка улыбнулся до ушей, покосившись на Кассандру, потом сдвинул брови, напуская на лицо серьезность. – Скажите вот лучше, горе-снайперы… Взрыв слышали?

— Взрыв… слышали вроде, было дело, — протянул один из солдат.

— Так вот, это мост. Был, — довольно сообщил Юрий.

— Был?

— А теперь нету, — парнишка посмотрел на морпехов с довольной ухмылкой. – Зерги придут – и оп-па! Не повезло… мост куда-то делся…

— И куда же он делся? – на лице пехотинца, задавшего этот вопрос, стриженого наголо парня, явно отсутствовали малейшие признаки интеллекта.

— Бум! – огнеметчик гордо захохотал. — Мы его взорвали… хе-хе… Так-то… ребята вот, — он указал рукой на падре и девушку, отчаянно делавших ему знаки замолчать, — тоже помогли немного… А вообще я сам…

— Ну ты, блин, даешь, — морпех, стоявший перед Юрием, только в удивлении присвистнул.

— Угу. Военная хитрость, понимаешь, — парнишка назидательно поднял палец кверху. Причем, сначала поднял средний, потом, сообразив, что жест получился немного неправильно, оттопырил вместо среднего указательный. – Теперь зерги к нам посуху не проберутся… — добавил он.

— А Юрик-то наш ничего, молодец… парень толковый… додумался ведь… — одобрительно произнес кто-то.

Парнишка, тут же забыв о недавних насмешках морпехов, просиял, чувствуя себя героем дня – но радости его суждено было длиться недолго: увлекательный рассказ о смелой вылазке в лес и гениальной идее подорвать мост был прерван оглушительным воплем:

— Где вы взяли взрывчатку?!!

Из заднего окна автомобиля высунулся доселе незамеченный Юрием и его друзьями Картер, заведующий оружейными складами – взлохмаченный, красный, как вареный рак; глаза его яростно вращались.

— Под арест всех! Немедленно! Вы еще ответите! За кражу конфедератского имущества… — почти закричал он, брызгая слюной.

— И за разрушение важного стратегического объекта, — тут же добавил один из морпехов, пародируя обычно напыщенный тон начальства.

— И за разрушение! Важного объекта! Ишь чего удумали – мост взрывать… вы за все, за все теперь ответите! Уж я лично позабочусь! – продолжал вопить Картер, потрясая кулаком.

— А мы-то думали, Картер динамит в карты проиграл, — донесся шепоток сзади.

— Конечно, Юрию небось и проиграл. А теперь орет…

— Молчать! Всем молчать! – прапорщик был, похоже, полностью вне себя.

«Ох и досталось же ему сегодня от капитана Долански», — подумала Кассандра. – «обычно Картер куда более меланхоличен»…

К прапорщику Картеру она никаких симпатий или неприязни не испытывала; возможно, потому что тот никогда не пытался как-то «мухлевать» с «призраками», когда им выдавалось оружие и обмундирование — зная, что все равно бесполезно, телепаты все его хитрости насквозь видят. А вот морпехи с огнеметчиками давно ненавидели заведующего складами и, похоже, дружно радовались, что от капитана ему сегодня влетело по первое число.
Но приказ, как говорится, есть приказ. С разгневанным прапорщиком никто не собирался спорить…

Огнеметчик пытался было возмущаться, но быстро сник; падре Андерсон, изобразив на лице смирение христианского мученика, забормотал молитву… Кассандра же, почувствовав внезапно в душе неимоверное опустошение, тоже не смогла вымолвить ни слова в свое оправдание. Внезапно ей стало безразлично то, арестуют их с падре и Юрием или нет, признают их правоту или нет.

Она знала, что они поступили правильно; «делай, что должно, и будь, что будет» — вспомнились слова девиза, прочитанного некогда в книге.

Древней книге, привезенной еще с Земли…

Там же были другие слова – переведенные со столь любимой отцом Андерсоном латыни:

«Я сделал, что мог; пусть, кто может, сделает лучше»…

Именно так…

«Мы поступили верно. И теперь – будь, что будет…»

5.

Прошло уже около получаса, а в помещение тюремного блока никто не являлся. Арестантов заперли и оставили в тишине и полном неведении относительно их дальнейшей судьбы.

Отец Андерсон продолжал молиться, тихонько перебирая четки. Непрестанный круг молитв, читаемых одна за другой полтораста раз, называющийся «розарий» — их следовало повторять и повторять, отрешаясь от мыслей о реальности и думая только о вещах божественных и неземных.

Юрий смотрел-смотрел на падре, потом выволок из кармана нить четок – наверняка падре Андерсон подарил своему духовному чаду – и попытался последовать примеру священника. Впрочем, у него это получалось куда хуже – для того, чтобы твердить «Аве, Мария» бесконечно, у паренька просто не хватало усидчивости и терпения. Прочитав молитву обещанные двадцать раз – в качестве покаяния за кражу взрывчатки – юноша снова припрятал четки и принялся мрачно, насупившись, прохаживаться взад-вперед по камере.

Кассандра молча наблюдала за ним.

Пару десятков раз обойдя камеру по периметру и измерив ее длину и ширину в шагах вдоль и поперек, Юрий наконец не выдержал и взорвался:

— Мы так и собираемся здесь сидеть, сложа руки? Надо позвать кого-нибудь… пусть нас, в конце концов, допросят! И мы объясним, что мост необходимо было уничтожить… для защиты города…

— Зови, — рассеянно отозвалась девушка. – Кого-нибудь…

Огнеметчик мрачно посмотрел сквозь решетку камеры в пустой коридор.

— А еще лучше было бы сейчас сбежать, — продолжал размышлять он. – Вызываем сюда охранника. Оглушаем его. Забираем ключи… потом пробираемся к выходу…

— Угу. Это мне очень напоминает одну компьютерную игру, — отозвалась Кассандра. – В ней есть миссия, которая как раз «Побег из тюрьмы» называется. Правда там сначала с тобой связывается некий хакер… выключается электричество, потом среди ящиков надо найти дубинку, и ударить охранника сзади, прежде, чем он поднимет тревогу…

— Тьфу ты, блин, — сердито отозвался Юрий. – Я серьезные вещи говорю, а ты все про компьютерные игры какие-то. И вообще, игры – они для детей… а ты все в них играешь по выходным — будто у тебя занятий поинтереснее нет…

— Иногда полезно и для взрослых, — не согласилась с ним девушка. – Игры ведь – отражение реальности… весь мир можно сравнить с компьютерной игрой, а Бога в таком случае – с программистом, — она едва заметно подмигнула священнику, ожидая от него поддержки.

Падре Андерсон охотно с ней согласился:

— Действительно, мир и взаимоотношения людей с Творцом можно рассматривать как подобную модель, правда, с большой долей условности…

Парнишка отчаянно вздохнул, понимая, что сейчас им с Кассандрой придется выслушать целую проповедь. Но его ожидания не оправдались.

Охранник с ключами, действительно, появился. И двое конвоиров вместе с ним.

— На допрос к капитану Долански, — один из них указал рукой на девушку – коротко и четко.

— А нас? – возмутился Юрий. – Мы все вместе там были… вместе и отвечать будем…

— Относительно тебя и… — солдат явно позабыл имя священника, поэтому буркнул под нос, — этого… гражданского… распоряжений не поступало.

— Сколько ж нам еще тут сидеть?

— Смирись, сын мой, — падре на миг оторвался от чтения молитв, — сидеть мы тут будем, сколько Господу угодно…

— Пока зерги сюда не явятся? – воскликнул парень, сердито глядя на святого отца.

— Даже если и так… мы сделали то, что должны были. Наша же судьба, как и судьба всего Мар-Илиона — только в руках Господних.

— Да что вы, право-слово… святой отец… если зерги меня есть придут, я с этим смиряться не собираюсь!

— С этим никто тебя смиряться и не просит, — падре Андерсон задумчиво снял с носа очки и принялся протирать их, глядя при этом на то, как Кассандре надевают наручники и выводят из камеры.

— Выпустите! Отведите меня к капитану! – Юрий продолжал бушевать, яростно ударил кулаком в решетку.

— А ну, сидеть здесь тихо! В карцер захотел? – прикрикнул на него охранник, проверяя, надежно ли заперта дверь.

Огнеметчик все еще возмущался и требовал, чтобы его тоже отвели на допрос, но дальнейших его возгласов Кассандра уже не слышала…
…а увещаний капитана Долански – не слушала. Практически не слушала. Только рассеянно смотрела в узкое, как бойница, окно, щурилась от ярких солнечных лучей, бьющих прямо в глаза.

И иногда что-то отвечала… автоматически, как компьютерный терминал – выдавая механические, заранее заготовленные ответы. Так же механически рассказала про то, как встретила в лесу зергов; как оператор Вескер отказался поднять тревогу; про свои попытки пробиться к капитану, про отчаянный по своей безрассудности план Юрия…

И теперь – выслушивала нотации о том, что она сделала неправильно. Что они все сделали неправильно.

Капитан Долански умел говорить очень убедительно, чуть ли не заглядывая в душу; но сейчас ему не удавалось уговорить Кассандру. Девушка только кивала в такт его словам, глядя в окно, в сторону темной кромки леса.

«Оттуда должны прийти зерги. И они придут»…

— Теперь ты понимаешь, что было неверно в ваших действиях? И уж тем более нет никакого оправдания краже взрывчатки. И подрыву моста… без надлежащего распоряжения командира, без соответствующих полномочий на принятие подобных решений…

— Понимаю, — ответила девушка без энтузиазма. Да и какой мог быть энтузиазм после получаса нотаций?..

Вздохнув, она все-таки добавила – повторила слова Юрия:

— Капитан, это должно было остановить зергов…

— Не остановить, а всего лишь задержать, если атака на город действительно состоится.

— Да, задержать… но у нас появится шанс… подготовиться к обороне… надо мобилизовать все силы! Вы сами видели, что я не фантазирую насчет зергов. Они уже на Мар-Илионе…

«Этот город будет разрушен» — гулкое эхо в сознании – черный голос страшного предчувствия.

— Этот город будет разрушен, — повторила она вслух – слова получились глухими, сдавленными.

«Поверьте мне, пожалуйста, поверьте… сделайте что-нибудь»…

Капитан ментального сигнала не слышал. А на мольбу, отразившуюся во взгляде девушки отреагировал достаточно сухо:

— Я полагаю, вы склонны преувеличивать опасность. В город прибежало шесть зерглингов, покуролесило на паре садовых участков… а мирное население уже разводит панику, как будто их примчался целый миллион… а паника сейчас никому не нужна. И вы понимаете это не хуже меня, не так ли?

— Конечно… Паники не будет… как вы и хотите… ее разводить будет некому, когда зерги всех нас уничтожат!.. – воскликнула в ответ Кассандра.

— Нашего гарнизона будет достаточно, чтобы отразить нападение…

«Вы сами не верите в то, что говорите, капитан»…

Да, он действительно не верил. Девушка читала его мысли – тревожную, спутанную ауру… сомнения, чувство долга, перевитые тонкой паутинчатой сетью страха.

Капитан тоже поступал так, как был должен. Или – сообразно своему пониманию этого долга…

Кто подписал Мар-Илиону смертный приговор? Зерги? Или сама Конфедерация, приказами «не разводить панику», не разглашать сведений о присутствии зергов и о наиболее вероятных точках их появления? Скрывая то, что обнаруженные на Мар-Илионе руины оказались подобны маяку, славшему свои сигналы в космическое пространство… призывавшему сюда смерть.

Советник Ильдар – знал. Капитан Долански, вероятно, тоже – знал… возможно, проще сойти с ума, чем жить с этой правдой… Жить, понимая, что ничего изменить ты не можешь…

Она прищурилась, снова глядя в окно… не столько видя, сколько чувствуя темную точку над горизонтом, которая стремительно приближалась.

Одна точка… две… три…

— Они здесь, капитан Долански. Разрешите мне идти. Я должна сражаться…

Сигнал тревоги – надрывный, пронзительный – прозвучал несколькими секундами позже.

И еще прошли минуты – томительные, долгие, разбавленные всплесками боли, приходившей издалека.

Повелители летели мимо туррелей, невзирая на ракеты, выпускаемые в них, невзирая на боль. Несколько из них было убито, но другие уже раскрывали свои брюшные полости, сбрасывая на головы ошалевшим от такой неожиданной наглости морпехам первых лингов…

Выстрелы, кровь – и вот уже хлынули в общее пси-поле первые ручейки, которым предстояло стать настоящим потоком: человеческий страх…
А зерги безжалостны. Они не знают страха.
«Они тоже поступают так, как должны… интересно, говорят ли они себе при этом «и будь что будет?»…» — пронеслось в голове у Кассандры прежде, чем капитан отдал приказ, разрешающий ей идти в бой…
***
Зергов было много. Слишком много.

Первую волну нападавших удалось отбить – несмотря на первоначальную растерянность и панику в рядах терран, не приготовившихся толком к атаке.

Много разрушений причинили зерглинги – вездесущие, верткие, быстрые; сколько лингов ни полегло под пулями, а их, казалось, и не убывало; повелители, которым удавалось проскользнуть мимо туррелей, вовремя подбрасывали очередную «порцию» тварей – и те сразу бросались на людей со слепой, беспощадной яростью.

«Голиафам» было практически бесполезно палить под этим тварям – слишком те были проворны; так что пилоты боевых машин старались сосредоточить свой огонь на повелителях, пытавшихся прорываться к базе и сбросить свой живой груз.

Это получалось, хотя и далеко не всегда…

Пока командующие пытались наспех организовать более-менее слаженную линию обороны, несколько зерглингов, как обнаружилось чуть позже, умудрились заскочить в пустующие бункера. Вообще-то пол в бункерах по правилам делался бетонным, но оборонительные сооружения на Мар-Илионе строились второпях, по «удешевленному варианту»…

Результат – несколько «окопавшихся» лингов, ставших очень неприятным сюрпризом для отправившихся занимать огневые позиции пехотинцев… Обычно говорят, что тем морпехам, которым «в бункере места не хватило» — «не повезло». Тут вышло ровным счетом наоборот. Нескольких парней, не успевших даже сделать выстрела по зергам, потащили в медчасть.

И это было только началом.

Кассандра особенно мучительно осознавала то, что ее способности «призрака» в этом бою оказывались мало полезны. В присутствии зерговских повелителей невидимость была бессмыссленной, да и блокирующие технику заряды в винтовке против живых тварей не применишь…

И она просто стреляла, медленнее, хотя и более метко, чем морпехи, палившие из гауссовок очередями. Прицеливалась и давала залп снова, всаживая в головы зерглингам разрывные пули…

«Держаться до последнего»

Она повторяла это себе, как заклинание, видя, как взрываются бункера, видя, как глохнут туррели…

Но все-таки, они отбились. Это была не победа – каждый понимал это; только небольшая передышка. Ремонтники бросились к туррелям и бункерам, которые можно было исправить; торопливо подносили новые ракеты к «голиафам»…

Кассандра прислушивалась к пси-потокам, окружавшим ее, и ловила в них светлые, легкие лепестки надежды. И самой девушке хотелось присоединиться к этой радости. Все не так уж плохо. Защитники Илиона могут похвастаться своей отвагой; терранская техника не подвела против инопланетных тварей, она эффективна и надежна. В конце концов, не так уж страшны зерги, как казалось. Вот они были здесь, и вот уже и нет их – только трупы и кровавые ошметки плоти остались…

— Что думаешь, «призрак», сможем мы их победить? – крикнул один из огнеметчиков – с виду чем-то неуловимо похожий на Юрия.

— Нет, — честно ответила девушка.

У них было пятнадцать, может быть, двадцать минут – ничтожно краткой, почти бессмысленной передышки.

«Возможно, если бы мы не уничтожили мост, все бы кончилось гораздо быстрее. То, что мы сделали, Юрий, только отсрочило нашу гибель» — Кассандра хотела бы сказать это своему другу сейчас, но он все равно бы ее не услышал.

И не время сейчас жалеть о сделанном…

Повелители снова приближались. Некоторых во время первой атаки удалось убить, другие вовремя улизнули – и теперь возвращались с новым грузом.

На этот раз, однако, «прибыли» уже не только линги, к которым морпехи уже хоть как-то «привыкли» — если тут можно было говорить о привычке. Стоит зергам добраться до веспена – значит, «в гости» можно ждать гидр; это прекрасно знала Кассандра, и тревожное предчувствие ее не обмануло.

«Надеюсь, хоть муталисков не будет» — мысль вспыхнула и исчезла где-то в дальнем уголке сознания. Собственно, это уже не имело никакого значения – возможно, всем людям в маленьком городе – и тем, кто сражался сейчас, и кто отчаянно и безнадежно пытался укрыться в домах; и тем, кто молился – и тем, кто посылал проклятия небесам – оставалось жить не больше нескольких часов…

«Сколько мы еще продержимся? Пока работают генераторы, питающие туррели»…

Зерги словно уловили эту мысль – а может, просто оказались не в меру догадливы. Линги и гидралиски, пытавшиеся уничтожать туррели, переключили свое внимание на генератор, вокруг которого еще вертелись ремонтники…
Это был ад. Ну или что-то, очень близкое к аду, если вспомнить рассказы и проповеди отца Андерсона.

Правда, священник вечно настаивал на том, что адские муки следует понимать иносказательно. А тут все было вполне реальным…

Страшнее, чем в медиакомиксе, чем в компьютерной игре, чем в фильме ужасов.

Смерть, танцующая над Илионом в самом убийственном из своих воплощений…

«Скажите, отец Андерсон, неужели мы заслужили все это?»

Вот тот паренек, незнамо за какие провинности сосланный – или по собственной наивной глупости записавшийся в морпехи — прямо на которого свалился зерглинг, вспоров ему брюхо, разметав с торжествующим воплем внутренности кровавыми клочьями… заслужил ли он эту смерть?

А тот бравый морпех постарше – глуповатый толстый увалень, у которого кончились патроны, и вся бравада которого прератилась в ползучий, душащий страх, ждал ли он, что погибнет от когтя гидралиска, пробившего ему голову одним ударом?

Впрочем, нет, это еще милосердная смерть…

Кассандру передернуло, когда она поглядела на зерга, прикончившего только что очередного пехотинца – и на обезглавленное тело, надетое на коготь яростно шипящей гидры, которая так и продолжала двигаться дальше, словно пули, ударявшие по головному щитку, не причиняли ей особенного вреда.

А тело морпеха волочилось по земле, обильно заливая ее кровью…

Небеса молчат – словно не желают видеть всего этого. Двойное солнце равнодушно отводит свой взгляд…

Рабочие отчаянно пытались спасти генератор, но и их участь уже была предрешена. Линги расправились с ними с особой жестокостью, раздирая на части почти беззащитных парнишек в неуклюжих скафандрах, тщетно пытающихся отбиться от тварей своими плазменными резаками…

Не оружие, а так – колючая издевка, только раздразнившая зерглингов, метавшихся кругом с молниеносной скоростью; а подоспевшие гидралиски уже беспрепятственно обстреливали своими шипами генератор. Их яд проедал даже казавшийся прочным металл… и что же говорить о человеческой плоти.

Кассандра только мельком глянула на морпеха, бронескафандр который зеленая, склизкая кислота уже проела, следующий плевок гидралиска прожег одежду… Отчаянный стон боли и недоумения – парень выронил винтовку, схватившись за собственные обожженные внутренности – и рухнул замертво перед гидрой…

«Мы не заслужили этого… За чьи грехи мы сейчас расплачиваемся? Или мы предоставлены только самим себе, а богам – или тем, кого мы считаем богами, до нас нет никакого дела? Или же они смотрят на нас сейчас, равнодушно улыбаясь, и управляют нами, передвигают нас по своей игральной доске, как фишки?..»

Мысли приходили и уходили, плавясь, точно яд гидралисков выжигал и их; оставалось только чутье к пси-волнам – чудовищной симфонии боли и ужаса…

Генератор взорвался с оглушительным грохотом; Илион лишился сразу трети защитных туррелей…

Последняя выпущенная ракета из туррели – за минуту до того, как подача энергии прекратилась – уничтожила-таки еще одного повелителя; еще двоих, не успевших сбросить на землю свой груз, прикончили Гектор и его приятель Андрес на своих «голиафах»…

«Мы отбились… — Кассандра не знала уже, утверждение это было или вопрос. – Похоже, нам выпала еще одна передышка… Но какой ценой? И надолго ли?..»

Она не успела закончить эту мысль – зерглинг подскочил сзади – коготь полоснул девушку по спине; защитный костюм «призрака» затрещал.

Девушка отскочила в сторону, к счастью, успев вовремя развернуться – и всадила несколько разрывных пуль разъяренной твари прямо в пасть.

Только потом пришло осознание опасности – глухо, запоздало – и вместе с ним – боль…

И страх тоже.

Несколько зерглингов быстрыми прыжками приближались издалека…

Нет, сами по себе они не представляли особенной угрозы; пули солдат, укрывшихся в бункере, прикончили зергов – те даже не успели подбежать поближе…

Страшно было другое: этих лингов не принес повелитель. Они примчались со стороны брода… Дар предвидения был даже не нужен сейчас, чтобы понять: время отсрочки, данной людям после взрыва моста, теперь истекло…

Девушка не хотела думать об этом. Она спустилась в бункер, когда ее подозвали к себе морпехи…

Их было только трое в этой тесной металлической клетушке; земляной пол был бугристым, примятым – именно здесь не так давно прятался зерглинг… или уже давно? Кассандра, похоже, совсем потеряла счет времени. Казалось, что с того момента, когда она встретила зерглинга в лесу, сегодня утром, прошло не несколько часов, а по крайней мере месяца три…

И знала ли она тогда, что именно ТАК все обернется? Город Илион погибал – в этом предчувствие ее не обмануло. А что будет дальше?

Только оборванные, недочерченные линии пси-потоков уходят куда-то в пустоту, и в них опять, как и прежде, невозможно предчувствовать будущее…

Только боль остается…

— Спокойно, спокойно, сестренка, потерпи….

Пехотинец достал аптечку, вскрыл упаковку, приложил к ране девушки антисептик. Та кивнула, стиснув зубы — вся благодарность, на которую Кассандра была сейчас способна.

Внезапно жажда боя охватила ее, звала манящим экстазом ярости — нужно было вставать и идти — уничтожать зергов, а не отсиживаться в бункере.

— Они уже нашли брод, — выдохнула девушка, понимая, что надо что-то сказать. Хотя бы вместо благодарности… – Повелители переправляли других зергов через реку, теперь это им уже не нужно…

Морпехи кивнули в ответ – кто-то не сдержался от сдавленных ругательств.

— Если придут еще линги…. лучше оставайся здесь.

— Нет, я пойду…

— Как хочешь…

Ей помогли выбраться из бункера. Парни, у которых она даже не узнала их имен…

«Зачем? Все они уже мертвы…»

Видение смерти встало перед ней ясно, как никогда прежде. Это уже не тревожное предчувствие, это ясное знание о том, что вскоре случится, картина будущего, которое с неотвратимостью абсолютно неизбежного приближается, чтобы стать настоящим…
***
Это была третья волна наступления зергов, и Кассандра знала, что она будет последней.

Люди проигрывали, сражаясь исступленно за каждый жалкий клочок земли, они не отступали без боя, и земля окрашивалась их кровью…

Казалось, линги со стороны брода бегут сплошным, непрекращающимся потоком.

Кассандра держалась поближе к командирскому бункеру, куда ее отозвали с передовой. Временная передышка для «призрака», пока зерги уничтожают пытающихся как-то сдерживать их натиск огнеметчиков и морпехов – и не более того…

Словно не удовольствовавшись тем, что они уже обнаружили брод, зерги наступали теперь сразу с двух сторон. Зерглинги перебирались через реку; повелители по-прежнему продолжали приносить и сбрасывать с воздуха новых тварей…

Несколько «голиафов» еще были «на ходу»; ремонтники постоянно вертелись вокруг них, подлатывая, помогая продержаться. Последнее средство против атак с воздуха, позволяющее хоть как-то сдерживать яростный натиск инопланетных отродий – вместе с несколькими туррелями, которые еще работали, пока зерги не добрались до второго генератора…

— Сбивайте, сбивайте его! – закричала Кассандра в передатчик, увидев издали еще одного повелителя; пилоты «голиафов» в это время отвлеклись на гидралисков, деловито обстреливавших бункер – и заодно ремонтника, торопливо пытавшегося заделать повреждения.

Гектор услышал. Две пушки «голиафа» синхронно повернулись, ракеты со свистом устремились в сторону мясистой туши. Повелитель жалобно захрюкал и попытался увернуться, но самонаводящиеся ракеты настигли его.

Выстрел разнес зерга в клочья, когда тот успел сбросить наземь только нескольких лингов; те остановились, жадно пожирая остатки плоти бывшего своего командира. Потом, гонимые инстинктом, точнее – приказом другого повелителя, маячившего в стороне там, куда не доставали «голиафы» и туррели, синхронно кинулись дальше.

Точнее — ближе. Все ближе и ближе.

«Голиафы» Андреса и Гектора встали «плечом к плечу».

— Ну что, подходите? – крикнул Андрес задорно.

— Билеты на тот свет, зергам со скидкой… — Гектор усмехнулся в ответ.

Палить из боевых машин по лингам не потребовалось; те превратились в кровавые ошметки, не успев добежать до бункера, который опрометчиво избрали своей целью. Пушки «голиафов» вновь направились вверх, готовясь встретить очередного гостя с воздуха. Еще несколько повелителей оказались посообразительнее своих предшественников и успели уйти в сторону от зоны обстрела, после чего сбросили вниз десятка полтора лингов…
— Почему нет подмоги? Что там, на станции связи, совсем кретины сидят? – рядом с Кассандрой лейтенант Джоунс орал в неслышащий комлинк, поливая последними словами Конфедерацию, зергов, советника Ильдара и генерала Дюка вместе взятых. Передатчик безразлично молчал.

— Нет связи с командным центром, — коротко прокомментировал его помощник.

— Твою мать! Сам вижу!!!

Возможно, этим криком он старался заглушить подозрения о самом худшем. «Голиафы» продолжали огонь по повелителям, но если кто-то из них все же прилетел с тыла, мимо умолкших туррелей, и донес свой смертоносный груз…

«Недостаточно войск. Нет цельной линии обороны. И мы еще на что-то надеемся? Или не надеемся ни на что?»
— Ну, как я его? – пилот «голиафа», только что превратившего еще одного повелителя в кровавую глыбу мяса, коротко засмеялся.

Кассандра крепче сжала свой передатчик.

— Гектор, я чувствую, что все мы сейчас погибнем…

— Чувствуешь, «призрак»? Это и так видно. Но уж продадим свою жизнь подороже!

Кассалндра видела, как потрепанная боевая машина разворачивалась вдали. Сразу двое ремонтников кружили вокруг «голиафа», наводившего ракеты на выскользнувшего откуда-то муталиска.

— Жаль, что у нас что с тобой ничего не сложилось, детка, — покровительственный тон Гектора сменился яростным криком: — Получай, чертова тварь!… — это уже не Кассандре, а муталиску, конечно.

Зерг шлепнулся наземь, сбитый ракетой из туррели; Гектор потратил заряды впустую и был этим весьма недоволен. Впрочем, одинокий муталиск, как говорится, был только первой ласточкой; еще с десяток таких «ласточек» уже приближались к оборонительным сооружениям терран со стороны реки. Да, взорванный мост, конечно, задержал зергов, но крылатым тварям препятствия это не составило. Стая летела с пронзительными криками, с шумом накинулась на бункер, в котором только что Кассандра перевязывала свою рану.

Один из ремонтников, невзирая на опасность, кинулся туда…

Поздно, ребятам уже не помочь. Живые заряды, извергаемые отчаянно верещащими муталисками, пробили крышу бункера. Морпехи отстреливались до последнего, один из муталисков криво взмахнул пробитым крылом и рухнул наземь, но что могут сделать трое солдат против такого множества?

— Сейчас я им задам, — услышала Кассандра голос Гектора, который все еще не отключил передатчик. – А ну, еще зарядов, олухи! – это относилось к рабочим; один из них пулей помчался к складу, за ящиком с ракетами. Второй уже вернулся с таким же ящиком и заряжал ракетами «голиаф» Андреса.

— Отправляйся в штаб, Кассандра, — лейтенант еще раз проклял отсутствие связи с комцентром, и сам комцентр, и всех, кто в нем сидит – чтоб они состояли в извращенных половых отношениях друг с другом, пока не сдохнут.

— Вперед! На станцию связи! Ну! Спроси этих чертей, где корабли…
Кассандра бросилась прочь от командирского бункера, ощутив смутную надежду с этими последними словами. Сигнал о помощи еще не послан? Что ж, в таком случае она сама отправит его. А если один из базирующихся в системе флотов Конфедерации пришлет транспорты, до их прибытия еще есть шанс продержаться…
«Кассандра, брось ты. У нас нет никакого шанса» – она уловила ментальный сигнал Лэма, одного из товарищей по отряду «призраков».

«Я попытаюсь. Иду к командному центру…»

«Я чувствую, что там – смерть».

6.

Она тоже чувствовала это – в темных сплетениях пси-потоков, окутавших здание главного штаба; в тревожной ауре боли, отчаяния, страха…

Даже на губах появился какой-то неприятный, болезненный привкус.

«Вкус смерти»… так «призраки» обычно называют подобное ощущение…
Распахнутые ворота здания зияли черным провалом; Кассандра вошла внутрь – словно не в командный центр, а в какую-то темную пещеру или в гробницу…

Почему нет света?

Она вздрогнула, шагнув в кромешную темноту – прислушиваясь к шелестящим сплетениям пси-потоков.

«Боже мой, только бы не зерги»…

Включив фонарик – тонкий красноватый огонек – девушка двинулась вперед, настороженно оглядываясь по сторонам. В коридоре было тихо, слишком тихо. Такая же мертвенная тишина, как и в лесу сегодня утром…

На всякий случай она перешла в режим невидимости, со вздохом взглянув на индикаторы батарей своего стелс-костюма; потом, вспомнив, в какой стороне находился проход к рубке комсата, поспешно устремилась туда.

Света не было нигде; похоже, вообще не было электричества — ни одна лампа не горела, померкли компьютерные терминалы, установленные возле стен, вентиляторы на потолках застыли неподвижно, и сам воздух в коридорах из-за этого начал казаться девушке неподвижным и затхлым.

Путь к переходу, ведшему от главного здания командного центра к станции комсата, был недолгим. Глаза Кассандры успели более-менее привыкнуть к темноте, но все-таки девушка взялась за перила узкого мостика – и тотчас отдернула руку.

Перепачканную отвратительной зерговской слизью.

И человеческой кровью…

Тело мертвого морпеха валялось в стороне – изуродованное, обезглавленное; кровавые подтеки остались на стене, куда бедного солдата практически вдавило.

В ужасе от отвратительного зрелища, Кассандра бросилась вперед по мосткам, слишком поздно заметив впереди пролом; она понадеялась его перепрыгнуть, но поскользнулась на склизкой луже – не иначе как слюны гидралиска – и полетела прямиком вниз с высоты полутора этажей.

У нее была пара секунд на то, чтобы сообразить, что падает она прямо на зерглинга.

Лингу повезло меньше – шум падения он услышал, задрал вверх голову – но не мог увидеть падающего на него «призрака»; поэтому то, что на него свалилось что-то сверху, для зерга оказалось неприятным сюрпризом.

Зерглинг отчаянно заверещал, не перепуганный, конечно – этим тварям страх был неведом – но ошарашенный неожиданностью; наверняка он надеялся получить от повелителей сигнал о том, кто это свалился на него сверху с мостика. Но, к несчастью зергов (зато к счастью Кассандры), в узкие двери или окна командного центра увесистые туши повелителей не могли пролезть, а металлические стены здания защищали сейчас «призрака» от их терморецепторов, так что враг оставался для линга невидим.

Тем не менее, с тем, что его бессовестно «оседлали», линг мириться не собирался; продолжая гневно верещать, он принялся вертеть головой и подпрыгивать на месте, клацая при этом зубами в попытках достать невидимку.

Кассандра быстро решила, что в ее планы кататься верхом на зерглинге отнюдь не входит, и перестала судорожно хвататься руками за его головные щитки. Линг взбрыкнул еще раз, сбросив девушку в сторону; издав торжествующий стрекот «еррк!», он принялся оглядываться по сторонам, надеясь высмотреть виновника своих неприятностей.

«Призрак» смотрела на зловещую фигуру линга в неровном красноватом свете; пока девушка падала, ремешок фонарика зацепился за сломанные мостки – и теперь фонарик покачивался в воздухе, освещая зерглинга и заодно выхватывая из полумрака силуэты двоих гидр, спешивших по коридору сюда же, явно на помощь своему собрату.

«Они меня не видят, не видят» — успокаивала себя Кассандра, торопливо направляя винтовку на зерглинга, глядевшего в этот момент прямо на нее. Вернее, сквозь нее.

«Не видят. Но чувствуют»

Если бы зерги умели ориентироваться только по пси-импульсам, они бы, наверное, давно растерзали ее, уловив сумбурные сгустки ее мыслей, боль, страх, тревогу. Но, несмотря на чутье, они были практически слепы сейчас, без своих повелителей…

Хотя, может быть, достаточно сообразительны для безмозглых тварей, которыми постоянно долен управлять кто-то извне. Если они сейчас ее окружат и терпеливо дождутся, пока заряд батарей в костюме кончится, и «призрак» снова станет видимой…

«Не бывать этому!»

Она решительно вскочила на ноги, направляя винтовку прямо в голову зерглингу, встрепенувшемуся, стоило ему заслышать шорох.

«Сопротивляться? Зачем?»

Едва слышный холодный шепот – таков был меркнущий пси-импульс, лучик темной энергии, коснувшийся сознания Кассандры внезапно.

Словно голос самой смерти, поселившейся в стенах захваченного зергами командного центра…
«Забавно смотреть, как вы сражаетесь, люди. Но Я/Мы уже победили. Эта планета будет принадлежать Рою, так же как миллионы других миров. Так же, как будут принадлежать ему все миры».

Слова нанизывались одно за другим, как бусины на нить четок; мыслеформы сплетались в причудливую, гипнотическую мелодию.

Она приходила ниоткуда – и отовсюду, бесконечный, тихий шелест, завораживающий зов того, кто говорил о себе «Я/Мы»…
«Кто это говорит? Кто?»
Красноватые глазки линга светились почти насмешливо.
С яростью взглянув на зерглинга и решив, что это именно он был источником телепатического сигнала, девушка решительно надавила на курок. Выстрел в упор разнес голову твари; теперь уже встревоженно заверещали оба гидралиска, заслонившие собой выход из коридора.

Кассандра оглянулась назад, только для того, чтобы убедиться – с другой стороны – тупик. Гидр ей тоже придется убить.

«Можно убить одного гидралиска, можно тысячу. Но никогда нельзя уничтожить Меня/Нас. Потому что Рой бессмертен, и бессмертна каждая часть Роя…»

Голос не уходил. Кассандра почувствовала в этот миг, что зерги смотрели сейчас не сквозь нее, «невидимку», укрытую от них стелс-костюмом – а внутрь, сверлили своими импульсами, словно силясь заглянуть в разум, в сознание…

Просто пытаясь обнаружить ускользающую от них в тени невидимости добычу, или… изучая?

Она схватилась за голову, стараясь отогнать от себя наваждение, выбросить из мыслей этот странный сигнал, то тающий, то совершенно отчетливый, чужой – и потому особенно пугающий, пронизывающий всю ее душу насквозь тонким, леденящим касанием.

И манящий..

«Смертоносная песня сирен».

Кассандра все-таки читала Гомера, «Одиссею», адаптированную для детей, правда, — в далеком-далеком детстве, и это сравнение пришло теперь само собой.

«Приди ко Мне — к Нам…»

— Нет!

Она крикнула это вслух – гидры тут же бросились к ней, яростно клацая зубами; не теряя времени, девушка открыла огонь.

«Можно уничтожить зерга. Невозможно уничтожить Рой», — прочитала она в желтых глазах второго гидралиска, когда первый рухнул мертвым наземь.

«Ничего, мы попробуем» — ответила Кассандра, пряча свой страх за насмешкой – и целясь во вторую тварь.
***
Она вытерла пот со лба. Подтянулась на металлической скобе, вделанной в стену, чтобы достать свой фонарик. Еще раз задумчиво глянула на трупы зерглинга и двоих гидр. Сердце начало биться чуть спокойнее, вернулась уверенность в своих силах – обычная для «призраков» расчетливость и холод.

Хотя, правильнее сказать, обычная для других «призраков», не для нее. Она привыкла переживать и ощущать все вокруг сишком эмоционально, слишком остро; из этих волнений, страхов и тревог рождался тот самый дар и проклятье Кассандры, способность к предвидению.

Граничащая, если подумать – с безумством.

И голос, который она слышала только что – что это, как не галлюцинация? Ее собственные страхи, усталость – вот что породило этот призрачный, как бесконечно далекое эхо, шепот, казавшийся таким холодным…

Слова, звучавшие в ее разуме – на грани безумия и реальности…

«Конечно, галлюцинация», — повторила она самой себе. – «Не было никакого голоса. Как нет и никакого высшего разума у всех зергов, и не было никогда, это только дурацкая теория. Безмозглые твари, которые умеют быстро плодиться и принимать пси-сигналы от повелителей – вот и все, что представляют собой зерги, собственно говоря. Остальное – лишь домыслы и суеверия… Вот и все.»

Так бессмысленно было уверять саму себя в этом, но она продолжала твердить, монотонно, как заклинание:

«Не было никакого голоса… я говорила только сама с собой. Я говорила только сама с собой…»
Она покрепче перехватила в руках винтовку и направилась вперед – заметив неожиданно вдали тонкий желтоватый лучик света.

Свет?..
Встрепенувшись, она пошла быстрее; ощущение, что она вообще не может сориентироваться, где находится, посетившее ее после падения, уже прошло – Кассандра сообразила, что коридор, где она оказалась, должен вывести ее прямо к апартаментам советника Ильдара. Что ж, могло быть и хуже… несмотря на то, что девушке приходилось бывать в командном центре нечасто – всего несколько раз, учитывая печальный привод на допрос сегодня днем, она более-менее знала и смогла воскресить в памяти сложный лабиринт коридоров и переходов. К рубке комсата можно будет добраться еще одним путем, его Кассандра уже вспомнила точно; остается надеяться, что по пути ей не встретится еще больше зергов…

Она даже не думала в этот момент, как будет посылать сообщение с просьбой об эвакуации, когда в здании отключилось электричество. К тому же, лучик света впереди… разве она не видит его? Вот он, совсем рядом…
Она погасила свой фонарик и приоткрыла дверь, осторожно заглядывая в кабинет советника колонии.

Нет, электричества здесь не было.

Желтые свечи догорали в подсвечниках на стенах, отбрасывая в стороны причудливые тени…
«О, Ильдар, ты любил изысканность и красоту…»

Посреди большой залы находился длинный стол, роскошно накрытый к обеду; скатерть на нем, наверное, была белоснежной…

Тускло поблескивал хрустальный графин с водой и опрокинутый бокал рядом с ним.

Под ногой Кассандры хрустнули осколки тарелок – посуда из настоящего стекла! Вот она, любовь советника к старинной роскоши…

Зерглинг сидел на столе, даже не сидел – развалился вальяжно, лениво перекатывая передней лапой бутыль. Вино темной струйкой текло вниз, заливая опрокинутый мольберт…
Ильдар лежал лицом вниз, раскинув руки. Кисть все еще была зажата у него в кулаке; второй зерглинг, не менее сосредоточенно, чем первый, терзал тело советника, довольно при этом урча.
Оба линга встрепенулись; они не видели Кассандру – но, несомненно, почуяли. Девушка не дала им сообразить, что к чему; пара метких выстрелов прикончила того, который был внизу.

Второй линг, тот, что был на столе, прыгнул в сторону, повис на тяжелой гардине, занавешивавшей окна – и рухнул вниз вместе с гардиной.

Кассандра выстрелила еще раз, промахнулась – зерглинг опять прыгнул, зацепив хвостом и свалив на пол одну из картин Ильдара, на которой было нарисовано что-то абстрактное — вроде черной пирамиды, окруженной голубоватым сиянием – не было времени у девушки присматриваться.

Потребовалось еще несколько выстрелов, чтобы прикончить линга. Выйдя из режима невидимости, Кассандра склонилась, наконец, над Ильдаром, перевернула его на спину, словно надеясь, что тот еще жив…

И увидела кровавое месиво вместо лица.

— Нет, нет, нет!

Она вскрикнула, понимая, что сделала это зря. Сейчас сюда примчатся еще зерги…
Девушка бросилась прочь из комнаты советника – дальше по коридору, чуть ли не ощупью отыскивая дорогу. Хорошо, что еще оставалось пси-чутье, чтобы как-то сориентироваться в этом почти беспросветном лабиринте, куда едва пробивались неясные лучи солнца сквозь узкие щели редких окон-бойниц.
Дверь в кабинет капитана Долански, тот самый, где Кассандру допрашивали относительно взорванного моста, была приоткрыта. Внутри было темно; вздохнув, девушка включила красноватый фонарик и приготовилась снова уйти в режим невидимости, если обнаружит в комнате еще лингов или тварей похуже..

Темные, рваные пси-потоки свидетельствовали о том, что здесь были зерги. И проливалась кровь.

Но гидралиски были уже мертвы; зато капитан колонии, как ни странно – еще жив. Красный луч фонарика выхватил из темноты изувеченное, страшно израненное тело, распластавшееся на полу.

— Капитан!

Он взглянул на нее единственным глазом – на месте второго пустая глазница сочилась кровью.

— «Призрак»? Кассандра Агирре? – прохрипел он, припоминая. – Ты смело поступила, вместе со своими друзьями. Взорвали мост, да… вас стоило бы не наказывать, а представить к награде. Но все равно это не помогло, не так ведь? Бой проигран?

— Еще нет… мы пока сопротивляемся… — произнесла Кассандра; голос ее прозвучал совсем неубедительно.

— Ты не меньше других знаешь, это уже безнадежно…

Она смотрела на капитана, не зная, что сказать; ему явно оставалось жить недолго. Скосила взгляд в сторону, посветив туда же фонариком – на черные, скрюченные трупы двух обгорелых гидр.

Капитан смело сражался, уничтожил обоих зергов из огнемета – уж не конфискованного ли у Юрия? Впрочем, какая теперь разница…

С потолка капала темная от гари вода. На полу, на мокром, грязном ковре стояли целые лужи, в которых еще плавали хлопья темной пены. Это в ответ на открытый по гидралискам огонь сработала противопожарная сигнализация. Зергам это, конечно, уже не помогло. Капитану – тем более…

— Нужно попытаться вызвать помощь…

Капитан через силу усмехнулся; девушка заметила, что он сжимает в руке связку наноключей.

— Возьми, — он поймал на себе красноречивый взгляд Кассандры, собрав немного сил, покачал связкой. – На нижнем уровне есть резервный генератор… а вот этот синий ключ – от комнаты комсата. Возможно, тебе повезет… и ты дойдешь…

— Я дойду, — решительно ответила Кассандра.

— Но лучше… поверь мне… и просто беги.

Она нахмурилась, помотала головой:

— Я пообещала…

— Те, кому ты пообещала, уже давно мертвы, — из уст раненого вырвался хриплый, свистящий смешок.

Девушка только крепче сжала ключи в кулаке.

— Я иду, капитан…

— Благослови тебя Бог… сумасшедшая девчонка…

Она тяжело вздохнула, кивая головой; потом спрятала ключи в поясной карман и попутно торопливо взглянула на таймер. Время, казалось, остановившееся в этой комнате, напомнило о своем существовании.

Надо спешить…

— Погоди… я прошу тебя об одном…

Отчаянная и в то же время решительная мольба светилась во взгляде капитана.

— Пристрели меня…
Кассандра вскинула винтовку, непроизвольно зажмурилась, нажимая на курок.

Кровь брызнула в стороны – несколько теплых капель попало девушке в лицо; она вздрогнула и бросилась прочь из комнаты.
***
С генератором пришлось повозиться минут пятнадцать – но Кассандре казалось, что прошло не менее, чем полчаса, прежде чем наконец заурчала машина, и резервные лампочки под потолком засветились тусклым голубоватым светом. Девушка вздохнула с облегчением; в этом мертвенном мерцании и то было больше надежды, чем в кромешной тьме, в которую были погружены нижние ярусы командного центра.

Теперь – к рубке радиосвязи…

Девушка проверила ключи, снова засунула их в карман на поясе; проверила количество зарядов в винтовке – хвала судьбе, их еще не на одного зерга хватит – и решительно двинулась в путь, переступив через трупы двоих зерглингов, которых ей пришлось прикончить перед генератором. Хорошо хоть, лингам металлическая дверь, ведшая к механизмам, оказалась не по зубам, иначе пришлось бы идти сейчас в темноте, без всякого шанса воспользоваться радиорубкой.

А так – все-таки какая-никакая, но надежда еще есть…

Кассандра спешила по полутемным коридорам подвальных этажей. Несколько раз вдали мелькали быстрые тени лингов, заставляя «призрака» замирать на месте. Она выжидала, потом снова шла вперед, вздрагивая и с тревогой оборачиваясь вокруг при каждом шорохе. Периодически она боролась с искушением включить режим невидимости стелс-костюма и уже так идти дальше; однако больше половины заряда было уже израсходовано, и непонятно, что ждало девушку впереди. Возможно, ей пригодятся последние капли энергии, чтобы спасти себе жизнь, а не для того, чтобы сейчас бороться с паранойей.
Наконец Кассандра выбралась с технического этажа по давно никем не использовавшейся металлической лестнице, изрядно перепачкавшись в пыли и ржавчине. Путь к радиорубке отсюда девушка представляла неплохо – и, не теряя времени, устремилась в нужный коридор, а затем бросилась вверх по ступеням, на миг даже забыв о присутствии зергов. Впрочем, те скоро напомнили о том, что забывать о них не стоило.
Открыв очередную дверь, она перешагнула через тело еще одного обезглавленного морпеха. Голова нашлась в стороне – зерглинг, выскребавший из черепной коробки остатки мозга, оторвался от своего увлекательного занятия и впился хищным взглядом в Кассандру. Тварь сделала пару прыжков по коридору и шлепнулась на пол уже мертвой, приняв в себя несколько разрывных пуль…
Девушка вытерла пот со лба, передернула затвор. Она чувствовала еще зергов – совсем рядом, где-то в соседних проходах и комнатах; да и без телепатии можно было понять, кому принадлежат скрипучие звуки «еррк, еррк», то и дело доносившиеся до слуха Кассандры. Периодически к ним примешивался более хриплый рев, сопровождающийся громким хлюпаньем – и еще воплями людей, на которых набрасывались разъяренные гидралиски.

Кассандра боролась с искушением броситься на подмогу; упорно убеждая себя в том, что если она доберется до радиорубки и сможет вызвать эвакуационные корабли, пользы будет больше, чем если она прикончит еще нескольких зерглингов.
Да, ей хотелось в это верить. Но вспоминались только поселенцы на Чау Сара, которым никто не помог. И их собраться по несчастью с Мар Сара — им тоже ответили отказом. Генерал Дюк твердил о том, что ситуация «под полным контролем» до самого момента, когда терранские поселения выжгли дотла корабли протоссов. А когда парой дней позже Арктурус Менгск, глава «сынов Корхала», заявил о том, что берет на себя ответственность за спасение колонистов с Мар Сара – в ответ конфедератские генералы тут же объявили спасенных «предателями».
Что за сумасшедший в своей жестокости мир…
Генерал Конфедерации, осуждающий сотни людей на смерть ради каких-то своих неясных стратегических планов, разве не более жесток он, чем прожорливый зерглинг, разрывающий человека в клочья, или гидралиск, стреляющий ядовитыми шипами? Да, еще неизвестно, кто окажется большим монстром…
Люди – или зерги…
«Но все-таки мы – люди, придумавшие искусство и поэзию, математику и межзвездные корабли», — вспомнила Кассандра слова, сказанные в интервью по телевидению женщиной-капитаном боевого крейсера. Чуть ли не единственной женщиной в Конфедерации, занимавшей столь высокий пост. И хотя остальная речь ее была полна довольно дешевого пропагандистского пафоса, в чем-то капитан действительно была права.

Хотя бы в том, что нету у зергов искусства и поэзии. Правда без межзвездных кораблей эти твари успешно научились обходиться…
Дверь в радиорубку была закрыта, но синий наноключ, отданный Кассандре умирающим капитаном, подошел. Девушка вошла внутрь и чуть не споткнулась о труп зерглинга.
Часть оборудования была разбита; некоторые приборы, впрочем, еще функционировали, помаргивали разноцветными огоньками. На мониторах дрожала сероватая рябь.

Радистам пришлось несладко, когда зерги ворвались сюда. Один из парней погиб, пристрелив, впрочем, парочку лингов; другой оператор был тяжело ранен, но ему удалось прикончить еще одну тварь, потом подползти к дверям и закрыть их. Девушка вздрогнула, представив себе, каково это было – лежать здесь на полу в полной темноте, когда отключились генераторы – рядом с трупом товарища и дохлыми лингами – и медленно умирать… никому не пожелаешь такой судьбы.

«Даже тому, кто несколько часов назад тебе не верил и отказывался поднять тревогу, говоря, что у тебя паранойя и галлюцинации – и что нет и не может здесь быть никаких зергов»…

Кассандра подошла к пульту и принялась торопливо щелкать тумблерами; радист, лежавший на полу, застонал и приоткрыл глаза.

— Кого вызываем? – выдохнул он, глядя на то, как девушка возится с приборами.

— Центральную станцию связи в системе… которую кому-то надо было вызывать гораздо раньше! – ответила Кассандра резко.

— Хех… Мар Сара помнишь? Мы их ничем не лучше…

— У тебя есть какие-то другие предложения? – возмущенно отозвалась девушка.

Пожалуй, слишком сурово она обращалась с раненым – но нервы были уже на пределе; и она готова была высказать этому радисту все, что о нем думает, в том числе и о его отказе поднять тревогу, причем не стесняясь в выражениях — и не делала это только потому, что подсознательно начинала понимать: даже будь тревога поднята, это действительно ничего бы не изменило.

Илион все равно был бы разрушен. Оставалось только удивляться чуду, что она сама до сих пор еще жива…

— Так что же? Что ты предлагаешь? – она перестала щелкать тумблерами, вновь бросив взгляд на раненого оператора; потом встала с кресла и подошла ближе, так как тот заговорил совсем уж хрипло и тихо:

— Я пытался связаться с «сынами Корхала»… знаешь этого парня, Джим Рейнор…бывший маршал с Мар Сара… он теперь с ними… мы могли договориться… Джим обещал… потом связь прервалась… отключилось электричество… и зерги… треклятые зерги… — он закашлялся, кровь вспенилась у него на губах. – «Корхальцы»… Они могли бы нам помочь… попробуй вызвать их снова…

— Скажи их позывной?…

— Два-пять-ноль-дробь….

— А дальше? Дальше?

Кассандра потрясла за плечи умирающего – тот ответил только сдавленным хрипом; темная кровь струйкой потекла у него изо рта. Тело несколько раз содрогнулось в конвульсиях, прежде чем замереть неподвижно; глаза оператора закатились.

Несмотря на то, что она видела сегодня достаточно смертей, девушку слегка передернуло…
— Проклятье!

В дверь раздался глухой удар, потом – скрежет и негромкое, скрипучее «еррк, еррк». Кассандра коснулась пси-потоков и даже вздрогнула: в узком коридоре снаружи оказалось полно зергов. Проклятые твари словно пронюхали, что кто-то живой есть в радиорубке…

Впрочем, нет, не пронюхали.

Сердце девушки колотилось в такт ударам в дверь.

В памяти опять всплыли слова советника Ильдара о том, что это не «призраки» приманили зергов на Илион… не слишком большое утешение; вблизи зерги чувствовали Кассандру не менее отчетливо, чем она их. И теперь определенно вознамерились выломать двери и покончить с «призраком»…

Девушка бросилась к пульту, поспешно набирая знакомый ей позывной – главной станции связи Конфедерации в солнечной системе, к которой относился Мар-Илион. Позывного «Сынов Корхала» она не знала все равно, а радист не успел сказать…
Динамики хрипели и посвистывали, точно в такт зерговским «еррк, еррк», доносившимся из-за закрытой двери: самая кошмарная на свете музыка.
И самая благословенная – так показалось на миг Кассандре – это стандартное переливчатое «пиликанье», сообщившее об установлении соединения…
— Эвакуация! Наша колония атакована многократно превосходящими силами зергов! Нам срочно нужна помощь! – с трудом справляясь с собой, Кассандра почти кричала в микрофон – ей казалось, что ее не слышат. Но нет, слышали-то ее как раз хорошо.

— Согласно нашим данным, на планете Мар-Илион присутствия зергов не зарегистрировано, — через несколько томительных минут прозвучал наконец из динамиков полный холодного равнодушия ответ.

— Не зарегистрировано? А это что?!

Удары в дверь становились все сильнее, металл словно скребли исполинские когти. Зерглинское «еррк, еррк» становилось просто невыносимым.

— Простите, вы не включили систему видеосвязи…

Кассандра взглянула на оборванные провода, ведшие к камерам, в отчаянии ударила кулаком по пульту:

— Да пропади она пропадом, эта видеосвязь! У нас тут зерги, слышите вы, говорит Мар-Илион, требуем срочной эвакуации…

— Пожалуйста, подтвердите ваши полномочия на вызов экстренной помощи, после чего нашими экспертами будет проверена опасность текущей ситуации, и в случае подтверждения наличия угрозы наши эвакуационные силы…

Кассандре захотелось запустить чем-нибудь особенно увесистым в гладко выбритую башку бесчувственной секретарши-киборга, дежурившей на станции. Конечно, таких девушек-секретарш уже порядком замучили ложные сообщения про то, что на одной или другой колонии встретили зергов (особенно панику любили провоцировать подростки, поскольку подобная тревога гарантировала остановку школьных занятий), а конфедератским властям тоже, наверное, отчаянно надоело опровергать растущие, подобно снежному кому, слухи. Но только понимание всего этого отнюдь не аннигилировало гидралисков и лингов, отчаянно ломившихся в готовую вот-вот поддаться дверь!
Еще удар. Еще. Металл ощутимо прогибался.
Кассандра решительно отбросила коммуникатор, уместив свое мнение о Конфедерации в целом и о всех дежурных станции связи в частности в предложение из трех не сильно цензурных слов, после чего вспрыгнула на стол, откинула решетку вентиляции. Собравшись с силами, она подтянулась и полезла в узкую, пыльную трубу.
Грохот снизу, свидетельствовавший о том, что дверь все-таки не выдержала, заставил девушку ползти вперед все быстрее. Вряд ли линги столь ловки и сообразительны, чтобы полезть за ней в вентиляционный ход, и все же… лучше не медлить, тем более не зная, куда этот ход приведет.
Минуты в пыльной духоте казались часами. Наконец, Кассандра открыла решетчатую дверцу воздуховода и высунула голову в отверстие, оглядываясь.

Высота примерно пятого этажа. Если использовать выступы здания и остатки арматуры, не убранные после недавнего ремонта, то она сможет спуститься…

Муталиск с пронзительным криком промчался мимо, не заметив девушки, высунувшейся из вентиляционного хода. Все равно… плохо дело. Если летучие твари засекут ее, пока она будет спускаться, она превратится в легкую мишень…

Вздохнув, Кассандра посмотрела на индикатор заряда батарей своего костюма. Часть энергии успела восстановиться за то время, пока она пробиралась к рубке и тщетно пыталась вызвать подмогу, но все же этого было так мало…

Тем не менее, выбирать не приходилось: став невидимкой, девушка выбралась из люка и принялась осторожно спускаться, моля небеса, чтобы ее не засек ни один из повелителей — но те, к счастью, были далеко.

Этажом ниже Кассандра приостановилась, переводя дух. Еще пара муталисков, крича, пронеслась куда-то к северу умирающей колонии. Сверху можно было разглядеть шустро снующих по улицам лингов, выискивавших последних из оставшихся в живых колонистов. Несмотря на то, что Мар-Илион не был ее родиной, девушке было слишком больно видеть все это разрушение. И еще больнее сознавать, что часом раньше, часом позже, ее ждет такая же судьба, потому что никто не прилетит на помощь.

Словно в ответ на ее слова, темная стрелка прорезала небо — к западу от города.

«Дропник»! Спасательный корабль! Какой-то странной конструкции, как Кассандре на первый взгляд показалось, но разве об этом сейчас надо было думать? Это ведь означало одно: шанс… который надо использовать, потому что больше нет ничего…

Она проследила за кораблем: он был ясно виден вдали, ярко блеснул в лучах двойного солнца, опускаясь к земле. Опустился слишком далеко… плохо. Наверное, у пилота был неверный пеленг. Но все же лучше, спасательный отряд прибыл, ее зов был не напрасным… Лучше, чем ничего. Осталось только дойти.

«Главное — добраться до корабля… и я выживу», — повторила девушка шепотом, словно давая клятву самой себе.

Драгоценной энергии было мало, слишком мало. К тому же воздух над базой уже контролировали повелители, размеренно курсируя туда-сюда. Несколько зерглингов промчались грациозно (Господи, как можно думать об этих прожорливых монстрах, что они грациозны?!) по опустевшей улице. Вдали раздался крик — кого-то еще из последних выживших морпехов настигли беспощадные линги.

Спасаться.

Спустившись на землю, она долго ползла по-пластунски — сколь яростно ненавидела она подобное ползание в учебке, считая, что оно никогда не пригодится тем, кто умеет становиться невидимым — и вот ж, пригодилось — прежде чем подобралась к окраине колонии. Здесь, в условно говоря, промышленной зоне — хотя какая тут промышленность, одни забитые старой рухлядью склады — людей было мало, и как следствие, не было и зергов. Ненасытные твари давно устремились туда, где угощение было полакомей, чем просроченные консервы и ржавые механизмы давно утраченного назначения, изобиловавшие на складах. Зерглинги бежали на свежую кровь, как мухи на мед.

Мысль о корабле придавала Кассандре уверенности, столь необходимой сейчас, чтобы не поддаться панике. Девушке нужна была не только физическая невидимость – ей нужно было практически перестать думать, стать ничем и никем, раствориться в окружающем мире, чтобы зерги не уловили ее телепатических волн. Они могли чувствовать ее не с меньшим успехом, чем она их, поэтому Кассандре требовалось спокойствие и полное сосредоточение. Тревога, отчаяние, растерянность привлекут к ней зергов не хуже запаха крови…

Там, за научной станцией. Золотистый корабль. Спасение.
Тяжело было видеть все, что осталось от импровизированной линии обороны. Взорванные бункера, замолкшие навсегда туррели; всюду – трупы людей и зергов, кровь и отвратительная зеленоватая слизь.
Рядом с искореженным «голиафом», в дорожной пыли, лежал Гектор – девушка сразу его узнала. Зерги выволокли пилота из машины и растерзали его; несколько ядовитых шипов гидралисков пронзили Гектору лицо, которое превратилось в одну сплошную рану.

Нет, все-таки это было уже слишком. Довольно, довольно, довольно смертей…

Кассандра встала на колени, заломив руки. Слезы навернулись-таки на глаза – с ними уже не удавалось справиться; она попыталась припомнить слова какой-нибудь молитвы, которую призывал читать падре Андерсон в память об умерших. Да, надо было помолиться обо всех, кто погиб сегодня, кто был Кассандре другом, или врагом, или просто никем – но так или иначе, не заслужил смерти.

Священник помолился бы лучше ее, но его, наверное, тоже уже нет в живых…
Только мысль о корабле заставила Кассандру снова подняться и продолжать путь вперед.
Еще пятнадцать минут, и девушка перешла реку — на миг ее посетило желание броситься в холодные волны и плыть неведомо куда, пока силы не оставят ее, главное — подальше от зергов! — но она совладала с собой. Надвинув маску плотнее, она направилась к лесу, настороженно оглядываясь. Кто знает, сколько здесь этих треклятых инопланетных тварей, но плодиться они умели всяко быстрее, чем кролики, некогда уничтожившие Австралию — что-то подобное было сказано в конфедератском школьном учебнике по древней земной истории, которые Кассандру обычно не сильно интересовали, так как были забиты до отказа пропагандистской тупостью… а сейчас — что только ни вспоминалось, какие только глупые мысли не лезли в голову. Если верно говорят, что перед смертью вспоминаешь всю свою жизнь, как в кинофильме, то в случае с Кассандрой это сработало очень странно — в голову лезли какие-то глупости из старых учебников, бестолковые поучения наставников по боевой этике, злобные игры подростков из федерального воспитательного дома, первая и безнадежно глупая любовь к молодому ученому с Тарсониса…

7.

— Эй, девушка, вы куда-то спешите?

Она встрепенулась от неожиданности, рефлекторно вскидывая винтовку и поворачиваясь туда, откуда доносился голос.

Рядом со старым замурованным бункером на поваленном стволе дерева сидел Юрий, попыхивая сигаретой.

И падре Андерсон сидел рядом, тоже с сигаретой в зубах. Интересно, как только неразлучная парочка сумела выбраться из-под ареста?

— А мы не выбирались, — огнеметчик бросил сигарету на землю, растоптал ее и широко улыбнулся: Кассандра сообразила, что задала свой вопрос вслух.

— Нас зерги выпустили, — добавил священник, тоже с весьма довольным видом. — Сидим мы, значит, в камере, и решил я пересказать Юрию свою проповедь для завтрашней службы – выбрал я для нее тему «Взятие Иерихона»… так вот, и только начал рассказывать про то, как стены города пали – тут стенка в камере и обрушилась…

— А я и говорю: «Падре, может в вашем Иерихоне тоже без зергов не обошлось?» — Юрий усмехнулся. – Гидры повалили «голиафа», а линги, что собачья свора, бросились его разбирать на части. Да не рассчитали, видимо, и покатились все вместе с откоса… я в окно видел… и прямо в стенку… хорошо мы успели отскочить.

— И кто только так дома строит, — вставил падре Андерсон, потушив сигарету. – Тюремный блок называется…

— Ну а дальше, не стали мы дожидаться, пока зерглинги покончат с «голиафом» и за нас примутся, и решили убраться оттуда подобру-поздорову…

— Что у вас благополучно и получилось, — Кассандра кивнула.

Ей не хотелось расспрашивать Юрия и падре Андерсона о том, где им удалось достать оружие и как они сумели выбраться из городка, который заполонили зерги; она ощущала тонкую ауру – воспоминания о крови, смерти, боли, через которые двоим друзьям пришлось пройти. Да и Юрию, похоже, не особенно хотелось вдаваться в подробности… Главное – выбрались. И, наверное, какое-то время тешили себя надеждой на то, что к городку прибудут эвакуационные силы…

Надеждой, которую Кассандре предстояло вскоре разрушить. Но об этом ей тоже не хотелось говорить…

Тревога вдруг куда-то отступила; рядом с друзьями девушка почувствовала себя спокойней и защищенней. Она оглянулась в сторону городка, который зерги только что превратили в ад; издалека Илион все еще казался таким, как прежде, если, конечно, не считать разрушенных турелей и не замечать покореженной техники…

— Как будто ничего и не изменилось, — Кассандра снова принялась размышлять вслух. – Только вернуться туда нам уже нельзя.

— И службы завтра не будет… — протянул священник, отвернувшись в сторону, – эх, витражи в храме жалко… эти муталиски ничего не понимают в произведениях искусства…

— Ты была в штабе, не так ли? Ну и как, нас собираются эвакуировать? – спросил Юрий, вновь обращаясь к девушке. Вопрос был задан как бы между прочим, но в глазах юноши читалась неподдельная тревога.

— Нас? В смысле нас втроем?

— Думаешь, никто больше не выжил?

— Не думаю, — Кассандра опустила голову. – Чувствую…

На некоторое время воцарилось молчание.

— Ну они же должны были прислать помощь! –первым снова заговорил огнеметчик, недоверчиво-возмущенным тоном. – Да и эскадра «Альфа» маневры проводит совсем недалеко от нас…

— Угу, маневры. Ищут секретные базы «сынов Корхала»… точнее, ищут и громят, — Кассандра вздохнула. – У генерала Дюка много дел поважнее, чем спасение захудалой колонии. Что он и дал понять Ильдару… советник сказал мне. Перед смертью сказал, — добавила она, запнувшись. – Не нужен Конфедерации Мар-Илион, на котором ничего и нету, кроме лесов да дурацких развалин…

Падре Андерсон чуть нахмурился, услышав о развалинах, но промолчал.

— Так значит, они нам помогать не собираются? Вот сволочи… — паренек, невзирая на присутствие священника, смачно выругался и поймал на себе неодобрительный взгляд отца Андерсона. – Ты это только от Ильдара знаешь, или…

— Я говорила с центральной станцией связи Конфедерации в нашей системе… меня даже не захотели слушать. Сказали, что на Мар-Илионе зергов нет и не предвидится…

— Надо было им сказать «А вы прилетите, мать вашу, да проверьте!» — Юрий в сердцах сплюнул.

— Или у «корхальцев» помощи попросить… — вставил задумчиво священник.

— С каких это пор Менгск занимается благотворительностью? – выпалил, недоумевая, огнеметчик.

— Ну, на Мар Сара они спасли наших колонистов…

Девушка только вздохнула. Но никак не вязался у нее образ главы экстремистов Арктуруса Менгска с понятиями благородства. Поэтому она произнесла с осторожностью:

— Да, спасли… еще неизвестно, с какой целью… После чего исчезли бесследно, а Дюк со своим флотом рыскает теперь по всему сектору – рвет и мечет. А те затаились… и следов не найти. И вряд ли нарушат свою конспирацию ради нас с вами… незачем им так рисковать.

— Это верно, конечно, — кивнул священник.

— Итак, помощи нам ждать неоткуда, — мрачно подытожил разговор Юрий.

— Спасательных кораблей никто не пришлет… — задумчиво произнесла девушка в ответ, и тотчас решительно вскинула голову. – Стойте! Я ведь видела корабль. Он заходил на посадку… там, — она указала рукой в сторону леса, — за научным центром… или дальше… но корабль там был, точно. И он не улетал…

Юрий задумчиво приподнял бровь, словно пытаясь решить для себя сложный вопрос – цепляться или не цепляться за подобную надежду. Священник же сразу решил, что попробовать стоит, и встал со своего места.

— Если нам все равно некуда идти, почему бы не пойти туда? Возможно, нам действительно повезет, и мы найдем этот корабль…

— А если не найдем? – юноша нахмурился, пожимая плечами.

— Тогда не все ли равно, где мы погибнем? Зерги рано или поздно найдут нас… — вздохнула девушка.

— Или мы их…

— Совершенно верно: или мы их, — согласился священник. — Боже мой, сколько было зергов… Кассандра, ты вроде говорила, что видела в лесу шесть инкубаторов? Неужто зерги так плодовиты? Там ульев скорее дюжина, не меньше…

Девушка не стала задавать вопрос, откуда святой отец осведомлен о темпах размножения зергов; у нее мелькнула мысль, что она мало знает о прошлом отца Андерсона. Слышала лишь, что тот, до того, как принять священный сан, участвовал в каких-то военных научных исследованиях, и буквально каким-то чудом умудрился выбраться «на гражданку». Сам падре Андерсон объяснял перемену в своей судьбе «промыслом Божьим» и на прочие расспросы отмалчивался…
Юрий еще немного помялся, потом решительно вскочил на ноги.

— Ладно, Касс, веди… пойдем искать твой «дропник». Или зергов…

— Лучше «дропник», и как-нибудь без зергов обойдемся, — девушка в ответ улыбнулась и хотела было похлопать паренька по плечу, но было как-то неловко: Юрий в бронескафандре был ее на две головы выше…
Лес встретил их все той же тяжелой, гнетущей тишиной. Кассандра попыталась сосредоточиться. Корабль вряд ли стал бы опускаться в лесу; скорее всего он отправился к научной станции, стоявшей в паре километров от города. Зерги, мчавшиеся на Илион, могли миновать станцию; тогда тамошние ученые запросто могли выжить, и дропник сперва подберет их.
У научного центра друзей ждало разочарование: ни корабля, ни каких-либо следов того, что он вообще тут приземлялся. Зато зерги тут уже побывали – об этом красноречиво говорило несколько обезображенных трупов, лежавших в луже крови перед зданием. Между деревьями вдалеке мелькнула быстрая тень линга; Кассандра прицелилась наугад, но опустила винтовку, понимая, что почти наверняка промахнется.

Заходить в здание бывшей лаборатории ни у кого не возникло ни малейшего желания. Черные провалы окон, выбитых снарядами муталисков, казались зловещими пустыми глазницами. Зерги перебили сотрудников центра, дежуривших здесь в выходной, но затем ушли. Вероятно, повелители погнали их дальше, на город… или в другую сторону.

Кассандра почему-то поежилась при этой мысли и постаралась сосредоточиться, настроить свой разум, чтобы осторожно коснуться пси-волн, пронизывающих все вокруг. Она ощущала присутствие зергов – правда, к счастью, достаточно далеко, чтобы обнаружить сейчас троих друзей, стоящих у полуразрушенного научного центра и решающих, что делать дальше…

Девушка глубоко вздохнула, закрывая глаза, пытаясь почувствовать, нацелиться на тот самый сигнал, который манил сюда зергов – манил день за днем, год за годом, пока они не пришли сюда с другого конца галактики. Что это – просто совпадение, и зерги летят на пси-сигналы бездумно, как неразумные твари, гонимые только инстинктом… или они ищут что-то, ищут целенаправленно, и потому, может быть, тысячи лет скитаются по Вселенной, неуклонно двигаясь к своей цели?..

— Кассандра, может, пойдем отсюда? – Юрий неловко тронул ее за плечо.

— Нет, подожди…

Парень отвлек ее, а ей надо было как следует сосредоточиться. Она сжала кулаки – ногти остро впились в ладони, зажмурилась, пытаясь отрешиться от всего, что окружало ее сейчас. Ну где же он, ее хваленый талант, о котором так много восторженно твердили ученые Конфедерации, где способность к предвидению – ее дар и проклятие? Почему он никогда не приходит тогда, когда нужен?

— Зерги! Кассандра, очнись! А, тьфу!.. – крик Юрия потонул в реве бушующего пламени.

Девушку обдало жаром; падре Андерсон шустро отскочил в сторону, чтобы защитить от огня свою сутану. А их спутник яростно поливал огнеметной струей выскочившего из дверей научного центра зерглинга. Когти ошалевшей твари оставили глубокие бороздки на бронекостюме парня, глухо лязгнули челюсти — но через пару мгновений все было кончено. Обугленное тело линга повалилось наземь, в воздухе разлился противный запах жженой плоти.

— Хоть бы помогла, что ли, — Юрий беззлобно усмехнулся, посмотрев на Кассандру. Та, действительно, не сделала даже ни одного выстрела от растерянности.

— Он один здесь был?

— Один… вроде, — юноша огляделся по сторонам, откинув шлем. – Может, он струсил да тут окопался, пока его собраться пошли город громить…

— Окопался? Это плохо, — Кассандра сразу стала серьезней, беря себя в руки. – Если зерглинг зарывается где-то в одиночку – это вовсе не из трусости… они вообще не знают страха… а чтобы вовремя просигналить повелителю о том, что засек врагов, — повторила она сведения из учебного курса.

— Это значит, лучше убраться отсюда… — тут же заключил Юрий, — куда вот только? Где же твой корабль? Улетел, может?

— Нет, не улетел… — произнесла девушка с неизвестно откуда взявшейся уверенностью.

— Потому что улетать было нечему? Может, тебе просто привиделось?

— Нет, не привиделось! – зло ответила Кассандра и в сердцах пнула ногой мертвого зерглинга.

— Я вот все хотел тебя спросить, как ты отличаешь… ну, это… слушай, я не хотел тебя обидеть, — пробормотал Юрий, смущенно краснея, — в общем, а как ты отличаешь, когда видишь то, что сейчас и то, что еще произойдет? Ну, будущее?

— Хочешь сказать, что я видела корабль, который еще не прилетел?

— Ну… могло ведь так быть. Может, он прилетит через неделю.

— Нет, не прилетит он через неделю… Прилетят другие…

Ее словно ударило – глухо, страшно. Вековые деревья, окружавшие небольшую площадку вокруг научного центра, вспыхнули внезапно огнем; еще миг – и обратились в пепел, рассыпались черной пылью.

И тысячи ало-золотых птиц, тех самых, о которых говорил Ильдар – только нет, то были уже не птицы, только тающие в пламени хлопья, мечущиеся в огненном ветру, пытаясь спастись от неминуемой смерти…

Вот так это бывает, когда видишь будущее. Остро, отчаянно, — понимая, что то, увиденное, – неизбежно.

И когда никто не верит…

— Прилетят другие? Хм… — протянул Юрий, — это ты про протоссов что ли?

— Да, видимо про них… Больше никто в этой галактике не может сжечь все живое на планете огнем своих кораблей…

— «Земля и все, что на ней, сберегается огню на день суда», — вставил мрачно-торжественно падре Андерсон, доселе молчавший.

— Примерно так…

— Святой отец, то, что в Библии про зергов есть, это мы уже выяснили, так там и про протоссов написано? – Юрий хмыкнул и неловко улыбнулся.

— Ну… Пророчества Апокалипсиса можно понимать весьма расплывчато, — ответил священник, разведя руками. – в частности, то, что говорится о великой битве конца времен. О подобной же битве много сказано и в мифах других народов. О великом сражении порождений света и тьмы, богов и героев, людей и чудовищ… О исчадиях ада и ангелах, сходящих с неба…

— Зерги на исчадия ада вполне тянут, — согласился со словами священника Юрий. – А протоссы получаются ангелы что ли? Тогда зачем они наши колонии жгут?

— Ну, в Апокалипсисе ангелы примерно этим сначала и занимались, — поучительно произнес падре Андерсон. – А потом уже сражались вместе с людьми против повелителя легионов тьмы… Только, сын мой, сын мой! Это все надо понимать иносказательно, а не так, знаешь, как у тебя выходит «в Библии про зергов написано». Нельзя же так буквально толковать священное писание…

— Ну, я подумал, что похоже… — парень пожал плечами, потом посмотрел на обгорелого зерглинга. – Ладно. Слушайте, мы, конечно, можем представить, что у нас тут пикник, а это вот, хех, шашлычок… только если мы тут так и будем торчать, зерги из нас самих закуску сделают. Так что предлагаю все-таки двигаться… куда-нибудь… где может быть этот корабль, если только он действительно прилетел, а не прилетит через неделю?

— Там, — решительно указала Кассандра рукой на узкую дорогу, уходившую за научный центр дальше вглубь леса. Шлагбаум, перекрывавший когда-то путь, был сломан, будка дежурного смята, опрокинута – зерги не признавали конфедератской проверки документов и понятия «секретный объект».

— Ты это как… чувствуешь? – полюбопытствовал Юрий.

— Нет. Просто надеюсь. И к тому же, надо куда-то идти… — она обернулась. – Вот дорога, по которой мы пришли… мы там уже были и прекрасно знаем, куда она ведет.

Огнеметчик согласно кивнул. В городе их ждет мало хорошего.

— А этот путь… куда приведет, еще неизвестно. Может быть, там корабль. Может быть – ульи зергов… штук двенадцать, — Кассандра улыбнулась, потом произнесла решительно: — Но даже если вы не пойдете со мной… я все равно пойду туда.

— Этот путь ведет к храму, — произнес отец Андерсон глухо, с усилием разлепив губы.

— Ну что ж, если к храму, то это не так уж плохо, — Юрий одобрительно хмыкнул. – Если поторопимся, успеем на вечернюю службу. Правильно, падре?

Кассандра не расслышала, что ответил священник – она уже шла вперед…
***
— Послушайте… я вот что думаю…

Кассандра недовольно обернулась. Слова Юрия отвлекли ее от размышлений, которым она предавалась последние полчаса. Друзьям было как-то не до бесед, пока они шли по «дороге к храму», — именно так они втроем называли свой путь с подачи священника.

К храму? Но дорога тянулась и тянулась, иногда вековые деревья склонялись над нею, почти полностью скрывая солнечный свет, — а обещанных падре Андерсоном развалин видно не было. Юрий первый начал сомневаться в успехе их общей затеи, священник был убежден только в одном – что до руин они дойдут, а что будет дальше – одному Богу известно; и только Кассандра сохраняла уверенность в том, что впереди их ждет корабль…

Да, точно так же, как легендарный предок ее, носивший имя Агирре, если верить сказкам и преданиям, услышанным Кассандрой от деда, вел за собой отряд испанцев по американским джунглям, одержимый мечтой найти золотой город… призрачную страну Эльдорадо, которой не было никогда на Земле…

«А ты упорная», — сказал ей Юрий, когда час назад они сделали небольшую передышку; девушка тогда согласилась. Да, это досталось ей от предков: способность к молчаливому упорству в следовании своей цели, даже когда весь мир, кажется, идет против тебя. В иные времена это называют фанатизмом; вот и падре Андерсон тогда заметил, что служители любой церкви были бы рады заполучить в свои ряды такого адепта, а Кассандра отшутилась – «святой отец, уж не занимаетесь ли вы вербовкой?». Священник для вида обиделся и перестал пытаться завести разговор о религии. Только огнеметчик периодически бросал в пустоту скомканные шутки…

— Я вот что думаю, падре. Представил вдруг… Только не смейтесь, — чуть насупился Юрий, — что найдем мы в этом лесу не храм, а целый монастырь… допустим, сюда когда-то прилетели отшельники с Земли… давным-давно… еще до Исхода… и основали здесь маленькую такую общину… и вдруг мы его находим. И тогда я туда постригся бы. Представили? Вот взял бы и, пожалуй, ушел бы… вот только…

— … Не знаешь, что делать, если монастырь окажется женский? – совсем по-светски пошутил падре.

— С учетом сложившихся обстоятельств, — довольно холодно сказала Кассандра в ответ, почти не улыбнувшись, — монастырь в этом лесу окажется разве что зерговский.

— Зерговский…. Ой, не могу… ну ты скажешь тоже… я как представил себе линга в сутане, — Юрий рассмеялся, потом покосился на падре Андерсона, словил на себе недовольный взгляд священника и притих.

Святой отец тяжело вздохнул, неопределенно пожав плечами, и пробормотал под нос что-то вроде «эх, сын мой, сын мой»…

Некоторое время все шли молча, но Юрию определенно не хотелось долго хранить тишину. На лице его отразилась напряженная работа мысли; ему очень хотелось придумать какую-нибудь действительно серьезную и умную тему, чтобы не стыдно было обсудить с падре и с Кассандрой. Правда, вопрос опять получился довольно богословский, но несомненно злободневный.

— Святой отец, а вы как думаете, у зергов есть душа?

Падре Андерсон аж остановился от неожиданности; нахмурившись, снял треснутые очки, протер их и водрузил обратно на нос, пристально рассматривая сконфузившегося огнеметчика.

— Ну, я вот тут подумал… зерглинг, которого я убил… есть же заповеди, не убивай, подставь другую щеку и все такое… а я его с огнемета… а он, может, только сегодня родился, даже мир не успел увидеть, не успел совсем пожить…

— Заповедь «не убий» не относится к животным! – произнес священник первое, что пришло ему в голову, и назидательно поднял указательный палец к небу. – Наоборот, как сказано было Ною «все движущееся да будет вам в пищу»…

— Это что же, святой отец, получается, мы должны зергов есть, что ли?! – Юрий расплылся в улыбке и едва заметно подмигнул девушке, довольный своей шуткой.

Кассандра пожала плечами. Подобная болтовня только мешала ей сосредоточиться и казалась абсолютно ненужной и неуместной в данный момент.

— Не есть! Ох, сын мой, сын мой, да когда ж ты перестанешь понимать все буквально… — со вздохом покачал головой священник.

— Ну а как еще понимать? Сказано же, не убивать…

— К зергам это не относится, — недовольно повторил отец Андерсон.

— Потому что у них нет души? – не отставал Юрий.

— Хотя бы и поэтому… — для падре вопрос о наличии у зергов души вообще, похоже, не существовал.

— А доказать это как-нибудь можно? Вот мы все говорим, что у человека душа есть, а никто ее не видел… или ты, Кассандра, видишь?

Девушка остановилась.

— Нет, душу не вижу. Только мысли, чувства, эмоции…

— А у зергов они есть?

Вопрос Юрия прозвучал просто и наивно; парнишка хлопал глазами, уставившись на Кассандру, словно на учительницу в школе, ожидая, что вот-вот ему сейчас все объяснят. Но ей не хотелось ничего объяснять, и уж тем более – вспоминать об экспериментах, где «призракам» приказывали устанавливать ментальный контакт с зергами. Страшная, заволакивающая разум бездна, черные волны пси, имя которым – ненависть… некоторые «призраки», недостаточно крепкие, даже сходили с ума. По слухам, только одной девушке удалось продержаться дольше других, но никому, даже высшему начальству школы, не рассказала она до конца того, что ей тогда открылось. Потом эксперименты прекратили…
— Они не посмели взломать мне разум, — усмехнулась Сара Керриган, — все они тогда испугались меня. Говорили, что я вернулась… другой… не такой, как прежде… ух, что ляпнул генерал Хейдер, как сейчас помню: «зерги выпили из тебя душу, бедная девочка»… вроде как и сочувствовал мне, а тоже боялся…

Кассандра кивнула – когда она начала рассказывать об этом воспоминании, то уже понимала, что слухи те были именно о Керриган.

— Значит, это была правда…

— Что-то, что обо мне рассказывают – правда, что-то – только сплетни да выдумки, — Сара пожала плечами.

— И то, что тебе удалось тогда связаться с Высшим Разумом зергов, тоже всего лишь выдумки?

— Не возражаешь, если я напомню тебе, что это я задаю здесь вопросы? – Керриган почему-то улыбнулась и взяла еще одну сигарету. – А теория о наличии у зергов Высшего Разума никогда не считалась доказанной… так называемая «модель муравейника» и прочие гипотезы вкупе с ней.

— Но ты ведь… знаешь, что он существует.

— А ты?..
— Юрий, прекрати. Пожалуйста. Это совсем не то, о чем я сейчас хотела бы поговорить…

— Ты тоже считаешь зергов просто животными? – парень неопределенно мотнул головой в сторону недовольного священника и снова взглянул на Кассандру с выражением «И оба вы словно сговорились против меня»…

— Нет, не просто животными, — отчеканила девушка. – Они, несомненно, разумны, просто разум у них несколько… другой природы…

— А душа? – протянул Юрий.

— Ну что ты так прицепился ко мне с этой душой?! – взорвалась Кассандра. — Даже если она у них есть, для тебя от этого что-то изменится?

— Ну… можно ведь попробовать их не убивать… договориться… по-хорошему…

И словно в ответ ему сверху раздался пронзительный крик; сквозь широкий просвет между ветвями деревьев, вовсю трепыхая кожистыми крыльями, вниз пикировал муталиск. Заряд, похожий на бесформенный ком плотной слизи, шлепнулся наземь и тут же отскочил в сторону священника, чуть не угодив тому в лицо; но падре, едва не запутавшись в сутане, отшатнулся и кувырком откатился под пусть и ненадежное, но все же прикрытие деревьев. Второй заряд летучей твари полетел прямо в Юрия. Тот, стесненный скафандром, не мог столь же быстро повторить маневр священника.

— Кассандра, где ты? Стреляй же, стреляй! Мне ж его не достать…

— А я думала, ты с ним будешь договариваться, — усмехнувшись, бросила из пустоты девушка и торопливо прицелилась. Несколько залпов прикончили муталиска, который, пытаясь улизнуть от невидимого врага, рванул вверх и запутался в кроне дерева. Крылья еще несколько раз рефлекторно дернулись, — и безжизненное тело рухнуло на траву.

— Мда… договоришься с таким, пожалуй… — отец Андерсон поморщился. – будь я посильней в богословии, предложил бы, пожалуй, теорию, что зерги суть злые духи, облеченные неким инопланетным капризом природы плотью, но… — он вздохнул, не договорив.

Юрий продолжал созерцать мертвого муталиска в мрачном унынии.

— Кассандра, появись…

— Да здесь я, здесь.

— Не вижу… вот, теперь – вижу. Ты хоть невидимость свою не трать лишний раз, что ли, — Юрий тоже вздохнул, словно и вправду сожалея о том, что не предпринял попытку договориться с зергом по-хорошему.

Слова юноши прозвучали вполне по-дружески и примирительно, но Кассандра по инерции ответила колко:

— Позволь мне уж как-нибудь самой за аккумуляторами костюма следить…

— Да я ничего и не говорю, — пробормотал Юрий, явно обиженным тоном.

— Спокойно, вы оба. Только перессориться нам сейчас не хватало, — священник решительно перехватил инициативу в свои руки. – Храм хотели? Получайте. Мы почти пришли.
Кассандра прищурилась, глядя вперед, куда указал священник. Но первое, что она увидела, был не храм, а покореженные остатки неприметной будки контрольно-пропускного пункта…
— Предъявите документы, — прокомментировал огнеметчик. – Вы приближаетесь к секретному объекту Конфедерации… вы не можете пройти, не обладая должным уровнем допуска…

— Вот-вот. У зергов они наверное тоже документы спросили, — кивнула Кассандра мрачно, оглянувшись на друзей. – Вот что… теперь идемте за мной… тихо. Очень тихо. Даже если у вас нет невидимости… попробуйте убедить зергов в том, что она у вас есть.

— Впереди зерги? – не столько спросил, сколько уточнил священник.

— Да… чувствую…

«И не только их…»
Пару мертвых морпехов друзья обошли, когда осторожно проследовали мимо бывшего блокпоста Конфедерации. Пехотинцы лежали в липкой луже крови и слизи, бронекостюмы были сплошь заляпаны зеленой слюной гидралисков.

— Да, зерги здесь были, это точно… — сухо прокомментировал Юрий. – Но может, перебили всех да ушли…

— Тише! – прошептала девушка.

— И «дропнику» твоему спасать уже некого… — парень продолжал гнуть свое.

— Пожалуйста… помолчи… идем за мной…
Доверившись даже не столько логике, сколько интуиции, Кассандра свернула с дороги на узкую тропку, терявшуюся между деревьев и приземистых кустов. Священник одобрительно кивнул, довольный таким выбором — по тропе можно было пройти незаметно, не создавая лишнего шума. Юрий только крякнул, прикидывая, как будет пробираться между стволами в своем скафандре. Но его мнения никто не спрашивал, и пареньку пришлось следовать за товарищами.

Тропа сперва нырнула в неглубокий овраг; идти по нему было неудобно, но чутье подсказывало Кассандре, что лучше пройти здесь, чем по главной подъездной дороге, на которой наверняка есть хотя бы парочка «окопавшихся» зерглингов. Жаль, что спутники не понимали телепатической речи; их мысли прочесть было можно, а вот сказать им что-нибудь без слов было нельзя. А лишний раз заговорить – значило, поднять ненужный шум… впрочем, Юрий долго молчать просто не может…

Осторожно, цепляясь за выпирающие из стен оврага корни, Кассандра выбралась наверх, подождала, пока священник поможет выкарабкаться огнеметчику. Затем собралась было решительно шагнуть между деревьями, но передумала, и только развела руками ветки, опустившись на одно колено.
— Ух ты, какая хренотень!..

Возглас Юрия вывел девушку из оцепенения; она тряхнула головой и вновь впилась взглядом в открывшуюся впереди картину.

Даже не храм, а целый монастырь… или целый город…

Когда-то его кольцом окружала высокая стена; теперь от нее остались лишь отдельные фрагменты и еще внушительные ворота трапециевидной формы, украшенные – издали было трудно разглядеть – почти стершимися от времени барельефами.

Несколько полуразрушенных храмов – может, конечно, то были и не храмы, а что-то еще – возвышались за стеной. Время почти полностью победило их, деревья росли на ступенях пирамид, сложенных из местами совсем искрошившихся каменных блоков…

— Ненавижу смотреть на руины, — прошептала одними губами Кассандра. – Как-то это… больно… и так хочется все восстановить… и понимаешь, что уже нельзя…

Покинутый город. Умерший тысячи, а то и многие сотни тысяч лет назад, когда люди только-только учились выделывать звериные шкуры и мастерить каменные топоры. Здесь когда-то кипела жизнь, в поселении, построенном цивилизацией, древней, быть может, как сама Вселенная – и вот не осталось ни следа ее. Только ползучие растения обвивают остовы древних обелисков, крошатся в пыль поверженные статуи, и бессмысленно смотрит в небо крылатый диск, украшающий ведущую в пустоту арку – единственное, что сохранилось от рухнувшей колоннады.

Призрачная тень былого величия…

И еще – воистину центр всего комплекса; здания вокруг строились, возможно, на века, на тысячелетия; это же – бросало вызов самой вечности.

Острая темная пирамида – гигантская, почти царапающая небо; далеко до такого строителям Вавилонской башни. Храм, о котором говорил падре Андерсон, впрочем, точно ли храм? Может, гробница, или дворец правителя, или научная лаборатория, или библиотека, хранилище знаний…

Что-то подсказывало девушке, что ее последняя догадка была ближе всего к правде. К двойственной истине…

Храм отвечал…

Кассандра закрыла глаза, ловя незримые пси-потоки, прислушиваясь к их пению в воздухе. Привычная уже черная тень, сумрачная паутина, говорящая о присутствии зергов; тут же новые тона, незнакомые ранее – чистые, синие – все тона лазури, холодно-острые вспышки цвета неба над забытой Землей…

И зов самого храма, величественная, мощная аура, источник которой скрыт где-то в центре пирамиды, не иначе: сверкающие, натянутые как струны лучи бьют во все стороны – от белого, почти опалового оттенка – до прозрачной зелени изумруда.

«Двойственная истина? Скажи мне еще…»

Она потянулась к зеленому лучу и почти обожглась, когда нить на миг коснулась ее разума, отозвалась почти нестерпимым светом – и тут же, щадя, погасла, оставив в памяти только неясные картины и образы.

— Касс, ты долго на зергов смотреть будешь? – Юрий легонько толкнул ее локтем.

— На зергов?..

«Я вовсе и не на них смотрю. Я не хочу их видеть… Проклятые зерги рядом с таким храмом, даже полуразрушенным, выглядят как оскорбление самой идеи совершенства творения» ….

— Ну да. Или ты на морпехов любуешься?

Кассандра прищурилась, поглядев наконец на мертвые тела охранников «секретного объекта Конфедерации», на которые она обратила внимание только сейчас – и хватило же наглости ТАКОЕ величие обозвать конфедератской собственностью? – и мысленно оценила масштабы недавнего сражения. Зерги, с шести ульев…

«с дюжины»…

«или с дюжины, по прикидкам отца Андерсона… пусть так, еще хуже… здесь, на «секретном объекте», был лишь маленький охранный отряд»

Юрий, хоть и не телепат, прекрасно понял, о чем Кассандра задумалась, и поспешил поделиться своим мнением:

— Ну и кто, по-твоему, уложил ВСЕХ этих гидр? Или может, вы знаете, святой отец?

Падре Андерсон скривился, не желая смотреть на отвратительные груды искромсанных зерговских тел. Мертвые гидралиски и линги валялись на земле перед входом в древний город десятками.

— Вон, гляньте-ка… — Юрий указал кивком на странную картину чуть в стороне: с дюжину вздыбившихся холмиков земли, обильно залитых кровью. – То ведь зерги закопались, а их всех разом разорвало…прямо там, под землей. Это ж надо… Может на них применили какое секретное оружие Конфедерации?

— Нет, не думаю… — Кассандра покачала головой, закусив губу. Вернее, не так. – Не чувствую…
«Чувствую – изумрудный зов храма, бесстрастный и надмирный; эхо ушедшей эпохи, шепот древнего знания. Чувствую – лишь черные всполохи пси-волн, вьющиеся жгуты, тянущиеся от повелителей, зависших в воздухе, к каждому из подвластных им зергов; непреодолимое стремление разрушать-и-объединить, поглотить все живое, встающее на их пути.

Чувствую – синий огонь, обжигающий и холодный в одно и то же время; ярость и преданность, единство и одиночество, порядок и жажда совершенства, и стремление отдать себя до конца…

Иной, и в то же время чем-то странно понятный — спрессованный свет во всполохах чужой веры, в отзвуках мыслей…»

Она вздохнула, сложив ладони вместе – получилось что-то похожее на молитвенный жест.

«Слишком сложно. Слишком много пси-потоков. Я теряюсь… Нужно настроиться на правильный… почувствовать его еще раз. Еще немного этого света…»

И свет явился в ответ – яростной симфонией молний, смертоносным танцем прирученного огня, обрушившегося на зергов, пытающихся – со слепым, доступным только им, зергам, упорством — прорваться к храмовой пирамиде.

Священник только торопливо перекрестился, пробормотав под нос коротенькую молитву.

«Боже мой, это… красиво…» — Кассандра бросила свою мысль вперед – туда, к пирамиде, где шло сражение, где темная пси и светлая сталкивались друг с другом волнами, — и коснулась чужой мысли, почти такой же, как ее собственная. Только эмоции слегка другие – вместо испуга-и-восхищения – спокойное, почти строгое:

«Это было красиво, Тер-Нергал».

Это – не эхо, это – действительно чужая речь; не просто считанная у не-телепата мысль, не просто знакомый сигнал другого «призрака».

Кассандра едва удержалась от того, чтобы послать свой зов снова; разум вовремя заговорил об осторожности, хотя сперва все было необыкновенно ясно: они – против зергов, значит, — друзья… разве может быть иначе?

Но – осторожность…

— Красиво, — повторила она задумчиво вслух – с каким-то оттенком сожаления.

— М-м-ать … что это было-то… — протянул в ответ Юрий, и неуверенно повторил: — э… секретное оружие?

Кассандра наконец вспомнила о визоре и торопливо принялась приближать изображение.

— Ну, кого ты там видишь?

— Подожди, Юрий, подожди…

Она отмахнулась от паренька, взволнованно смотря вдаль – но ей почти ничего не удавалось рассмотреть. Понятно было одно – это не люди там, впереди; люди не двигаются столь стремительно…

Девушка щурилась, силясь что-нибудь разобрать в неясном мельтешении – но видела только золотой блеск доспехов и ярко-синие вспышки…

И зергов, тяжелой, страшной волной бросающихся на незнакомых воинов – с яростной обреченностью – и находящих свою смерть…

Ей снова захотелось бросить телепатический импульс туда, вперед – но она удержалась; осторожность… прежде всего – осторожность… мы ведь не знаем, враги они или друзья…

— Они против зергов – значит, они друзья, — разумно рассудил вслух падре, трогая Кассандру за плечо.

— Протоссы – враги Конфедерации… они в войне с нами… — протянула в ответ девушка.

Слова прозвучали не слишком-то уверенно; да, такова была официальная позиция Тарсониса по отношению к незваным пришельцам, чьи корабли выжгли колонии Чау Сара и Мар Сара дотла. Разумеется, это была война. Вот только…

Кассандре сложно было объяснить пришедшее к ней неожиданно чувство.

«Жаль, что мы должны быть врагами. Хотелось бы, чтобы отец Андерсон был прав, говоря о том, что они – друзья. Потому что как никогда сейчас нам нужен кто-то, кто был бы на одной с нами стороне – и против зергов»…

— Протоссы? Откуда ты знаешь, что это они? – поинтересовался Юрий, который, как и священник, тщетно силился рассмотреть что-нибудь вдали.

— Ну… а кто это еще может быть?..

— Откуда мне знать, я-то не «призрак», нам в учебке никаких инопланетян не показывали…

— Нам протоссов в учебке тоже не показывали, — не слишком любезно буркнула в ответ девушка. – Я просто предполагаю…

— Или чувствуешь? – зачем-то уточнил падре.

— Не знаю. Можно и так сказать…

Она продолжала щуриться в визор, наблюдая за сражением; пожалуй, можно было бы попробовать подойти поближе…

В воздухе снова вспыхнула ослепительная сеть голубоватых молний – пси-поле содрогнулось от яростной боли; не меньше десятка гидралисков полегло на месте, по крайней мере столько же было серьезно ранено…

«Правильно! Так им! Давайте, давайте!» — довольно воскликнула Кассандра, радуясь тому, как здорово протоссы расправляются с ненавистными зергами.

Которых, впрочем, все равно было слишком много…

Зерги продолжали наседать – размеренными волнами; повелители, штук пять, сгрудились поодаль, явно стараясь держаться на расстоянии от бьющих без жалости разрядов молний. Со стороны казалось, что эти зависшие в воздухе туши совещаются друг с другом – перешептываются, мнутся на месте, не зная, как лучше направить подвластных им гидралисков и лингов к вожделенному храму.

— Послушайте, я вот что думаю…

— Что ты думаешь? – «призрак» перевела наконец взгляд на паренька – с неохотой; происходящее у храма так захватило ее, что она хотела еще немного понаблюдать за сражением.

— Святой отец, а у протоссов есть душа?

— Ю-рий! – почти простонал священник, хватаясь за голову. – Ты опять за старое?

— Да нет… просто хотел, чтобы вы обратили на меня внимание. А то стою тут, стою, как пустое место…

— Мы тебя внимательно слушаем, — довольно холодно произнесла в ответ Кассандра. Она сдвинула маску на лоб, вздохнула и поглядела на почему-то смутившегося Юрия. – Ты что-то хочешь сказать?

— Ну, я рад, что слушаете. А то я думал, вам уж совсем все равно, есть у вас тут бесплатная огневая поддержка или нет…

— Юрий, ну что еще такое. Какая еще «бесплатная огневая поддержка»… — начала с недовольным недоумением девушка.

— Да чтоб до храма дойти. Зерглингов там всяких по дороге пожарить, ну и…

— Чем ты недоволен? – чуть сдвинул брови священник.

— А тем, что мы сюда пришли корабль искать, а не на зергов с протоссами смотреть… Эти ребята и без нас разберутся… — ответил огнеметчик, переводя сердитый взгляд с отца Андерсона на Кассандру.

Юноша, конечно, был прав, и упрек его оказался вполне справедливым. Девушке даже стало неловко, что она же первая позабыла о корабле, тем более, что поиски были именно ее идеей.

— Да, корабль… только… я его не вижу… — произнесла она, пожимая плечами, с некоторой растерянностью.

— А протоссы, думаешь, из воздуха здесь появились? – огнеметчик чуть прищурился, окинув взглядом товарищей, и добавил, торжествуя: — Явно ведь не из воздуха. Это не их планета… и на чем-то они сюда прилетели. Ну что, улавливаете мою мысль?

— Предлагаешь… попроситься на их корабль? – в голосе Кассандры прозвучало сомнение.

— Ну конечно, попроситься, — Юрий усмехнулся, глянув на девушку свысока. – Так они нас и пустили. Вот прямо сейчас подойдем к ним и скажем «Здравствуйте, мы тут заблудились нечаянно, подбросьте нас пожалуйста до какой-нибудь конфедератской планетки, а дальше мы уж как-нибудь сами…»

Девушка снова глянула в визор – на мельтешащие синие вспышки, на окровавленные ошметки зерговской плоти на том месте, где в воздухе только что танцевали смертоносные молнии…

— Да, именно так. Подойдем и попросим нас подвезти, — улыбнулась Кассандра. – Автостопом по Галактике…

— И заодно спросим про смысл жизни и всего-такого-прочего? – подмигнул священник; должно быть, тоже читал эту старую земную книгу.

— Обязательно, — девушка, рассмеявшись, кивнула.

— В общем, одним словом, — продолжил свою речь огнеметчик, — я думаю вот что. Если у них есть корабль, мы можем его украсть.

— Украсть? – Кассандра хмыкнула. – Отличный план! Просто замечательный! Вот только кто из нас проходил курс вождения протоссовских звездолетов, а?

— Ну, я думал, вас, «призраков», всякому учат, — немедля парировал Юрий колкость девушки.

— Угу, всякому. Разному. Вот только занятия по вождению кораблей протоссов я как-то случайно пропустила. Надо будет как-нибудь преподавателя найти и позаниматься с ним отдельно… — ехидно ответила Кассандра.

— Да хватит тебе… не бурчи. В конце концов, можно захватить пилота, — парнишка решил, что сейчас действительно хватит ссориться. – Если они не подвезут нас по хорошему – пусть подвозят по плохому…

— Захватить пилота? Украсть корабль? – покачал головой падре. – Во-первых, сын мой, все это – большой, непростительный грех! А во-вторых, — он вздохнул, в то же время подмигивая огнеметчику, — у нас слишком ничтожный шанс…

— Но все-таки, согласитесь, это шанс! – порывисто воскликнул Юрий, упоминание о грехе пропуская мимо ушей. – В конце концов, нас трое!..

— Может, в этом случае проще было бы договориться с ними… — девушка снова посмотрела в сторону темной пирамиды храма.

— Или с зергами, пусть одолжат нам одного из повелителей, — ответил священник – неожиданно резко.

— Ладно. На занятия дипломатией действительно времени нет, — согласилась Кассандра. – Итак, у нас есть план. Полдела сделано, осталось сообразить, где корабль…

Огнеметчик хотел высказать какое-то предположение, но его неожиданно опередил падре:

— Там, с северной стороны храма, есть ровная площадка. Она расположена на возвышении и скорее всего прикрыта от зергов… если бы я водил корабли, посадил бы «дропник» именно там.

— Мда? И откуда вы-то все здесь знаете, святой отец? – буркнул Юрий недоверчиво. – Ну, допустим. Тогда у меня есть мысль, как лучше пробраться…

— Есть обходной путь, — не слушая его, продолжал говорить священик, указывая рукой направо, в сторону нескольких полуразрушенных зданий.

— Вы здесь раньше бывали, отец Андерсон? – Кассандра с любопытством приподняла брось.

— Пару раз. Когда случайно проходил мимо, — в глазах святого отца мелькнули лукавые искорки.

— И мимо конфедератских патрулей так просто проскользнули? – Юрий даже чуть присвистнул.

— Не все проходы в этом лесу охраняются. Но тропа, которой можно сюда было бы добраться быстрее… если верить Кассандре, как раз в той стороне, где она идет, находятся сейчас ульи зергов. Поэтому я и привел вас сюда по главной дороге, хотя это было и не очень безопасно…

— Что ж, ведите… если вы все такие умные… а я буду бесплатной огневой поддержкой. Может, хоть такой от меня будет прок, — паренек опять почему-то скис.

— Да что ты заладил со своей «бесплатной поддержкой»…

— Юрий! Кассандра! Бурчать друг на друга потом будете! – решительно заявил священник, к которому, по всей видимости, перешла на данный момент честь быть лидером. – А сейчас идемте за мной…

Кассандра как-то сразу доверилась отцу Андерсону, который, похоже, действительно неплохо знал местность. Случайно он проходил мимо или нет, только ли неуемное любопытство приводило его раньше к загадочному храму мимо конфедератских патрулей – это, в сущности, сейчас не имело значения…
Вслед за священником девушка и огнеметчик нырнули в проем в стене и оказались в небольшом дворике возле одного из полуразрушенных ступенчатых зданий. Отсюда они действительно увидели трапециевидное возвышение вдали, а на нем – силуэты нескольких золотистых кораблей…

Сердца всех троих товарищей заколотились сильнее. Не надо было обладать способностями к телепатии, чтобы понять, что отец Андерсон и Юрий подумали сейчас о том же, о чем и девушка: «Спасены! Ну… или почти спасены…»

— Туда можно пройти по одной из нескольких улочек. Главное теперь на зергов не наткнуться, — довольно сообщил священник, приложив руку ко лбу «козырьком» и поглядев вдаль.

— Подождите меня, — решительно бросила друзьям Кассандра, — я попробую посмотреть, какой путь будет лучше…

Она решительно подошла к каменной пирамиде и принялась взбираться на нее, чтобы с высоты глянуть на то, какой из возможных подходов к шаттлам окажется более безопасным. Конечно, судить о безопасности она смогла бы весьма условно: без специального оборудования не удастся обнаружить закопавшихся зергов, даже если те зарылись совсем у тебя под носом. Конечно, теоретически можно уловить их телепатические импульсы – но в такой какофонии пси-волн, которая творилась сейчас у храма, это сделать просто нельзя…
И точно. Нельзя…
— Сзади! – девушка истошно завопила, увидев, как вздыбилась почва прямо за спиной Юрия.

Гидралиск и несколько зерглингов торопливо выкарабкивались из-под земли. Огнеметчик не растерялся и тут же принялся поджаривать ближайшую к нему тварь, прежде, чем та выбралась на поверхность; священник с неожиданной прытью отскочил в сторону – и, что оказалось для Кассандры сюрпризом – задрал сутану и выхватил два пистолет-пулемета, каждый из которых доселе был спрятан в ножной кобуре.

Сразу две очереди пробили голову еще одному зерглингу прежде, чем тот успел откопаться и броситься в атаку. Но остальные его сородичи не мешкали…

— Эхма, хорошо! – Юрий продолжал поджаривать из огнемета бросившихся к нему зергов; падре в это время опять отскочил в сторону и принялся стрелять очередями по гидралиску.

— Получите, твари!

— Во имя Господа нашего! – откликнулся падре Андерсон громовитым басом, поливая градом пуль разъяренную гидру и каким-то чудом уворачиваясь от летящих в него плевков.

Девушка и не ожидала, что немолодой священник может двигаться с подобной скоростью…

Присев на одну из каменных ступеней, Кассандра решила, что ей лучше всего побыть в роли снайпера; она старательно целилась в зергов, что занимало больше времени, чем если бы она палила наугад – зато и выстрелы получались меткими.
Вот еще один зерглинг, смертельно раненый, повалился наземь; вот, хрипя, рухнул набок раненый гидралиск, на которого тут же обрушился шквал огня…

Воодушевленные успехом, друзья не заметили повелителя, подлетевшего и остановившегося в воздухе прямо над ними.

Брюхо зерга раскрылось, и на землю посыпались линги. Один, другой, третий…

Юрий даже на мгновение опешил, задрав голову и поглядев вверх; к нему тут же бросился зерглинг и вцепился зубами в огнемет.

«Это он сделал неправильно», — с какой-то отрешенностью констатировала Кассандра, глядя, как линг получает струю огня прямо в пасть.

— Так его! Юрий, молодец!

Девушка вскинула винтовку, стараясь подбить одного из зерглингов прямо «в полете». Это ей удалось – раненая тварь заверещала от боли, шлепнулась на ступени каменной пирамиды, клацнула зубами совсем рядом с Кассандрой – но не удержалась и кубарем скатилась вниз, получив еще несколько разрывных зарядов вслед.

Запрокинув голову, девушка увидела еще двоих повелителей, быстро двигавшихся в их сторону.

«Зерги с протоссами не справляются – решили хоть на людях отыграться?»

— Бежим отсюда! Скорей! Бежим!

Кассандра кинулась вниз – и в сторону, вокруг здания – и подальше от зергов, продолжая отстреливаться. Не прекращая огня, падре Андерсон и Юрий поспешили за ней. Повелитель, покряхтывая, продолжал швырять на поросшие мхами и травой каменные плиты новых и новых зерглингов. Второй повелитель тоже приблизился, раскрыл брюшную полость и сбросил наземь первого гидралиска…

— Ах, мать их, нет! – воскликнул Юрий в сердцах, остановившись.

Приятели пробежали совсем немного и остановились: похоже, направление они выбрали неверное — и сейчас уперлись в глухую стену. А с другой стороны к ним уже неслись разъяренные линги…

— Глядите! Туда!

Кассандра заметила темный проем, ведущий внутрь полуразрушенной пирамиды, на которую она только что пыталась залезть.

— Там тупик!! – попытался было остановить девушку и Юрия отец Андерсон, да куда там: не слушая его, «призрак» и огнеметчик стремглав бросились в проход.

Подхватив сутану, священник побежал за ними.

Линги, недолго раздумывая, уcтремились следом.

Как ни торопились друзья, обогнать зерглингов было невозможно; им пришлось остановиться и начать отстреливаться – одно спасало, то, что в узком коридоре только один враг мог атаковать одновременно…

Кассандра перешла в режим невидимости, развернулась и прицелилась в первого зерглинга. Юрий встал к девушке плечом к плечу, поливая раненого линга из огнемета.

Падре Андерсон в это время присел за каменным выступом, перезарядил оружие, — следующий зерглинг получил в лоб сразу две очереди из пистолетов-пулеметов священника.

Третья тварь, ничуть не обескураженная смертью собратьев, начала перебираться через их трупы; над лингом со свистом пролетел ядовитый шип гидралиска и чуть было не угодил Кассандре в плечо. За ним еще один – девушка едва успела пригнуться…

— Так просто их не остановить… а ну-ка… сейчас…

Падре Андерсон, прежде чем огнеметчик и девушка успели что-либо сообразить, снова задрал свою сутану — и отцепил висевшую на поясе гранату…

— Во имя Господа нашего!

Священник решительно перекрестился и швырнул ее в ту сторону, откуда лезли зерги; затем сорвался с места и бросился прочь по коридору, не оглядываясь.

Не мешкая, Кассандра и Юрий кинулись за ним.

Через пару мгновений все потонуло в оглушительном грохоте…

8.

— Как ты, Юрий?

— Один баллон пустой, а сам я живой вроде, — огнеметчик пошевельнулся, с улыбкой поглядев на Кассандру. И вроде зерги мне ничего не откусили…

Падре Андерсон, стиснув зубы, пытался перевязать раненую руку куском ткани, оторванной от подола сутаны.

— Нестерильно… аптечку бы, — с сомнением произнесла девушка.

— И так сойдет… Господь исцелит с верой взирающих на него, — поучительно заметил священник.

— Давайте хоть помогу, падре…

Кассандра перетянула повязку на руке святого отца покрепче, потом вздохнула и огляделась по сторонам. Мало что можно было разглядеть в неясном свете от ее фонарика, конечно…

Одно было ясно: тупик.

В точности, как и предсказывал отец Андерсон.

С одной стороны – глухая каменная стена; с другой, откуда друзья прибежали – завал. Часть потолка обрушилась и погребла под собой зергов, но выбраться теперь не представлялось никакой возможности…

В воздухе, клубясь, медленно оседала пыль.

— Вот всю жизнь мечтал помереть в каменном мешке, — невесело сообщил Юрий.

— Как будто кто-то из нас мечтал… — буркнула девушка в ответ.

— Падре, а вы помолиться не можете? – вздохнул огнеметчик с грустной иронией в голосе.

— Хм… сын мой? — Падре Андерсон приподнял бровь.

— Ну… помолиться… чтобы стенки рухнули… как в Иерихоне, да? Помните… вы мне рассказывали… — юноша невесело улыбнулся.

— Если бы у меня была хоть капля нужной для этого веры, — печально вздохнул священник, принявший слова Юрия абсолютно всерьез.

Он встал и принялся разглядывать неясные барельефы на стенах и потолке коридора – почти незаметные в полутьме.

— Может, завал разберем?

Паренек тоже решительно поднялся и направился к рухнувшим каменным плитам; покряхтывая, попытался сдвинуть одну из них с места.

— Брось, Юрий… это безнадежно… к тому же, там зерги, — попыталась остановить его Кассандра.

— Ну а что ты предлагаешь? Тут сидеть?

— Я пока не знаю…

— А кто знает? Может, вы, падре? – Юрий переключил свое внимания на священника. – Эх, и надо вам было со своей гранатой…

— Если бы не граната, были бы мы все сейчас обедом для зерглингов, — холодно осадил его отец Андерсон; потом поправил треснувшие очки и снова принялся разглядывать барельефы.

— Ну и что… все лучше, чем тут медленно сдохнуть… здесь же нет выхода!

— Господь укажет праведному путь…

Кассандра задумалась – потом ненадолго зажмурила глаза, попытавшись сосредоточиться на мерцающих, пульсирующих вокруг пси-потоках.

— Здесь должен быть проход. Я его чувствую…

Огнеметчик хмыкнул, усаживаясь на каменной плите; потом вытащил сигарету, и, почесав в затылке, закурил.

— Хочешь, чтоб мы тут все задохнулись? – возмутился священник.

— Все равно задохнемся, так хоть покурю перед дорогой на тот свет…

Кассандра с сомнением покачала головой, потом подошла к стене, прикасаясь ладонью к прохладному камню, провела пальцами по едва заметным выступам барельефов. Падре Андерсон с любопытством и одобрением наблюдал за ней. Возможно, на что-то надеялся…

— Господь укажет праведному путь, да, святой отец? – повторила девушка, обернувшись к священнику.

— Чтобы быть уверенным в пути, которым следуешь… — начал тот.

— Закрой глаза и иди в темноте?.. – любимую цитату священника Кассандра уже, похоже, помнила наизусть.

— Так учил святой Хуан, — отец Андерсон кивнул. — Более тысячи лет назад. Он был реформатором одного католического ордена; за то, что его учение не совпадало с многовековой традицией, собратья осудили его и заточили в каменном мешке. А он молился и писал стихи, воспевая свет среди ночи…

— Все-таки, какая страшная вещь – религия… и странная… сколько вы мне уже пытались проповедовать, падре, но я все равно не понимаю…

— Иногда не нужно понимать. Нужно только принять указанную Господом дорогу…

Девушка опустила голову, не готовая согласиться со священником.

— Это все равно должен быть собственный выбор…

— Разумеется, только твой собственный. Иначе религия не имела бы смысла, — поучительно заметил отец Андерсон.

Юрий с сомнением следил за обоими, демонстративно попыхивая сигаретой. Вот уж воистину подходящее время избрал падре Андерсон для бесед о вере, нечего сказать. Захотелось попроповедовать перед смертью?..

— Никогда не поздно проповедовать, — ответил священник, словно угадав его мысли. – В идеале вся наша жизнь должна быть исповеданием нашей веры…

«и восхождением к совершенству»

— «И восхождением к совершенству»… Это вы сказали, отец Андерсон?

— Про восхождение я ничего не говорил… — ответил падре, чуть заметно сдвигая брови; потом снова принялся разглядывать барельефы на стенах и потолке.

— Должно быть, мне опять мерещится, — вздохнула девушка, вытирая пот со лба; она снова попыталась прислушаться к пси-потокам, переливчатому мерцанию трепещущих аур, таких странных и притягивающих – здесь, возле храма, скрывающего тайны многих миллионов лет.

Она прищурилась, разглядывая темный барельеф на стене в виде извивающейся змейки, вместо глаз у которой были вставлены две едва заметные искорки зеленоватых кристаллов.

— Откройся… впусти меня…

— Дожили. Кассандра, ты там с ума не сошла? Уже со стенками разговариваешь… — Юрий слегка опешил и даже выронил сигарету изо рта. Священник уселся рядом с огнеметчиком, положив ему руку на плечо – словно уговаривая не мешать девушке.

— Откройся…

«Я знаю имя твое, дверь» — словно кто-то вложил в сознание слова магических формул.

— Я знаю имя… нет, нужно как-то не так…

— Кассандра, брось ты это. Камень тебя не услышит… — продолжал гнуть свое огнеметчик.

— Иногда, когда люди тебя не слышат – могут услышать каменные стены… — произнес священник, поднимая глаза к небу – то есть, к потолку; сложив руки, принялся негромко бормотать на латыни какую-то молитву.

— Все вы сумасшедшие, — подытожил Юрий, качая головой и вытаскивая следующую сигарету.

«Я знаю имя твое, дверь. Откройся. Впусти меня»…

Она не произнесла этого вслух – только мыслью, касаясь своим сигналом тонких пси-импульсов, скрытых в зеленоватых кристаллах.

«Я прихожу с миром к дому двойственной истины, обители вечности, совершенства творения…» – слова приходили к ней на ум сами – складывались мозаикой в сознании из переплетающихся пси-потоков. – «Откройся…»

«Benedictus qui venit in nomine Domini» (лат.: «Благословен грядущий во имя Господне «) — басовито протянул сзади падре заключительные слова латинской молитвы.

Каменная стена перед девушкой дрогнула и медленно начала сдвигаться вниз, открывая темный проход…
Всколыхнулось и осело облачко пыли.

Вдали неясно мерцали огни – зеленые, алые, синие, похожие на звезды на пронзительной черноте ночного неба.
— Офигеть… — Юрий от неожиданности открыл рот, и вторая сигарета шлепнулась на пол рядом с первой.

— Как у тебя получилось? Использовать телепатический сигнал? – полюбопытствовал падре, соскакивая с каменной плиты.

— Должно быть…

— Наверное, требовалось что-то еще. Как будто входящий сюда должен быть достоин, чист сердцем и все в таком духе, — священник задумчиво вглядывался в открывшийся проем – почти непроглядную бездну с переливающимися, подобно далеким звездам, огоньками. – Если бы дело было только в телепатическом сигнале, конфедераты бы давно сюда пролезли. Хотя, возможно, Кассандра, нам повезло и это просто совпадение. К тому же если протоссы уже побывали в пирамиде, один Господь знает, что они там понавключали…

— Вы о них что-нибудь знаете, святой отец? – сдвинув брови, спросила Кассандра.

— Не больше вашего, — торопливо бросил священник.

— А об этом храме?

— Я всегда думал… что в Конфедерации есть только один человек, который окажется способен проникнуть в него. Но, — тут он смерил взглядом девушку и дружелюбно улыбнулся, — похоже, я ошибался. К счастью. Для нас всех.

— А кто это, тот, другой? – с любопытством протянул Юрий, подходя к товарищам поближе.

— Его имя вам вряд ли что-нибудь скажет, — священник неопределенно пожал плечами.

— И все-таки? – теперь уже Кассандра глянула на святого отца с нескрываемым интересом.

— Самир… его звали Самир Дюран.

— Он один из ваших прихожан что ли, эдакий расхититель гробниц? – огнеметчик улыбнулся.

— Да нет… не совсем.

9.

Прошло уже около получаса, а друзья все шли и шли по широкому коридору, освещенному колоннами неясного света, льющегося с потолка; все так же мерцали огоньки на стенах – то помаргивали, то надолго гасли и вспыхивали снова. Зрелище было красивым и загадочным, однако совершенно не помогало сориентироваться в пространстве. Каждый раз, когда коридор ветвился, приятели останавливались и принимались жарко спорить о том, куда направиться дальше.

Несмотря на слова отца Андерсона о том, что Господь укажет праведному путь, похоже было, что они все-таки заблудились. Небеса не посылали никаких знаков, которые можно бы было ясно истолковать. А переливчатая сеть пси-потоков была настолько сложной, что даже Кассандра окончательно растерялась, пытаясь как-то по ним сориентироваться.

— Какие-нибудь еще идеи будут? – вздохнул священник, когда троица в очередной раз подошла к развилке – причем, выглядевшей абсолютно идентично с той, около которой они спорили о нужном направлении минут десять назад.

Только огоньки на стенах складывались в несколько другие узоры, но это абсолютно ничего не доказывало. Возможно, это был другой проход, возможно – тот же самый, и друзья просто петляли и снова возвращались на прежнее место.

— В прошлый раз мы пошли налево, предлагаю сейчас пойти направо, — отозвался огнеметчик; по усталому и недовольному лицу паренька было понятно, что ему уже абсолютно все равно, куда идти.

— А по-моему, нужно все время поворачивать в одну сторону, чтобы выбраться из лабиринта. Где-то я читала про подобное правило, — откликнулась Кассандра. – Например, все время поворачивать направо. Или, наоборот, только налево…

— Тогда нужно было с самого начала этому правилу и следовать, а не плутать тут как попало, — сердито буркнул Юрий.

— Можно вернуться ко входу и попробовать еще раз, — священник добродушно пошутил, пытаясь успокоить юношу.

Но тот, видимо, не понял шутки:

— Нафиг нам сдался вход! Мы ж оттуда и пришли. Все равно там потолок обрушен. Уж что нам сейчас нужно искать, так это выход…

— То, что нам нужен выход, и причем поскорее, это-то и без тебя понятно, — ответила в тон огнеметчику Кассандра.

Тот словно ждал повода для того, чтобы вскипеть:

— Да, конечно, без меня. Может вы и дальше обойдетесь без меня? Вы и так уже прекрасно спелись друг с дружкой… может я вам, падре, проповедовать мешаю? Так вы только скажите… Я мешать не буду…

Прежде, чем отец Андерсон и Кассандра успели сообразить, что к чему, Юрий рванул с места и устремился в правый проход; они хотели последовать за юношей, но внезапно тонкие лучи зеленоватого света хлынули с потолка, закрывая дверной проем.

— Что-то вроде силового поля, — осторожно заключила девушка, протянув вперед руку – и натолкнувшись на непроницаемую преграду.

— Юрий! Вернись! – громко позвал священник, но парень не слушал; наоборот, топот ног только участился, пока не стих где-то вдали.

— Ну вот, только этого еще не хватало! – возмутилась Кассандра, глядя на равнодушное мерцание световых линий, перегородивших проход. – И теперь-то что делать?

— Будем идти дальше, — резонно заметил священник. – Все равно ничего другого не остается…

— Дальше. И выше, — ответила девушка, нахмурившись; пока они смотрели вслед Юрию, проход, ведший налево, успел измениться – ровный пол приподнялся, образовав ступеньки, ведущие куда-то вверх; при этом они зависли в воздухе, казалось, без всякой опоры – возможно, без антигравитации тут не обошлось, но может, использовались какие-то иные технологии, о которых люди не имели просто ни малейшего представления.

Осторожно ступив на первую ступень, Кассандра запрокинула голову, но не увидела ничего, кроме потолка, на котором переливались желтые огоньки, размытые за синеватым туманом.

— Не слишком-то мне это нравится… — повторила девушка, продолжая с опаской подниматься вверх. – Слишком здесь красиво. Жди беды… — припомнила она старую земную поговорку второй раз за сегодняшний день. — И как теперь искать нашу «бесплатную огневую поддержку»?

— Надеюсь, мы его найдем, — постарался обнадежить Кассандру священник.

Они поднимались все выше – кругом было почти совсем темно; не было даже колонн света, к которым друзья уже успели немного привыкнуть – только неясное мерцание огоньков в вышине и где-то внизу. Казалось, что лестница просто подвешена в пространстве, и восхождение по ней – путь из бесконечности в бесконечность между двумя куполами звездной ночи. Ощущение было совершенно завораживающим.

— На какую-то компьютерную игру похоже, — заметила Кассандра. – Что-то вроде аркады, при этом в стиле фэнтези и с магией…

— Никакой магии, — строго осадил ее священник. – Только технологии, слишком совершенные, чтобы люди могли в них разобраться… с нашим нынешним уровнем развития. Когда-нибудь мы овладеем секретами использования пси-энергии полностью и сможем создавать вещи не хуже…

Девушка кивнула головой; она чувствовала, что пси-потоки не просто присутствуют здесь, в храме, как и в любом другом месте, бесконечно текущие как сквозь живых существ, так и неодушевленные предметы – нет, здесь был какой-то особый порядок, система, пронизывающая исполинское строение и вкладывающая в него жизнь.

— Все равно, на игру похоже весьма. Вот только подсказок по прохождению не хватает…

— Подсказки можно попробовать отыскать. Ты чувствуешь что-нибудь? – с интересом глянул на девушку священник.

— Что именно я должна чувствовать?

— У тебя получилось почувствовать вход… может быть, удастся найти и выход?

— Не знаю, падре. Я в этом не очень уверена. Но все равно, другой дороги сейчас нет, так что приходится ее принять. Как выбранную Господом за нас, или как вы там говорили… Правда, не помешало бы немного уверенности в том, что она правильная.

Хотя лестница и казалась бесконечной, возможно, за счет особых оптических иллюзий, но все-таки она кончилась; друзья снова оказались в широком коридоре, на этот раз относительно небольшом. Несколько красноватых колонн — тусклого живого огня, освещали его; в глубине столпов света периодически вспыхивали золотистые искры…

Священник и девушка остановились напротив трапециевидных врат, вверху которых слабо мерцал барельеф, словно обведенный тонким голубоватым контуром.

Этот символ Кассандра уже видела сегодня – на полуразрушенной арке, оставшейся от древней колоннады: парящий в пространстве крылатый диск, поддерживаемый силуэтами двух змей. Барельеф окружали непонятные значки-иероглифы, разобраться в которых просто не представлялось возможным…

— Похоже на что-то древнеегипетское, — девушка с трудом припомнила обрывки сведений по земной истории, почерпнутые ею в детстве в книгах. – Символ солнца или что-то вроде того?…

— Или планета, парящая в космическом пространстве. Или звездолет, огромный, как планета, — эхом откликнулся падре.

Кассандра осторожно прикоснулась к двери, на которой не наблюдалось ничего похожего на ручку или замочную скважину. Но этого и не потребовалось: как только пальцы девушки тронули прохладную гладкую поверхность, она словно вспыхнула изнутри, тонкие струйки света заполнили доселе незаметные контуры: несколько извивающихся змей, оплетавших своими кольцами иероглифы в виде крестов или букв «Т», заканчивавшихся наверху небольшой петлей. Были и другие символы, стол же красивые, сколь и малопонятные — вытянутые кресты с петлями внизу, изогнутые черточки и точки, что-то, похожее на лепесток или перо…

Но прежде, чем Кассандра успела все это как следует рассмотреть, пальцы ее внезапно ушли в пустоту; поверхность, только что казавшаяся монолитной, всколыхнулась изнутри волной сиреневого света и сама превратилась в свет, сохраняющий форму двери, но позволяющий беспрепятственно пройти сквозь него.

Священник испуганно замешкался; однако, исполненная решимости, Кассандра потянула его за руку – и вместе они прошли через эту завесу лилового тумана, внутри которой все еще горели золотистые струйки огней, складывавшиеся в иероглифы – полупрозрачные, невесомые контуры пси-потоков, которые загадочная технология делала видимыми не только при помощи телепатии, но и обычным человеческим глазом.
Зал, в который ступили Кассандра и отец Андерсон, был поистине огромным – освещенный трепещущими столпами изумрудного сияния, струившегося с потолка. Барельефы на стенах, окруженные тонкими светящимися линиями, изображали преимущественно змееголовые, но в то же время определенно гуманоидные фигуры – их было десятка четыре; помимо этого длинного ряда причудливых существ, можно было разглядеть целые сцены с их участием – все так же призрачно мерцавшие в размытом синеватом тумане.

Священник, даже забыв на время о пропаже Юрия и о поисках выхода, принялся рассматривать эти светящиеся картины с нескрываемым интересом. Девушка, тоже охваченная любопытством, следовала за отцом Андерсоном. Здесь, в этом зале, она ощущала пси-поля, сконцентрированные в храме, необычайно отчетливо и остро; казалось, еще немного – и символы и иероглифы на стенах оживут, вложат ей в сознание свои имена, зазвучат многоголосым хором.

Кассандра чувствовала, как душа ее наполняется благоговением при виде всего этого загадочного величия. Интересно, так ли чувствовал себя священник? Она решила поинтересоваться:

— А это не противоречит вашим религиозным убеждениям, падре, здесь находиться… в храме чуждой веры?

— Это не столько храм какой-то веры… — откликнулся отец Андерсон, не отрываясь от разглядывания барельефов, — скорее научная лаборатория, кладезь знаний… принадлежащих науке столь высокой и совершенной, что нашему несовершенному разуму она кажется религией… мы с трудом можем даже представить себе, что все это такое, для чего предназначено и как работает…

— Это называется… маати, зал двух истин… двойственной истины, — задумчиво произнесла в ответ девушка, когда неясная вязь пси-потоков оформилась в ее разуме в символы-смыслы-слова.

Кассандра задумчиво опустила взгляд: пол в зале казался сделанным из цельного прозрачного камня. Огоньки, мерцавшие на потолке, отражались в нем, в глубине кристалла причудливо преломлялись потоки света; казалось, что это не пол, а бесконечно струящаяся вода, над которой клубился легкий белесый туман.

— Маати? Истина-порядок мироздания… Да… это возможно… — падре Анлдерсон прищурился, внимательно разглядывая тощую змееголовую фигуру на барельефе, держащую в левой руке уже знакомый Кассандре крест с петлей наверху.

Кассандра посмотрела туда же; священник поймал этот взгляд девушки:

— Видишь этот иероглиф? Жизнь. Творческая энергия. Людям он тоже был знаком, это один из древнейших символов, вообще известных человечеству. Возможно, именно с него началась письменная речь, когда наши прародители решили записывать знаками слова и мысли…

— Решили сами — или записывали вслед за своими учителями? – Кассандра тоже прищурилась, разглядывая окруженную синеватым контуром фигуру.

Отец Андерсон, впрочем, проигнорировал этот вопрос – только указал для верности на иероглиф рукой.

— Этот знак называется «анх». Одно из его значений – вечная жизнь; другое — сила, способная изменять живую материю…

— И откуда-то вы все знаете, святой отец, — Кассандра улыбнулась, пародируя интонации Юрия.

Потом, заинтересовавшись другим барельефом, подошла к нему поближе:

— А вот это что, интересно, может значить?

Две фигуры со змеиными головами обступили третью, тоже с виду гуманоидную, хотя больше похожую на рептилию; воздев руки над ее головой, они испускали из ладоней целые потоки «анхов», которые падали вниз, окружая стоящего в середине мерцающим ореолом.

— Анх – жизнь… это может означать исцеление. Или воскресение, — задумчиво продолжала размышлять вслух, Кассандра.

— Интересно. Очень, очень интересно, — откликнулся падре, и даже принялся мурлыкать себе под нос какую-то песенку, внимательно разглядывая следующие барельефы, изображавшие что-то вроде битвы.

Война шла на земле, она же отражалась в небесах, где можно было заметить сразу несколько крылатых дисков, — возможно, как правильно предположил святой отец, обозначавших звездолеты; одна из змееголовых фигур возносилась на небо, окруженная тонкой сферой – что-нибудь наподобие шаттла? – в то время как другие существа продолжали сражаться внизу – скорбно и отчаянно; девушка прислушалась к пси-потокам, наполнявшим барельеф, и уловила скрытые в картине спрессованные волны эмоций – боль, разрушение, разочарование, поиск…

— Дюрана бы вашего сюда, падре. Может, он бы нам что-нибудь смог объяснить, — девушка с огорчением провела пальцами по светящимся контурам барельефа.

— Дюрана? Нет, пожалуй, не надо. Надеюсь, тебе никогда не придется с ним вообще знакомиться, — отозвался священник – глухо и мрачно.

Он оставил наконец разглядывание узоров на стенах и направился в центр залы, туда, где высилась странная конструкция, понять назначение которой было просто невозможно; тускло мерцало несколько кристаллов в серебристых оправах, неподвижно застыли зависшие в воздухе металлические круги, похожие на чаши весов.

Неопределенно хмыкнув при виде всего этого, отец Андерсон принялся любоваться на огромную статую из зеленоватого камня, изображавшую все такую же тощую змееголовую фигуру; она казалась особенно зловещей в изумрудном сиянии колонн света, спускавшихся с потолка слева и справа от нее.

Предмет перед статуей напоминал жертвенный столик, поверхность которого была испещрена иероглифами; впрочем, вряд ли тут речь шла о жертвоприношениях. Скорее, это мог быть пульт управления неизвестными механизмами…

— Вот так наука и превращается в религию теми, кто не способен ее понять, — ответил отец Андерсон, когда Кассандра поделилась с ним своими соображениями. – Создатели этого храма тоже могли казаться кому-то сверхъестественными существами. Но они могли быть всего лишь прогрессорами, могущественной расой, создателями целых миров…

— Когда-нибудь прилетавшими и на Землю, где их приняли за богов?

Священник демонстративно фыркнул; при всей либеральности своих взглядов падре никогда не согласился бы признать, что земные религии могли произойти подобным образом, и люди в прошлом воздавали каким-нибудь охочим до славы инопланетянам божеские почести. Понимая это, Кассандра перестала его расспрашивать; странно, однако, что она совсем не удивлялась тому, как много отец Андерсон знает. Это воспринималось сейчас совершенно естественно. В конце концов, расспросить святого отца можно будет и позже; сейчас куда интереснее было рассматривать храм и пытаться хоть отчасти догадаться о смысле рассказа, который могли поведать иероглифы и барельефы на стенах.

На столике перед статуей тоже замерцали светящиеся линии, странное переплетение сходящихся кругов и спиралей; возможно, то были схемы взаимодействия каких-либо энергий и сил…

Кассандра задумчиво провела рукой по гладкой поверхности столика, вновь запрокинула голову; она прислушивалась к храму, вглядываясь в огоньки в синеватой полутьме; ее не

покидало ощущение, что храм тоже сканирует ее, вчитывается в иероглифы души, прежде, чем вложить в разум еще какие-нибудь слова и смыслы, так, как вспыхнуло уже слово «маати»…

Возможно, это был какой-то тест. Как в каком-нибудь квесте, когда надо выбрать правильный символ, чтобы перейти на следующий уровень…

Словно в ответ на эту мысль пси-потоки замерцали, движение их изменилось, светящиеся линии окружили девушку-телепата в замысловатом танце, и вместе с этим в сознании Кассандры зазвучала тонкая мелодия, эхо древних голосов.

Они поют и шепчут еле слышно, их становится все больше…

Одни учат схождению во тьму — другие восхождению к свету; одни прославляют свободу разрушать, другие возносят хвалу созиданию и балансу — и все это соединяется, сливается вместе в изумрудном кристалле двойственной истины…

Голоса спели свою песнь и вновь отступили, растаяли в гулкой тишине; девушка подошла поближе к священнику и тоже подняла взгляд на зеленоватую статую перед ними.

— Видишь, у него в левой руке? Тот самый «анх», знак жизни, — указал отец Андерсон.

— Да, узнаю, конечно. А в правой? Тоже похож на «анх», только перевернутый…

— Дай припомнить… кажется, это «нефер», — падре на минуту задумался, поднеся палец к губам. – Красота, благость, совершенство… очень много смыслов спрессовано в этом крошечном слове. «Нефер» — «совершенство-во-всех-отношениях»…

— И откуда вы все это знаете… — откликнулась девушка, чувствуя, что снова похожа сейчас на Юрия с его вечным вопросом.

— Рассказывал кое-что… начальник на предыдущей работе, — не сразу ответил священник. – Когда был в хорошем расположении духа…

Он вздохнул и принялся стаскивать с руки повязку; Кассандра покосилась туда, где совсем недавно была глубокая рана – но увидела только свежий розоватый шрам.

— Как вы там говорили, падре… Господь исцелит с верою взирающих на него, да? – девушка хмыкнула. Здесь, в этом храме, она как будто совсем утратила способность удивляться. Может быть, это было и к лучшему…

— Именно так, — ответил священник без тени иронии; задумчиво провел ладонью по шраму, потом оглянулся и с интересном принялся смотреть на несколько не замеченных им доселе статуй в виде змей, находившихся в дальнем углу залы.

— Погоди-ка… если я правильно понимаю…

Он не договорил – широкими шагами торопливо подошел к одной из змей и замер напротив нее, протянув руки. Глаза статуи вдруг ожили и засветились желто-оранжевыми огоньками. Одновременно с этим вспыхнули глаза и других статуй, стоявших в разных углах залы. Выглядело это пугающе и захватывающе одновременно: словно то не каменные змеи, а настоящие всевидящие боги смотрели на тебя…

— Подойди, Кассандра… подойди скорей…

Девушка поспешно приблизилась к священнику; тот подтолкнул ее в плечо, поставив прямо напротив статуи – потом указал на желтоватые глаза змеи, явно предлагая заглянуть туда. Все еще недоумевая, Кассандра послушалась…

…и внезапно перед ее взором вспыхнуло сразу множество картин – словно мозаика из мониторов; на каждом из них можно было увидеть различные помещения храма, — как коридоры, в которых друзья уже были, так и прочие залы и комнаты.

Сложно было сказать, как передавался этот образ – телепатически или с помощью хитроумной проекции на сетчатку; одно было ясно – статуи змей действительно оказались почти «всевидящими» — частью сложного механизма наблюдения.

Комнат и коридоров было много, очень много, Кассандра не знала даже, к какой из них стоит приглядеться повнимательней. В одной из галерей промелькнули быстрые тени – девушка узнала лингов; значит, зерги каким-то образом проникли в храм, с сожалением отметила про себя она. Заметила Кассандра и несколько силуэтов протоссов в одной из больших зал с огромными трапециевидными дверями; должно быть, то был главный вход в пирамиду? Однако не это привлекло ее внимание, а маленькая фигурка в громоздком скафандре огнеметчика, пробиравшаяся по полутемному коридору мимо длинного ряда змееголовых статуй.

— Юрий! Юрий! Я его вижу! – воскликнула девушка, поворачиваясь к священнику.

— Попробуй приблизить изображение… может мы сумеем понять, где это он, — тут же посоветовал падре.

— Приблизить? Но как?

— Ты ведь уже догадалась, что тут практически все управляется пси-энергией. Отдай мысленный приказ… должно получиться, — ответил священник.

Была это догадка или знание, девушка уточнять не стала; она уже всматривалась в глаза змеи, снова пытаясь отыскать огнеметчика. Юрий все так же брел по длинной галерее, оглядываясь по сторонам.

Мысленную команду даже не пришлось облекать в слова; похоже, статуя, будучи отточенным до совершенства механизмом, улавливала телепатические сигналы очень хорошо. Кассандре, действительно, оказалось достаточно только пожелать – и изображение увеличилось, застилая собой все остальные. Она видела Юрия так близко, что, казалось, была с ним рядом, могла дотянуться рукой.

А лицо паренька исказилось от страха…

Еще бы, как это должно было выглядеть для него – когда глаза змееголовых статуй в коридоре внезапно вспыхнули ярко-оранжевым светом, и словно впились в него яростными взглядами? Тут и самому отважному из смельчаков впору потерять голову…

Юрий отчаянно охнул и бросился прочь по коридору.

«Стой! Не беги! Не надо бояться!»

Увы, парнишка не был «призраком» и понимать мысленные сигналы был не обучен, поэтому продолжал бежать, не оборачиваясь. Кассандре ничего не оставалось, как продолжать следить за ним – через вспыхивающие в полутьме глаза статуй.

Юрий выскочил из галереи и оказался в широкой зале, заставленной непонятными механизмами; тускло поблескивал серебристый металл, слабо мерцали вездесущие кристаллы. Огнеметчик несся сломя голову, не останавливаясь, и споткнулся о тело протосса, лежавшее в центре залы рядом с одной из машин.

Вернее, не о тело – только о пустые золотистые доспехи…

Потеряв равновесие, Юрий шлепнулся наземь и растянулся на полу. Проклиная все на свете, он медленно поднялся на ноги, обернулся, поглядев на то, что стало причиной его падения; потом присел на корточки и принялся теребить протоссовский доспех.

— Что он там делает? – тронул Кассандру за плечо падре.

— Мародерством занимается, — хмыкнула в ответ девушка.

Действительно, Юрий, похоже, обнаружил что-то интересное; через пару минут он поднялся и с любопытством принялся рассматривать крупный зеленоватый кристалл, который, видимо, обнаружил рядом с доспехом. Юноша полюбовался на камень, потом принялся засовывать его в карман на поясе – это у него получилось, хотя и с трудом.

Довольный делом рук своих, парнишка еще раз поглядел на валявшиеся на полу доспехи, освещенные белесым светом, падавшим с потолка – потом, похоже, решил продолжить поиски выхода и двинулся вперед по зале.

На этот раз он прошел совсем немного – и снова изменился в лице…

Кассандра подумала было, что Юрия опять испугали светящиеся глаза каменных змей; но нет, причина оказалась куда более существенная.

«Камера наблюдения» развернулась, согласно мысленному приказу девушки, и «призрак» увидела теперь то, что так испугало огнеметчика: в залу с механизмами ворвалось не меньше полутора десятков лингов, вслед за которыми не менее шустро в дверной проем протиснулись гидралиски…

«Юрий! Спасайся!!!»

Тут уж и ментального сигнала не потребовалось; огнеметчик сам сообразил, что дело плохо, и бросился к другим дверям залы, пытаясь отстреливаться от шустрых зерглингов, которые уже подбегали к нему.

— Господи, и мы даже не знаем где он, чтобы ему помочь! – отчаянно воскликнула Кассандра, уступая место возле статуи священнику.

Тот впился взглядом в мерцающие змеиные глаза и глухо охнул:

— Ох, и не повезло нашей «огневой поддержке»…
Не успел он договорить, как дверь на противоположной конце залы распахнулась, и на пороге появился Юрий, отчаянно матерящийся на зергов.
А следом за ним, разумеется, и зерги – хлынули яростной черной волной…
Кассандра скользнула в режим невидимости, как только зерглинги заметили ее и бросились к ней; будучи теперь в самом выгодном положении, она принялась стрелять по тварям.

Священнику пришлось куда хуже – но падре Андерсон быстро проявил смекалку и сообразительность, и, не раздумывая долго, полез на колени статуи в центре залы. Двое лингов подскочили к нему и с громким верещанием вцепились в край сутаны, но святой отец умудрился вывернуться и пальнуть по зерглингам очередью из пистолета-пулемета, повиснув в воздухе и уцепившись одной рукой за иероглиф «нефер».

Кассандра выстрелила, священник тоже выпустил еще одну очередь, которая прикончила обоих лингов; затем раскачался на каменной руке статуи и лихо взобрался к ней на колени.

Здесь он был в относительной безопасности; именно что в относительной – над головой у святого отца просвистело несколько ядовитых шипов, выпущенных гидралисками…

— Дело плохо, — констатировал падре Андерсон, пригнувшись и продолжая палить очередями по зергам; но те все продолжали прибывать…
Кассандра стреляла и стреляла – казалось, что она действует абсолютно автоматически; исчезли все мысли, все осознание реальности происходящего, осталось только ощущение, что надо сражаться, сражаться до конца – хотя было понятно, что это практически безнадежно. Против такой толпы зергов им с Юрием и отцом Андерсоном просто не выстоять. Как ни метко стреляет священник, но у него рано или поздно кончатся патроны; как ни отчаянно дерется огнеметчик, но у него, по его словам, один баллон уже опустел…

Как ни универсальна невидимость «призрака», но заряд стелс-костюма тоже имеет свойство кончаться…

Можно было воспользоваться тем, что зерги не видят ее, броситься к двери – и помчаться прочь отсюда, в надежде, что она найдет выход – но девушка даже не думала об этом, хотя вероятно, это было бы для нее самым разумным; она должна биться до последнего…

— Беги отсюда, Кассандра! Беги! – заорал Юрий, поджаривавший очередную гидру; зеленая слизь брызгала на бронекостюм, уже начиная разъедать металл.

— Ни за что! – крикнула в ответ девушка; окружившие ее зерглинги, услышав голос, злобно заверещали, клацая челюстями, в надежде зацепить неуловимого «призрака».

— Беги! Спасай себя! – с Юрием согласился и отец Андерсон, занявший стратегическую позицию на коленях у статуи и отчаянно отстреливавшийся от подпрыгивавших вокруг нее лингов. Как ни прыгучи были они, но им не удавалось дотянуться до священника…

— И не просите, падре! Я вас не брошу! – ответила Кассандра, всаживая пулю в голову еще одной твари. Несколько зерглингов носилось вокруг нее кругами, явно чувствуя ее присутствие, но недостаточно четко, чтобы напасть на невидимку.

«Стрелять, стрелять по ним, пока хватает сил… пусть я умру, но захвачу с собой как можно больше треклятых тварей…»

«Можно уничтожить зерга. Невозможно уничтожить Рой…»

Этот голос снова был здесь – коснулся сознания Кассандры леденящим, призрачным эхом…

«Замолчи! Замолчи! Отойди от меня!»

Она почти кричала в ответ, посылая пси-импульсы наугад – в темные сплетения энергий, окружавшие зергов и заглушавшие сейчас бесстрастное, изумрудное сияние храма.

И снова выстрел. И снова…

Линги метались вокруг, как черные тени, и черными же тенями, мрачными сгустками, были их ментальные сигналы; Кассандра уже не осознавала точно, что она видит своими глазами, а что только телепатически чувствует – но она ненавидела эту тьму и понимала, что надо убивать, убивать зергов, чтобы это тьма исчезла…

Наверное, она умрет сейчас, в этой битве, и все будет бессмысленным, то, как они с падре и Юрием выбрались из захваченного инопланетными тварями города, то, как боролись за свою жизнь, то, как добирались до храма; напрасной будет надежда, вспыхнувшая в их сердцах при виде золотистых кораблей, у них уже нет никакого шанса…

Но все равно нужно сражаться до конца; убивать ненавистных зергов, глотая полынную горечь битвы и близкой смерти; как говорил в своих проповедях отец Андерсон – «блажен тот, кто жизнь свою отдаст за друзей своих»…

«Вы не менее безрассудны, чем перворожденные» — тут же прокомментировал эту мысль девушки голос, который никуда уходить не собирался.

Кассандра мотнула головой, не слушая; поглядела на то, как Юрий прорывается поближе к статуе, явно надеясь пристроиться рядом со священником…

«Мы все равно не справимся… зергов слишком много»…

Огнемет паренька хлестнул по лингам последним всплеском огня и замолк.

— Проклятье, баллон пустой!

Отец Андерсон принялся прикрывать юношу, стреляя по зергам из пистолет-пулемета, в котором еще оставались патроны; Юрий подобрался к статуе и решительно принялся забираться наверх. Несколько раз он срывался и падал, но наконец ему удалось ухватиться за каменный «анх»; священник поспешно протянул огнеметчику руку…

— Второй пулемет дайте! – крикнул Юрий.

— Сын мой, патроны кончились…

Схватив бесполезное оружие, парнишка зло швырнул его с размаху вниз и угодил в голову зерглингу, который оказался посообразительнее своих товарищей и пытался по их спинам взобраться повыше. Тварь заверещала от неожиданности и с раздосадованным «еррк» кубарем скатилась вниз. Однако еще двое лингов уже разобрались, что к чему, и вспрыгнули на спины к своим собратьям; следующий, издавая зловещие трескучие звуки, полез по ним, стараясь подняться еще выше и достать наконец священника с огнеметчиком…

Кассандра попыталась сбить настырную тварь выстрелом, но винтовка жалко щелкнула осечкой.

— Ах ты зараза! – возмущенно завопил Юрий, когда челюсти подпрыгнувшего вверх линга клацнули прямо рядом с его ногой. – Врешь, не возьмешь!

Он оглянулся по сторонам, явно в надежде отыскать что-нибудь увесистое, чтобы запустить в зерглинга; не найдя ничего подходящего, выхватил из поясного кармана зеленый кристалл и занес его над головой.

— Эх, Касс, хотел я его тебе подарить… — выдохнул юноша – почти растерянно, и повернулся к продолжавшей свои попытки взобраться на статую твари…

— А ну-ка, получи… во имя Господа нашего! – воскликнул он, явно подражая своим воинственным кличем отцу Андерсону, и со всего размаху запустил кристаллом в голову зерглингу.

Линг взбрыкнул – кристалл попал ему в оттопыренный головной щиток и отлетел в сторону – пронесся в воздухе над головой Кассандры и угодил прямо на установку в центре залы, возле которой стояла девушка.

Тут же брызнули фонтаном ярко-зеленые искры – камень медленно опускался, словно встретив невидимую преграду, которая мягко расступалась под ним; пси-поле распустилось причудливым цветком, принимая его внутрь себя.

Воздух между двумя серебристыми чашами весов вздрогнул, расходясь в стороны дрожащими волнами; в следующее мгновение чаши шевельнулись, приходя в движение.

Девушка вздрогнула от испуга и хотела броситься в сторону; но с потолка уже хлынул изумрудный свет, тонкие лучи образовали вокруг установки сияющий круг силового поля.

Кассандра застыла, не в силах пошевелиться; вместе с ней застыли неподвижно и оказавшиеся в пределах светового круга гидралиски и линги.

Что-то пробуждалось в храме — огромные, непостижимые силы, чистые потоки изначальных стихий и энергий.

Зерглинги касались ног Кассандры, замерев вместе с нею в силовом поле, как в капле янтаря; девушка чувствовала пси-волны, струившиеся в них – и одновременно волны куда большей мощи, приходившие из глубины храма.

Эхо древних сил, преломленное в одном-единственном кристалле.

Храм оживал сейчас — построенный не тысячи, может быть, миллионы лет назад, на заре самой Вселенной — и снова пробудившийся перед ее закатом…

Пол дрогнул под ногами девушки; в следующий же миг круглая платформа с загадочным механизмом и парившим над ней в силовом поле кристаллом, из которого били сейчас во все стороны лучи искрящегося зеленого света, стремительно начала подниматься вверх.

Волны пси-энергий, хлеставшие из кристалла, вырвались за пределы храма, пронизывая его насквозь; сияние стало нестерпимым.

Острый сноп изумрудных лучей ударил прямо в грудь девушке, которая по-прежнему не могла даже пошелохнуться, преломился в ней, ярко брызнул светом во все стороны: казалось, что не одно маленькое зеленое солнце сияет теперь на вершине несущейся к вершине пирамиды платформы – а два.

Голос храма зазвучал снова – символы сплетались в слова, пока останавливалось само время:

…Настанет день, когда придет конец мира — и в то же время новое его начало;

когда будут танцевать вместе,

свет и тьма, разрушение и баланс —

сойдутся в смертельной схватке,

так, что мир уже никогда не будет прежним…

«Почти как в компьютерной игре, — снова мелькнула мысль в голове у Кассандры. – Надо выбрать правильно, чтобы пройти на следующий уровень…»

У нее были долгие секунды, казавшиеся вечностью, чтобы сделать свой выбор, покидая зал двойственной истины…

Они все, казалось, звали ее сейчас в этом изумрудном свете, слитые воедино голоса изначальных стихий.

Разрушение. Чистая, ничем не замутненная, слепящая до боли своим огнем ярость. Оно пульсировало сейчас тысячей незримых нитей, соединяющих воедино всех зергов, рассеянных по всей Вселенной, все несчетные мириады живых клеточек единого организма, Роя.

Тьма. Чарующая и странная музыка в холодном космосе, прозрачная песнь черных звезд, отразившаяся в кристаллах синего льда. Одиночество, поиск, свобода от всех, но только не себя…

Свет. Сияющая радость совершенства, слившихся в общем порыве душ: одно сердце и одна душа, стройный хор, эхом отдающийся от небесных сфер: единство, любовь, дружба, согласие действий, согласие мыслей… так хорошо, так просто…

И баланс. Отточенная нить, натянутая над пропастью. Постоянно колеблющиеся и на тонкие мгновения вечности замирающие в неподвижности весы, определяющие мировой порядок. Путь между светом и тьмой, бесконечный поиск недостижимого равновесия. Путь изрекающего истину, имеющего право судить о добре и зле, и вечно пытающегося примирить несоединимое…

Таковы они были, по учению создателей храма — изначальные силы созидания и разрушения, которым суждено будет сойтись в решающей схватке, перед которой померкнут, подобно бледным теням, картины Рангарека и Апокалипсиса…

Вершина храмовой пирамиды раскрылась, и платформа, на которой стояла девушка, поднялась туда, к светлому куполу холодного неба над Мар-Илионом.

Вспыхнул и погас трепещущий фонтан зеленых лучей – свет словно собрался воедино, стянулся в огонек, подобный цветочному бутону, потом — в изумрудную каплю, застывшую крошечной точкой в сознании Кассандры – а в следующий миг исчезла и она.

Только кристалл продолжал светиться – тревожным, пульсирующим огнем, когда силовое поле внезапно исчезло; в лицо девушке яростно ударил холодный ветер.

Линги и гидралиски ожили, зашевелились, настороженно озираясь по сторонам.

И в следующее мгновение пришел голос, который, казалось, только и ждал этого момента.
«Дочь Моя… ты хочешь жить вечно?»

Кассандра в ужасе смотрела вниз, осознавая, что самостоятельно спуститься с исполинской пирамиды просто невозможно.

Ожившее здание источало сейчас слабое голубое сияние – точь-в-точь как на картине Ильдара; может быть, художник чувствовал что-то или догадывался, увидев однажды храм… теперь уже никогда нельзя будет об этом узнать.

Огромные лопасти поднялись ввысь от каждого из четырех углов пирамиды – подобно рукам, молитвенно воздетым к небу.

Красота – совершенная, холодная, нереальная…

Кассандре казалось, что она просто недостойна стоять на вершине этого храма, воплощенного непостижимого величия.

«Ты достойна, — ответил ей голос, из холодно-чуждого вдруг превращающийся в манящий и вкрадчивый. – Совершенства сущности и совершенства формы, объединенного во Мне/Нас. Стань частью этого совершенства, и ты будешь бессмертна, потому что Рой вечен, и вечна каждая часть Роя; Я/Мы дам тебе эту вечность, силу, власть и славу – отныне и навсегда…»

Повелитель – темной, тяжелой тушей – взмыл над храмом, зависнув почти над головой Кассандры. Невидимость сразу стала бесполезной; довольные линги тут же хищно ощерились, заметив, наконец, «призрака» — однако почему-то не атаковали – сдерживаемые приказом, сгрудились в кучу, сжигая взглядами девушку. Гидралиски тоже оставались на месте, не нападая.

«Мне все равно. Не хотите меня убивать? Но я буду убивать вас»…

Вскинув винтовку, девушка принялась стрелять по зергам – чувствуя, как ее душит нарастающая злоба. Линги по-прежнему не бросались в атаку, хотя могли растерзать Кассандру практически мгновенно.

«Умрите! Умрите!»

«Смерть зерга для Роя ничего не значит. Это только клеточки единого организма; исполнители Моей/Нашей воли, отражение Моих/Наших мыслей. Они смертны – но Я/Мы вечен.»

Этот шепот был прохладным, тонким шелестом, мудрым, всезнающим и терпеливым; таким должен быть, наверное, голос отца, наставляющего на путь истинный неразумное чадо.

«Дочь Моя, приходи ко Мне — к Нам…»

Девушка опустила винтовку, глядя в глаза замершим перед нею лингам. Голос, обращавшийся к ней, несся отовсюду; он звучал в каждом зерглинге, в каждом гидралиске, в зависшем в воздухе повелителе, он пульсировал в каждом из зергов на десятках, сотнях, тысячах подвластных Рою планет; шепот, пришедший из бесконечной глубины, зов, превращающийся в музыку, красивее которой не было на свете.

— Нет, уходи от меня, — отчаянно взмолилась Кассандра. — Не зови меня… прошу…

Этот голос был прекрасен – хотелось умереть за возможность ответить ему «да», но она продолжала бороться с наваждением… понимая, что это безнадежно.

Индикаторы батарей костюма тревожно моргнули красным огоньком и погасли; теперь даже без помощи повелителя зерги видели «призрака» – однако по-прежнему не атаковали, только подошли ближе, обступая плотным кольцом.

Кассандра вскрикнула, охваченная страхом; гидралиск мгновенно сбил ее с ног, придавив к полу. В плече вспыхнула тонкая боль; девушке, лежавшей на спине, не давали двинуться, однако не убивали. Должно быть, она нужна зергам живой, и сейчас они просто ждут, пока у нее не хватит сил противиться этому зову…

Один из лингов подошел совсем близко, припал на передние лапы, совсем как собака — с любопытством заглядывая Кассандре в глаза. Должно быть, хотел посмотреть, что будет, когда она сдастся…

«Это неизбежно… это предначертано, — голос продолжал шептать, искусительный и манящий. — Не бойся Нас… не бойся Меня… приходи…»

Эта бархатная бездна затягивала, обволакивала…

— Нет!

Кассандра застонала, пытаясь пошевельнуться; жгучая слюна склонившегося над ней гидралиска капнула ей на лицо.

«Дочь моя, приди ко Мне/к Нам, ибо Я/Мы возлюбил тебя» — голос сплетался в чарующую песнь, проникающую в самую душу. – «Прими совершенство Роя… откажись от себя… чтобы стать одною из Нас…»

Этот зов был слаще песен сирен; девушка осознавала, что остаются считанные минуты, прежде чем она обессиленно скажет «да», потому что не сможет иначе – и растворится в этом голосе, в ласковом шелесте, отныне – и навсегда, так, как он обещал…

«Ты будешь счастлива, дочь Моя, ты станешь величайшей из великих. Не сопротивляйся, прими свою судьбу, которая предназначена для тебя, вступи с радостью в славу, которая тебе уготована…»

Ей хотелось ответить «да». Другого ответа уже невозможно было дать; она была не в силах разлепить губы, чтобы произнести это вслух – но оставалась мысль, и Кассандра потянулась к дремлющей в глубине сознания зеленой искре, отражению света мерцающего кристалла, чтобы собрать последние осколки энергии и послать в пси-поле отчаянный сигнал умирающей надежды.

Туда. Вниз. К сверкающему синему огню…

«Вы – свет… заберите меня… спасите от искусителя, зовущего меня. Спасите меня от самой себя…

Прошу вас…»

Она замерла, почти без сознания – казалось, снова остановились время и вечность. Потоки темной пси окутывали Кассандру – ласковым и в то же время жестоким объятьем.

Голос Роя продолжал шелестеть, успокаивая, убаюкивая, маня; но внезапно эту тьму пронзил свет – ослепительная синь лучистого сапфира…

Девушка встрепенулась, увидев в небе над собой сверкающий золотом корабль – и попыталась пошевелиться, протянуть к нему руки.

Он опускался все ниже, отогнав в сторону повелителя; зерги, обступившие Кассандру на платформе, яростно заверещали; линги подпрыгивали в бессильной злобе, гидралиски метнули ввысь свои ядовитые шипы – но удар приняло в себя и поглотило окружавшее шаттл голубоватое сияние.

«Приходи ко Мне» — продолжал шептать голос, но – глуше, слабее, затухая и тая; тьма отступала прочь.

Яд ощерившегося гидралиска брызнул Кассандре в лицо, разъедая кожу нестерпимой болью, выжигая глаза; последнее, что девушка успела увидеть – блеск золотых доспехов и две ослепительно-синие вспышки…

И последнее, что она успела почувствовать – возглас торжествующий, победоносный, цветок лотоса, сотканный из чистейшей лазури; таков был пси-импульс, отразившийся в душе Кассандры, прежде, чем все исчезло:

«за Айюр!»

«Via Ascensionis»

(“Путь Восхождения” (лат.))

1.

Тьма, тьма, тьма…

Непроглядная, черная тьма, мертвенными каплями сочащаяся из пустоты и одиночества.

Кругом – беспросветный холод ночи, в которой не было даже синеватых огоньков звезд…

Таково было ее пробуждение ото сна.
Зато сны были изумительны и прекрасны.
Город – золотой, блистающий в ликующем солнечном свете под ярко-синим небом, к которому тянулись высокие башни и ступенчатые пирамиды огромных храмов; гигантские кристаллы мерцали таинственным голубоватым светом.

У всего этого было имя… одно имя… она пыталась вспомнить слово, которое приходило к ней во сне, но вместе с пробуждением ускользнуло из памяти; слово, в котором красота, совершенство, величие сливались в один сверкающий символ-иероглиф…

Кассандра жалела о том, что проснулась; ей хотелось вернуться туда, где обитали столь чудесные грезы. Они были мучительно, почти нереально прекрасны, ее сны — то яркие, то размытые, тонущие в радужном тумане.

Но теперь они ушли, и осталась только непроницаемая темнота…

Девушка поняла, что снова погрузиться в сон ей сейчас не удастся; реальность же скрывалась от нее за черной пленкой мрака. Ощупав руками лицо, Кассандра почувствовала под пальцами плотную повязку, снять которую у нее не получилось.

Сразу вспомнилось – остро, мучительно — ядовитая слюна гидралиска, текшая ей в лицо; боль разъедаемой кожи, боль пылающих глаз, меркнущие вспышки света, прежде, чем мир окутало покрывало черной ночи.

Теперь, впрочем, боль исчезла – оставался лишь тупой отголосок ее, призрачное воспоминание; и еще – повязка на глазах.

Зерги не стали бы перевязывать ей раны…

«Они вообще не берут пленных».

Кассандра потянулась мыслью к пси-волнам, стараясь удостовериться, что поблизости нет зергов; несмотря на крайнюю слабость, ей это удалось. Тонкие, синеватые потоки струились вокруг нее – оставляя ощущение прозрачной прохлады и легкости; мерцающие водопады животворящего света, коснуться которых, прочесть у девушки просто не хватало сил.

Но этот свет был чист, и Кассандра, обеспокоенная, встревоженная, пытающаяся понять, сто с ней произошло – ловила приходившие из него тающие искорки покоя.

Она попыталась вспомнить все, что с ней было; что она видела, слышала, чувствовала перед тем, как упасть без сознания.

Шепот на вершине храма, голос искусителя, хор сирен, сплетающийся в одну чарующую, влекущую песнь.

Зерги, застывшие неподвижно, словно ждущие, откликнется ли девушка на этот зов.

И ее отчаянный призыв, отрицание-тьмы, мольба о спасении, брошенная туда, вниз, к последней надежде в чужом сиянии синего света.

Блеск золота — сапфировые вспышки – и возглас, прорезающий тьму, разбивающий ее на осколки, заставляющий исчезнуть бесследно и отступить…

Девушка осторожно ощупала рукой прохладную поверхность жесткого ложа – и такой же жесткий вогнутый подголовник.

Понять, где она находится, было невозможно – неизвестность окружала Кассандру, наполняла разум колючими кристалликами страха. Не было ощущения времени; она понятия не имела, сколько прошло часов с тех событий на Мар-Илионе. Или секунд? Или дней?

Но кто-то доставил ее сюда, кто-то лечил ее раны, кто-то о ней заботился; она не могла отрицать этого факта, и страх понемногу отступал, сменяясь любопытством, растворенном в тонкой ауре одиночества.

«Кто-нибудь? Вы слышите меня?»

Она осторожно произнесла эти слова вслух – голос прозвучал неожиданно странно в окружающей тишине – и одновременно с этим направила в неизвестность робкий ментальный импульс.

И сразу вместе с этим пришел ответ – мягким, лазурным отблеском эха:

«Я рад, что ты пришла в себя. Ты была без сознания почти полтора дня…»

«Где я?» — спросила в ответ Кассандра; ее несказанно обрадовал уже один тот факт, что кто-то был рядом, кто-то отвечал ей, прорывая темную пелену. Девушка ничего не видела – и так счастлива была хотя бы услышать чей-нибудь голос…

«Это «Иринефер», флагманский корабль семнадцатого экспедиционного флота…»

Нет, это был не голос.

Только пси-сигнал, всполох мыслей на фоне беззвучия: собеседник обращался к ней телепатически…

«И в Конфедерации нет семнадцатого флота…»

Почти мгновенно в сознание Кассандры пришел ответ – образ величественного корабля, медленно совершающего свой путь в космическом пространстве; он был похож на исполинскую раковину, блистающую золотом в звездном свете.

Довершали завораживающую своим спокойствием картину такие же золотистые истребители, следующие за «Иринефером»; кажущиеся хрупкими из-за своего изящества, но в то же время, несомненно, мощные…

Да, что там говорила в своем интервью капитан крейсера о том, что люди придумали искусство, математику и звездные корабли? Эти слова звучали сейчас надменной и глупой похвальбой – или даже не так. Скорее гордостью ребенка, научившегося складывать самолетики из бумаги и не замечающего в небе огромных лайнеров…

«Иринефер» — слово, возникшее в сознании, само раскрылось, как раковина, обнажая жемчужину скрытого смысла: «Око совершенства»…
Кассандру внезапно охватил страх и ощущение собственной слабости и беззащитности рядом со всем этим величием. Значит, она сейчас на этом корабле чужих? – она вздохнула, пытаясь как-нибудь это осознать; думать было трудно, мысли крошились колючими осколками, не сразу ложились одна к другой.

— Ты слишком обеспокоена, — снова прозвучали в сознании слова невидимого собеседника.

Чего в них было больше – сочувствия-снисходительности или просто прохладной констатации факта?

— Как же мне не волноваться? Я пленница неизвестно где…

— Это неверно. Ты свободна, — тотчас возразили ей в ответ. — Если ты и пленница, то только самой себя…

Кассандра только неопределенно пожала плечами, потом чуть усмехнулась и продолжила:

— Вдобавок, я ничего не вижу, меня везут неизвестно куда; ты вот со мной разговариваешь, а я даже не знаю, кто ты – и как твое имя.

Она ожидала услышать какое-нибудь сочетание звуков, но вместо этого имя сложилось в голове – так же, как до этого складывалось название корабля. Переплетение эмоций, смыслов, символов вспыхнуло синеватой паутинкой и превратилось в слово:

— Талинар.

— Странное имя, но… довольно милое. Мне нравится, — заключила, после недолгих раздумий, девушка. – А я – Кассандра…

— Да, я знаю. Я уже прочел его в твоих мыслях.

— Что ж… хорошо, — она приподняла бровь, снова ощутив на лице тугость повязки; в ее положении было что-то забавное и немного сумасшедшее — губы девушки непроизвольно растянулись в улыбке. Приятно познакомиться… Талинар, — она наугад протянула руку вперед, в привычном для людей приветственном жесте. Интересно, поймет ли это новый знакомый?

Она ждала, смутно улавливая в пси-ауре своего собеседника некоторое замешательство – пока, наконец, не почувствовала прикосновение чужой ладони – очень недолгое; ладонь была холодной и шершавой, словно покрытой чешуйками, так показалось Кассандре на ощупь.
«Рукопожатие» неожиданно приободрило девушку; она присела на жестком ложе, устраиваясь поудобнее, и уже без опаски обратилась с вопросом к Талинару:

— Кто же спас меня от зергов? Ты?

— Я отдал приказ, как командующий наземными силами. Но Тер-Нергала тебе тоже стоит поблагодарить. Он первым заметил твой зов… вернее, твой комплимент в адрес его псионного шторма. Ему стало интересно, и он постарался проследить за тобой и твоими спутниками, когда вы вошли в храм. Но то, что кому-то из вас удастся активировать пирамиду, оказалось сюрпризом даже для нас.

— Это был Юрий, — Кассандра кивнула головой, вспоминая, как брошенный огнеметчиком кристалл врезался в странную конструкцию в центре зала «двойственной истины», и последовавший за этим ослепительный всплеск пси-энергии, зеленый вихрь, стремительный подъем на несущейся к вершине храма платформе…

— Да, теперь из твоих воспоминаний мы обо всем этом знаем.

— Юрий… отец Андерсон… вы спасли их тоже?

Талинар ответил не сразу, поэтому девушка и так догадалась, что радостных известий не будет.

— Нет… только тебя мы успели спасти перед тем, как храм был разрушен.

— Разрушен?

Переданный ей мыслеобраз был сокрушительно-четким – черная пирамида, окруженная дрожащим голубоватым сиянием, взрывается – трудно представить, сколько в этом выбросе пси-энергии оказалось сокрушительной силы. Великолепное и вместе с тем жуткое зрелище, когда свет и огонь хлещут во все стороны, убивая при этом сотни окруживших древний город зергов, в то время как взмывшие в воздух золотистые корабли стайкой уносятся прочь…

— Твой друг стал причиной этому…

Кассандра опустила голову. Парнишка-огнеметчик просто не мог выжить, это было нереально — ей не хотелось глядеть в глаза беспощадной правде, но для надежды просто не оставалось места.

— Не стоит скорбеть о нем, — заметил Талинар – то ли назидательно, то ли все-таки пытаясь своеобразно успокоить девушку: — Он погиб, храбро сражаясь, как подобает воину. И благодаря ему зерги не узнали того, чего не должны были…

— Жаль храма, — произнесла Кассандра, когда ей удалось более-менее примирить себя с мыслью о смерти падре Андерсона и Юрия, загнать в глубину сердца эту боль. – Там было так много всего интересного… древнего и ценного…

— Самое ценное мы успели изъять, — ответил Талинар чуть снисходительно, — чтобы в безопасности и сохранности доставить на Айюр.

Да, вот оно — то самое слово, которое было в ее снах, ускользнуло при пробуждении – и теперь снова вернулось.

— Ваш родной мир? – Кассандра улыбнулась своей догадке.

— Да, мир возлюбленный, вечный дом и родина всех перворожденных…

Кассандра почувствовала в этих словах тепло, трепетную нежность. Так говорят о чем-то особенно дорогом и особенно прекрасном, говорят только искренне…

Ее обрадовала эта искренность. Кто бы мог подумать, что беседовать с представителем чужой расы окажется настолько легко и приятно? И особенно замечательно то, что им с Талинаром обоим доступно телепатическое общение. Можно понять друг друга без слов…

Она жадно ловила эмоции и чувства, составлявшие ауру собеседника: сомнение, любопытство, искренность, прямолинейность…

И стоящая за всем этим надменность. Кассандра еще ни в ком не встречала подобной уверенности в собственном совершенстве и абсолютной правоте.

И никогда еще на нее не смотрели так снисходительно — хотя и сочувственно одновременно.
Кассандре вспомнился старый земной обычай: «жизнь спасенного принадлежит спасшему».

«Интересно, нету ли у «перворожденных» – так они, вроде, себя называют — такой же традиции?»

— Как я уже сказал тебе… Ты не пленница. Ты здесь в первую очередь по своей собственной воле…

— Вот как… моей?

— Разве ты не взывала к нам, чтобы мы забрали тебя от зергов?

На такое обескураживающее заявление она не нашлась даже что ответить; могла бы видеть – уставилась бы сейчас в изумлении на Талинара.

— Так что не волнуйся. Ты в безопасности… и жизнь твоя принадлежит тебе. Да, между прочим, для поддержания этой самой твоей жизни…

Кассандра почувствовала, как в ее руку вкладывают узкий бокал. Она осторожно повернула его в руке, услышала, как плещется какая-то жидкость.

— Нам практически не требуется пища, в отличие от людей. Здесь есть все вещества, нужные организму человека…

Раствор был одновременно сладким и горьковатым и приятно морозил небо. Преодолев первоначальное опасливое предубеждение к инопланетной пище, Кассандра в мгновение ока справилась с напитком.

— Очень хорошо. Это прибавит тебе сил.

— А что я ела до этого?

— Ты пока не можешь использовать пси для поддержания своей жизнедеятельности. Поэтому наши врачи кормили тебя внутривенно. Мы синтезировали питательные вещества, необходимые человеку – это было довольно несложно.

— Вы спасли меня… но все-таки… почему?

— Наш долг — заботиться о живых существах, охраняемых заветом Ди-Ула, — горечь в этих словах не укрылась от Кассандры.

— Кто-нибудь еще из Илиона выжил?..

— Мы не занимались защитой терранской колонии, — ответил Талинар. – Это не входит в задачу семнадцатого флота.

Кассандра опустила голову.

— С орбиты мы видели, что город Илион полностью разрушен. Другие города еще сопротивляются, но… Зерги поглощали эту планету так же, как поглотили несчетное множество других. Был единственный способ уничтожить их… — это поступить так же, как с мирами, которые терране именовали Чау Сара и Мар Сара.

Кассандру словно обдало холодом. За дружеской беседой со своим спасителем… как она могла об этом забыть?

— Это сделали вы?! Уничтожили все живое на этих планетах?

— Это сделали мы, если ты спрашиваешь о том, сделали ли это протоссы. По приказу Конклава планеты бомбардировал флот великого экзекутора Тассадара, — после некоторой паузы, последовал ответ. — Мы — семнадцатый экспедиционный флот, посланный вслед за ним в сектор Корпулу, при всем желании не могли бы провести столь массированную бомбардировку планеты. Наша задача — изучать… обнаруживать новые зараженные миры и сообщать о них основной эскадре, попутно исследовать тактику зергов, искать новые способы борьбы с ними. И только тогда, когда это возможно сообразно нашим силам — уничтожать их.

— Но вы могли защитить Мар-Илион?

— Это не входило в нашу задачу. Мы должны были следить за стадиями инфестации, но не входить при этом в контакт с терранами и не оказывать им военную помощь.

— Но вы все-таки оказали ее мне…

— Тебя мы спасли в нарушение приказа. Джессиндар отнюдь не похвалит меня за это, — Талинар ответил, мрачнея: пси-аура его наполнилась холодом. – Мы произвели высадку для того лишь, чтобы спасти ценную информацию, которая не должна была попасть к Рою. Это нам удалось. После чего мы подали сигнал флоту великого экзекутора, который исполнил предписание…
Холодное спокойствие этих слов покоробило девушку до глубины души.
— Как ты можешь об этом говорить? так спокойно? об уничтожении целой планеты?! – сгорая от возмущения, Кассандра невидящими глазами пыталась найти Талинара. — А если с вашим Айюром кто-нибудь поступит так, как вы…
Она не успела договорить фразу — незримый собеседник заставил ее замолчать – ярким всплеском ментального удара, обжигающим много сильнее физической боли. Но девушку это не остановило. Она вновь приподнялась на руке.
— Значит, только это вы и умеете — наносить удары тем, кто слабее? Уничтожать миры так холодно, будто они — ваши игрушки? Кто дал вам право судить за других? Вы так боитесь, что когда-нибудь придет тот, кто сильнее, и будет решать за вас? Талинар?
Ответа не было. Только звук, напомнивший неприятное жужжание, и волна странного тепла возле ее лица, словно кто-то зажег незримый огонь. Телепатически она чувствовала, что Талинар рядом, но не могла определить, о чем он думает, и что намерен сделать — его ментальная защиты была слишком искусна для ее, безусловно, слабых способностей в сравнении с тем мастерством, которого достигли в управлении пси-энергией протоссы.
На несколько минут в комнате воцарилась напряженная тишина, прерываемая лишь тихим жужжанием возле лица Кассандры. Потом — этот звук исчез, зато девушка услышала тяжелые шаги своего бывшего собеседника, и то, как громко хлопнула дверь.
«Что я такого ему сказала? будь я на его месте… сказал бы он мне, что с вашим Тарсонисом надо поступить так же… разве это причина, чтобы выходить из себя? неужели он не мог дослушать…»

….мысли вспыхивали и исчезали, оставляя Кассандру наедине с чернотой и одиночеством.
Пустота….

Девушка коснулась лица руками, словно пытаясь разогнать окружавшую ее тьму. Осторожно тронула повязку, боясь, что там, под ней – только выжженные ядом гидралисков глазницы…

С мертвыми глазами даже не получилось заплакать, когда слезы начали душить ее, подступили к горлу.

Юрия и падре Андерсона больше нет – ее единственных друзей… можно ли смириться с этой мыслью? Она не укладывалась в голове; оставалось только давящее ощущение покинутости.

Если бы Талинар был рядом, возмущался, осуждал, спорил… но сказал бы хоть слово, прислал бы хоть одну мысль! – это и то было бы лучше этого одиночества… Одиночества в полной темноте, когда не на кого опереться…
Она пыталась коснуться, собрав пока еще слабые силы, пси-волн в пространстве вокруг, найти , позвать его снова — но все безуспешно.
***
— Талинар?

Он мог быть рядом, мог быть где угодно на огромном корабле, но их сознания наконец-то снова соприкоснулись.

— Да, Кассандра.

Она услышала негромкие шаги и поняла, что он вошел в комнату. Мысленный сигнал был окрашен в печальные тона.

— Прости меня, — попросила она с усилием, но в то же время с какой-то радостью. – Я не хотела быть грубой с тобой. Я не хотела тебя оскорбить, и если я сказала что-то не то… это было не нарочно.

— Я знаю… я понял, — он ответил ей не сразу, и Кассандра почувствовала, что ему тоже нелегко даются эти слова. – Не подобает воину терять контроль над собой. К тому же, я все-таки должен признать, у вас, терран, нет причин относиться к нам с какой-либо приязнью. Мы высадим тебя на одной из планет Конфедерации, из тех, что окажутся на нашем пути, как только ты захочешь этого – разумеется, на планете, которая не будет заражена зергами.

В словах Талинара Кассандра чувствовала холод, которого не было раньше. И – одновременно – не испытала никакой радости по поводу обещания высадить ее на подконтрольной Конфедерации планете, хотя несколько часов назад это было именно то, о чем она с надеждой думала. Сказать больше, она вообще была не уверена в том, к чему стремилась теперь. Однако прежде всего ей хотелось помириться с единственным своим собеседником в окружавшей ее темноте.

Она вспомнила видения золотого города, приходившие к ней во снах – призрачные и прекрасные картины. Действительно, даже представить себе разрушение такой красоты и гармонии – уже подобно кощунству, — пронеслось у нее в голове.

— Я не хотела оскорбить то, что для тебя свято и дорого. Поверь мне. Мне… больно, что я причинила тебе боль.

Она снова ощутила прикосновение чужой, шершавой руки – пальцы протосса тронули ее за запястье.

— Это правда, — ответил он наконец. Кассандре показалось, что он читал ее мысли за то время, пока медлил с ответом. – Поэтому я простил тебя, и ты… прости меня тоже.

Девушка почувствовала, что последние слова Талинару с его гордостью дались особенно нелегко. Впрочем, у людей все бывает точно так же; ей было приятно думать, что протоссы в чем-то вполне человечны, несмотря на все свое могущество и неприступность…

Холода в его словах больше не было. Что ж, можно считать, что они простили друг друга… Но тьма вокруг оставалась – такой же давящей и оставляющей ощущение бессилия. Кассандра чуть нахмурилась, попыталась прищуриться, что отозвалось туповатой болью.

— Я видела… во сне. Или почти во сне. Город, очень красивый, блистающий в лучах солнца. Как будто он был построен из золота. И сверкающие кристаллы везде. Я раньше никогда не встречала ничего подобного. Это и есть ваша родина, не так ли…?

— Я пытался передать тебе некоторые образы Айюра, пока ты была без сознания, — ответил Талинар, и Кассандра уловила ментальный сигнал, немного похожий на человеческую улыбку. – Твоя чуткость к пси поразила меня, насколько мне было известно, ваша раса не способна к ее использованию, кроме отдельных представителей…

— Можешь считать, что вам повезло, — передала Кассандра улыбку в ответ.

— …которые стоят на шаг впереди общей вашей эволюции. Я чувствовал твой зов там, на руинах. Он был очень похож на нашу «мантру отрицания тьмы», хотя вряд ли это что-нибудь тебе скажет. И зерги чувствовали … они всегда тянутся к эманациям пси, но в тот момент они не только шли на твой призыв, они сами звали тебя.

Манящий, обволакивающий шепот, медленно заполонявший все сознание: «Доверься нам… пойди с нами… будь одной из нас»… голос, за которым хотелось последовать, чтобы никогда не сомневаться, никогда не страдать от необходимости принимать решения. Зов искусителя, обещавший вечную жизнь. Потому что Рой вечен, и вечна каждая часть Роя…

Кассандра вздрогнула, вспомнив об этом наваждении. Сейчас все это казалось пугающим и одновременно нереальным, похожим на страшную сказку. Демонический голос исчез, и здесь он не сможет ее преследовать. Нет, не только здесь… но везде, отныне и навсегда: она больше не в его власти, и пусть тот, кто звал ее… Рой… пусть ищет себе другую жертву.

— Да… они звали… и это… было страшно. Хотя в тот момент казалось правильным и прекрасным. Но все это была сладкая ложь…

Свободной рукой она осторожно коснулась пальцев Талинара, — получилось что-то похожее на рукопожатие.

— Я рада, что меня забрали вы…

— Как я уже сказал, мы не вправе рассчитывать на симпатии со стороны людей, — Кассандра уловила в словах собеседника едва заметную иронию.

— Не обязательно на симпатии. Но можете рассчитывать на понимание, — она села на кровати, обхватив руками колени. – Не буду обещать за все человечество, но… что касается меня…

Девушка задумалась, пытаясь оформить разрозненные мысли во что-то более связное.

— Тот город, что ты мне показал. Или нет, не город. Вся планета. Это ведь красиво… с вашей точки зрения, не так ли?

— Безусловно, — снова улыбка, на этот раз окрашенная в чуть снисходительные тона.

— Так вот… с моей – тоже… и мне кажется, если мы можем считать красивыми одни и те же вещи, с взаимопониманием все будет обстоять не так уж безнадежно, — подытожила Кассандра торжественно.

— Материальная красота – не самое главное в этом мире, куда важнее совершенство духа — спокойно ответил Талинар на ее порыв. – Скорее всего, мы отнюдь не покажемся тебе красивыми, когда ты нас увидишь.

— Увижу? – это известие заставило Кассандру взволнованно встрепенуться. Она непроизвольно прикоснулась к повязке поверх мертвых глаз. – Но… яд гидралиска разрушает нервные ткани…

— Зрительные импланты еще не полностью прижились в твоем организме, — ответ сопровождала аура уверенности и спокойствия. — Это было интересным испытанием для наших врачей. Но поскольку наши медицинские технологии, как и бесчисленное число прочих, далеко опередили ваши, я не ожидаю проблем с этой имплантацией. Так что… тебе недолго осталось пребывать во тьме, — добавил Талинар с пафосом, который показался Кассандре забавным.

Но это недолго ее занимало. Главным было иное. Она сможет видеть! И почему-то уже была вовсю уверена, что ее новые глаза окажутся во много раз лучше убогих монохромных имплантов, которые ей в лучшем случае смогла бы предложить медицина Конфедерации…

— Спасибо.

Она была смущена, не зная, как ко всему этому относиться. В памяти всплывали сообщения Конфедерации о протоссах, паника, смешанная с воинственной пропагандой; явившиеся неизвестно откуда пришельцы, руки которых – в крови невинных жителей Мар Сара и Чау Сара Враги.

— Мы не враги людям, — Талинар укорил ее, довольно бесцеремонно вторгшись при этом в ее мысли.
Интересно, можно ли тут будет подумать наедине, так, чтобы никто не сканировал при этом твой разум и память?..
— Ты мыслишь вслух, — пояснил протосс, — ведь тебя чаще всего окружали те, кому телепатия недоступна. – Позже я научу тебя, как делиться своими мыслями только с теми, с кем ты хочешь. Это не так сложно даже для человека.

Она неопределенно кивнула, не зная, благодарить ли за подобное обещание. Ей слишком много еще надо было осмыслить и понять…

Повинуясь внезапному чувству, Кассандра протянула руку сквозь темноту, снова касаясь руки Талинара. Врага? Ей не хотелось в это верить. Друга? В этом она пока не была уверена. Но ментальный контакт с Талинаром давал ощущение спокойствия, защиты. Как та вспышка света, ворвавшаяся в сумрачную бездну, разрушившая иллюзии манившей ее зерговской лжи. Если что и может противостоять зергам – это тот самый свет. Совершенство духа.

2.

— Теперь сконцентрируйся, сконцентрируйся. Тебе нужно направить пси-потоки…

Кассандра кивнула, мрачно закусывая губу; у нее не получалось то, что от нее требовали, не получалось почувствовать призрачное течение энергий и направить их, чтобы начать видеть; все, что она ощущала – словно в глазницы воткнуты два колючих и мертвых кристалла.

То, что пси можно использовать, чтобы управлять техникой, Кассандра восприняла довольно спокойно. Вот только у нее никак не получалось включить собственные глаза, и постепенно ее все больше затягивали сомнения в том, что протоссовские импланты вообще совместимы с человеческим организмом.

— Прекрасно совместимы. Просто тебе нужно поверить в это, а не сомневаться. Действие рождается из веры…

— Можно, я хотя бы передохну?

— Отдыхай, если хочешь и дальше пребывать во тьме, — тут же откликнулся Тер-Нергал.

Девушка вздохнула, почувствовав этот укор со стороны приятеля Талинара. Тот, несмотря на то, что согласился помочь, отнюдь не питал симпатий к терранам, и упреков и колкостей в адрес несовершенной расы людей в этот день на Кассандру обрушилось весьма немало. Впрочем, она старалась не замечать их, желание снова увидеть свет было сильнее обиды.

— Попытайся снова. Помни, что твои способности к управлению пси-энергией значительно выше, чем ты доселе привыкла думать. Мы удалили импланты в твоем организме, искусственно сдерживавшие их; воистину, эта людская технология – настоящее варварство… я вряд ли когда-нибудь пойму, для чего вы с собой это делаете. Но ты сможешь теперь стать такой, как тебе предназначено быть… Просто поверь в свои силы; — мягко наставлял ее Талинар.

— Хорошо, сейчас я попробую еще раз… — ответила девушка, пытаясь победить усталость упорством.

Она потянулась к мерцающим потокам энергий, мыслью ухватилась за них, стараясь направить к глазам, влить в них долгожданную жизнь…

— Нет, ну что ты делаешь? Я уже говорил тебе, что импланты не работают с темной энергией! – возмутился Тер-Нергал. — Тебе нужно сосредоточиться только на светлой…

— Да у меня не получается их разделить… я никогда не использовала одну отдельно от другой…

— Ну и для кого я повторял мантру отрицания тьмы и стремления к свету? Настрой свой разум по ней, чтобы отторгнуть тьму, чтобы свет пронизывал тебя, тогда все должно получиться, — посоветовал Талинар.

Да, тогда, на крыше храма, у нее почти получилось – воззвать к свету и отторгнуть тьму и разрушение, когда она отчаянно говорила «Нет!» сладкому голосу высшего разума зергов, совокупности мыслей и стремлений Роя.

«Когда ты становишься светом, тьма не может коснуться тебя»…

«Это стремление к свету, отрицание тьмы было так близко к образу мыслей протоссов; может, оно было одной из причин, почему они тогда спасли меня? Или просто пожалели?»

— Яви милосердие, когда можешь явить свое милосердие, — ответил на эти размышления Тер-Нергал, цитируя слова одной из древних заповедей.

— Тер-Нергал, ты считаешь, что спасти меня было ошибкой?

— Несколько воинов погибли только потому, что мы оставили их, разделив отряд и отправив шаттл за тобой. Считаю ли я это ошибкой? – вопрос был обращен скорее к Талинару, ведь именно он отдавал тогда приказы.

— Мы не должны жалеть о совершенном, когда следует идти вперед. Хватит укорять меня, Тер-Нергал. Мне еще предстоит с судьями разговаривать…

— О да, они уже летят сюда…

— Как будто без их опеки флот не справляется со своей миссией, — добавил Талинар недовольно.

— Спокойно. Джессиндару просто не терпится наложить руку на скрижали из храма Ксел’Нага…

После недолгого молчания Тер-Нергал снова вспомнил о девушке:

— Ты отдохнула? Теперь не разочаровывай нас…

— Если бы вы могли еще немного помочь…

Видимо, Талинар согласился, и его приятель вслед за ним, потому что Кассандра почувствовала, как два потока пси одновременно устремились к ней; нужно было принять их вобрать в себя концентрированную энергию, направить к имплантам, пока в сознании пульсируют слова мантры:

«Когда-ты-становишься-светом,-тьма-не-может-коснуться-тебя»…

И свет вспыхнул в глазах – слепяще-синим сиянием, которое через мгновение стихло, возвращая взамен миру его очертания; остались лишь размытые голубоватые огоньки, мерцавшие на потолке каюты.

Видеть вновь было непривычно и больно; Кассандра закрыла лицо ладонями, но ее тут же потянули за руку.

— Нет, нет… не нужно.

Она повернулась к Талинару и замерла от неожиданности, когда наконец смогла увидеть его.
Кассандра много к чему была готова. Но все-таки не к тому, что ей придется смотреть снизу вверх на ящерицу ростом метра в три – с чешуей небесно-голубого цвета…

Похоже, протоссы вообще очень любили золотой цвет. И еще синий? Во всяком случае, золотистые доспехи Талинара украшали крупные ярко-синие иероглифы, по форме напоминавшие зигзаги молний.

Девушка вспомнила прочитанное ей как-то давно в какой-то книжке: «неразумно полагать, что инопланетяне будут иметь две руки — две ноги, как мы…»

Однако в случае с протоссами эволюция распорядилась именно так. Правда, ноги у разумных рептилий были несколько другой формы, чем у людей, и на руках по четыре пальца… и вообще, нельзя было сказать, чтобы протоссы, на человеческий вкус, выглядели привлекательно… «но все-таки, хвала небесам, они куда ближе к нам, чем зерги» – мелькнула у Кассандры глупая мысль.

Талинар стоял к девушке вполоборота, так что можно было заметить его весьма своеобразную «прическу» — толстый жгут из длинных вибрисс, доходивших почти до пола и перехваченных в нескольких местах блестящими застежками. Помимо них, в «волосах» было еще несколько украшений – переливчатых голубоватых кристаллов.

На лице протосса не было заметно никаких признаков рта. Возможно, поэтому перворожденные и общались только телепатически – в то время как звуковое общение просто никогда им и не требовалось, ведь мысленная речь куда более совершенна…

Но даже не это удивило Кассандру – по-настоящему она поразилась, когда встретилась с Талинаром взглядом: глаза – огромные, без зрачков – смотрели на девушку, как два сапфира, источающих голубое сияние – в этом было что-то пугающее и завораживающее одновременно…

— Что скажешь? – спросил протосс, решив наконец, что Кассандра вволю налюбовалась на него.

— Мгм… не совсем то, что я ожидала увидеть, — ответила девушка осторожно.

— Ну, по крайней мере, мы посимпатичнее зергов? – слова Талинара были окрашены в тона, соответствующие человеческому смеху.

Протоссы умеют смеяться? Это открытие сразу сделало их в глазах Кассандры куда менее чопорными и недоступными. Если у двух рас схожее чувство юмора, это роднит куда ближе, чем внешний вид или уровень развития технологий.

Она широко улыбнулась. Потом, подумав, решила, что Талинару может быть не очень приятно, что его так вовсю разглядывают…

Девушка повернулась налево и увидела второго своего нового знакомого.

Ростом Тер-Нергал был чуть пониже приятеля, но все равно и на него Кассандре пришлось смотреть снизу вверх.

Он тоже носил доспехи, но скорее символические – блестящий металл красиво сочетался с синей тканью причудливых одежд, украшенных золотистой вязью иероглифов. Несколько амулетов свисали на грудь на тонких цепочках.

Глаза у Тер-Нергала, как и у Талинара, испускали сияние. Только были они бледно-голубыми, словно из подтаявшего льда, и странно смотрелись на широком темно-синем лице – зато в тон крупному синеватому кристаллу в золотистой оправе, мерцавшему на лбу…

— Да, это я — высший темплар Тер-Нергал, командующий второй эскадрильей скаутов семнадцатого флота…

Кассандра уважительно кивнула головой и только тут обратила внимание, что протосс не стоит на полу, а завис над ним без всякой опоры; каждое резкое движение темплара оставляло в воздухе тающий синий шлейф…

Она снова повернулась к Талинару, который между тем заметил:

— Должен признать, что на наш вкус люди тоже не являются эстетически привлекательными. Однако душа и разум для нас куда важнее, чем плоть, а духом наши расы, несмотря на все телесные различия, весьма близки друг к другу…

— Хотя люди еще очень примитивны, — вставил Тер-Нергал, — слова его сопровождались холодными искрами надменности.

— Учти, мой друг, — мягко возразил Талинар, — они просто слишком юны…

— А вы? – вмешалась Кассандра.

— Отцы творения, Ксел’Нага, явили свое величие на Айюре много миллионов лет назад, создав нас как самую совершенную расу…

Странное смешение эмоций было в этих словах Тер-Нергала: гордость и в то же время скрытая, приглушенная боль, уверенность с черными прожилками сомнения.

— Да, миллионы лет; люди же во Вселенной – еще дети… но дети, которые быстро учатся и развиваются стремительнее многих взрослых. Возможно, уже через несколько поколений они войдут в сообщество рас, удостоенных нашей дружбы…

«Удостоенных! Что за слова, что за пафос. Вроде Талинар и симпатизирует людям, а на самом деле – ходячая бездна самомнения», — она перевела взгляд на Тер-Нергала, — «а этот – тоже бездна самомнения, только левитирующая».

Даже если протоссы уловили ее недовольство, то не подали виду. Талинар продолжал, обращаясь к Кассандре:

— Некоторые из вас, люди вроде тебя, уже умеют использовать пси…

— Хотя способности эти зачаточны и весьма сумбурны, — льдистые глаза Тер-Нергала поглядели на Кассандру с неодобрением. – Вы используете темную и светлую пси, что в корне неверно. Темная энергия воплощает в себе хаос, распад, одиночество; впуская ее в свое сознание, люди разрушают самих себя…

— А вы используете только светлую сторону пси?

— Да, во всех проявлениях нашей жизни, и творим с ее помощью удивительные вещи. Кхала построена на отрицании тьмы и восхождении к свету…

— Кхала? — еще одно незнакомое слово, возникшее в сознании из сплетения символов и эмоций в тонком светящемся ореоле, так, как возникают имена – когда адекватного перевода в человеческом языке подобрать просто невозможно.

Ответы Тер-Нергала и Талинара пришли одновременно – вспыхнули двойственным эхом, сигналы, почти идентичные, с почти неощутимой разницей в их оттенке:

— Путь, которым мы все следуем…

— Путь, которым все мы должны следовать…

Это именно в словах Талинара мелькнуло – крошечное, предательское «должны»; похоже, он даже чуть-чуть смутился и потому поспешил добавить:

— Если попросишь, я расскажу тебе об этом больше…

— Что, Талинар, хочешь попробовать себя в роли джудикейтора? – на этот раз улыбка у Тер-Нергала получилась колкой и насмешливой.

— Это скоро не понадобится. Их тут и так двое будет…

— Если ты расскажешь, мне будет очень интересно, — вновь обратилась Кассандра к Талинару; последние слова протоссов остались для нее не очень понятными. – Мне вообще хотелось бы узнать вас получше… об Айюре, о кхале… обо всем.

— Вряд ли человеческий разум на нынешней ступени эволюции в полноте способен воспринять… — откликнулся Тер-Нергал, очевидно считавший эту затею пустой тратой времени; — Талинар, было ведь решено, что мы всего лишь спасем ее и доставим на одну из планет терран, стерев предварительно память о контакте с нами…

Глаза зилота вспыхнули – но свет этот показался Кассандре не недовольным, а скорее задорным:

— Я передумал.

— Посмотрим, что скажет эмиссар в ответ на такое нарушение доктрины Ди-Ул… — ответил высший темплар, понимая, впрочем, что Талинара вряд ли удастся переспорить, по крайней мере, прямо сейчас. Тем не менее, Тер-Нергал продемонстрировал свое несогласие — он развернулся и медленно выплыл из каюты, по-прежнему не касаясь пола.
Кассандра проводила его взглядом, несколько смутившись – все-таки, протоссы поспорили из-за нее… да еще и это упоминание не слишком радужной перспективы со стиранием памяти… можно ли положиться на Талинара в надежде, что этого не случится?..

Но тут она заметила то, на что прежде не обратила внимания – узкую блестящую полосу на стене, которая вполне могла сойти за зеркало — и встрепенулась, отвлекшись от раздумий.

Она поспешила подойти ближе – и замерла, глядя на собственное бледное лицо с еле заметными тенями шрамов и белесыми разводами на месте ожогов.

Раны заживали быстро, даже, пожалуй, неестественно быстро, но не это зрелище заставило Кассандру застыть неподвижно перед своим отражением.

Ее новые глаза…

Два холодно мерцающих синих сапфира.
— Первая песнь восходящего к свету, — слова Талинара между тем начали сплетаться в причудливый, тонкий орнамент, — или «наставление для ступающего на путь к совершенству»…

3.

Свиток, на который словно тонкой кистью нанесли золотистые символы, лежал у Кассандры на коленях. Девушка сама толком не знала, почему попросила научить ее языку; как будто телепатического общения с протоссами не хватало, чтобы понимать друг друга. Может, вспомнила о детских мечтах, о том, как хотела стать историком и разбирать древние бумаги и диски, мнемоленты и кассеты, пергаменты и глиняные таблички? Насчет пергаментов и глиняных табличек она шутила, конечно – где их еще найдешь, кроме исторического музея Земли. Зато у протоссов помимо кристаллов, обычно использовавшихся для хранения информации, были свитки из желтоватого материала, похожего то ли на бумагу, то ли на папирус, сплошь усыпанные иероглифами, точками и черточками мнемонического языка. Реликвии тех времен, когда общая телепатическая связь всех перворожденных была утрачена или не была еще раскрыта в полной мере; в ту пору письменная речь была важна, чтобы донести свои мысли до других, передать слово мудрости современникам и потомкам. И кхалу эту, которой, образно выражаясь, все уши девушке уже прожужжали – тоже когда-то впервые записывали именно так…

Талинар сперва не верил, что у человека получится разобраться с этим, но Кассандра делала успехи, принимая в свою память новые сведения, обучаясь языку, который никогда не звучал. Каждый иероглиф обозначал понятие или целое слово, становился частью других слов, оживлял мыслеобразы в разуме читающего; но как это все произносить? Человек привык читать вслух, постигая новые языки, протоссы же всегда обходились без звуковой речи.

Для Кассандры же эта речь сама собой наполнилась звуками; какое-то тонкое чувство подсказывало, как можно прочитать тот или иной символ; иногда она сопоставляла значки, обведенные тонкими рамками – чьи-нибудь имена – с тем, как имена эти вспыхивали в ее мозгу, потом сличала с иероглифами обычной речи, и догадывалась, как это можно произнести. Некоторые слова получались совсем похожи на земные, в других чудились отголоски неимоверно древних языков, пропитанных ароматом мифов и легенд.
— Путь, которым мы следуем, не делает нас великими, но мы в нашем единстве делаем его великими, — читала Кассандра золотистые знаки «Песен восходящего к свету», сверяясь с мерцающим мнемокристаллом и медленно прокручивая свиток снизу вверх – именно в таком порядке полагалось читать иероглифы языка перворожденных. Наверное, это вполне соответствовало символике «пути восхождения»… — Ибо каждый принимающий кхалу – вечен, как вечна сама кхала; в нашем прошлом – разделение, в настоящем — единство, и в будущем – совершенство…

Она возилась с «Песнями» уже несколько часов и устала перебирать слова, так что вновь сосредоточилась на красочных картинах, которые охотно передавал ей Талинар; к золотым городам на зеленой, лучащейся жизнью планете, которые не покидали ее памяти с тех пор, как впервые явились во снах.

Планете, которую именовали «миром возлюбленным»: этой любовью, прямо-таки фанатичным обожанием родины воистину было пронизано существование каждого из протоссов.

Стихи и песни, заключенные в мнемокристаллах, начертанные на свитках золотистыми иероглифами, воспевали эту любовь неумолчно и неустанно – ритмично и певуче, завораживающе, подобно мантрам:
О Айюр, возлюбленный дом Перворожденных,

Есть ли мир, что может сравниться с тобой?

Ты сияешь, как амулет драгоценный,

Как кристалл кхайдаринский в ожерелье Галактик.

Мы живем ради тебя

Мы любим ради тебя

Мы убиваем ради тебя

Мы умираем для тебя

Вся наша жизнь – за тебя,

Чтобы твое священное имя

Прославить во всей Вселенной…

Все миры, все планеты и империи

Должны склониться перед твоей красотой:

Все, что мы совершаем – это ради тебя

Все, что мы желаем – это ради тебя

Все, что мы есть, были и будем –

Только ради тебя:

Ты дал нам жизнь,

Кхала дала нам свет —

Мы-одно…

Вековечно-вечно-всегда-до-скончанья-дней…
Все самое прекрасное и святое воплощалось в одном этом сияющем слове: «Айюр»…

Образ, овеянный теплыми тонами любви.
— Можно сказать, что такую любовь протоссы впитывают с молоком матери… — Кассандра запнулась.

— Несмотря на различия в нашей физиологии, я прекрасно понял тебя, — ответил Талинар, на миг ощутив неловкость, потом кивнул девушке с улыбкой.

— Да и я, наверное, начинаю понимать вас. Ваши идеалы, кодекс воинской чести, любовь к родине… Это все известно нам, людям. И близко, даже очень близко, Талинар, хотя… может быть, для нас это не так остро. Не так отточено до совершенства. Поэтому людям, мне кажется, будет не так уж просто вас понять. Да еще и ваша религия. Вы рождаетесь в ней и преданы ей с самого детства. Для людей… с нашей веротерпимостью, которая чаще бывает просто верой во что придется, это тоже осмыслить трудно. Времена, когда религия определяла все в человеческом обществе, канули в Лету давно и безвозвратно.

— Кхала не религия, если сравнить ее с верованиями людей. Мы не верим в сверхъестественное – мы просто знаем. Нам не нужно верить в душу, каждый, кто касается общей связи, знает, что она есть.

— Может быть. Но с виду это все равно религия… как люди назовут ваш уклад жизни? – Кассандра перебрала в памяти фрагменты из социальной истории. – Коммунизм? Теократия? Не знаю. Впрочем, довольно о законах и догматах… Наверное, не об этом надо думать, а о том, что составляет саму основу жизни… о том, что дорого и важно для вас так же, как для нас. Любовь, дружба…

— Любовь… да, у меня была та, которую я называл сестрой души моей. И друг, да, у меня был друг…

— Ты расскажешь мне?

Она почувствовала в его ауре, что, несмотря на сумрак, охвативший мысли Талинара, есть воспоминания, которыми он хотел бы сейчас поделиться.

— Да, я могу рассказать тебе… Сестру души моей звали Сарэйко; мы любили друг друга больше двухсот лет… правильнее говорить теперь Сарэйко/Делленар, конечно; жертва во имя кхалы вобрала в себя имя ее…

Кассандра нахмурилась, пытаясь вспомнить то, что успела прочесть об обычае темпларов – приносить себя в жертву, отказываясь от себя самого. Что-то вроде смерти во имя друзей? Талинар еще объяснит, наверное…

— И друг у меня был, Джессиндар…

— Джессиндар? Я уже слышала это имя…

— О да, это он и есть. Эмиссар Конклава, советник семнадцатого флота. Я хорошо его знаю, ведь мы вместе с ним с одной планеты.

— С Айюра?

— Айюр родина всех протоссов, — терпеливо сообщил Талинар прописную истину, — но родом я с одной из наших колоний. Джессиндар тоже… мы провели детство как лучшие друзья, долго не желая замечать существующей между нами разницы. Непреодолимой разницы. Не мы ее выбрали, она была выбрана за нас и до нас, в тот день, когда Кхас написал свою книгу о пути к совершенству…

— Книгу, говорящую о равенстве, о единстве для всех?.. – Кассандра пожала плечами.

Она уже немало прочла из подсунутых ей «Песен восходящего к свету», и, хотя ее и смущал высокопарный слог и излишний пафос, находила эти тексты весьма интересными и поучительными. «Хотя это еще не повод превращать учение о пути восхождения в узколобый фанатизм», — поделилась она с Талинаром своим мнением.

— Да, о равенстве и пси-связи, соединяющей в единое целое нас всех… — он тряхнул головой, будто пытался сбросить амулеты из кристаллов кхайдарина (о том, что это не просто украшения, а концентраторы пси-энергии, Кассандра догадалась не сразу). – И еще о делении на касты, которые, разумеется, между собой равны – кхалаи, темплары и джудикейторы… А тебя с детства готовят к тому, что ты должен делать лучше всего, к служению Айюру наиболее совершенным образом, к тому, для чего ты предназначен.

Кассандра чуть поморщилась, вспомнив Тарсонисскую пропаганду о том, что каждый ребенок, обладающий телепатическими способностями, должен послужить во благо Конфедерации и не имеет право жить для себя. Разница с протоссами состояла лишь в том, что те все обладали пси-способностями. И соответственно все не жили для себя. Хотя представить себе общество сплошных телепатов для Кассандры было довольно заманчивым: в конце концов, таким обществом должны управлять законы не такие, как обществом людей…

«Собственно, закон у них есть – эта самая кхала, с которой они все носятся, как сумасшедшие»

Талинар не обиделся на размышления девушки, снисходительно процедив что-то вроде «несовершенным расам совершенство кхалы не дано понять сразу», после чего вернулся к рассказу о своем прошлом:

— Нас ждала разная судьба до того, как мы смогли выбирать ее. Но я не думал тогда об этом, не думал о том, что различие каст рано или поздно разделит нас. А то, что мы из разных племен, я — саргас, он — шелак, нам никогда не мешало. Когда в детстве он постоянно сидел с книгой и редко принимал участие в наших боевых забавах, я относил это на черты его собственного характера, а не на то, что он должен быть таким. То, что ему было предназначено стать таким еще с того момента, как он пребывал в яйце.

Кассандра слушала задумчиво, стараясь представить все это; особенно уложить в голове, что у этой трехметровой «бездны самомнения в золотых доспехах», как она в шутку окрестила Талинара, вообще было какое-то детство.

— Позволь, я покажу тебе, — предложил Талинар, уловив ее замешательство.

— Как?

— Открою для тебя свою память. Ты увидишь моими глазами, когда наши разумы соприкоснутся…
Чтение мыслей Кассандре было знакомо; но еще никому из людей не удавалось подобное – впустить кого-то в свои воспоминания, превратить их в подобие красочного фильма. Девушка согласилась на подобный опыт с опаской; Талинар понимал это, и поэтому повел ее осторожно, оставаясь невидимым, но надежным проводником, готовым ответить на все вопросы…
Неясное мельтешение цвета сменилось перед мысленным взором девушки ярким, до невероятности четким пейзажем; синее, почти лиловое небо, фиолетово-красная гряда гор; узкая лента реки, несшей зеленоватые, мутные воды через неестественно белый, сверкающий под солнечными лучами город. Некоторое время Кассандра любовалась открывшейся ей картиной, с любопытством всматривалась в незнакомую архитектуру зданий – ступенчатые храмы из такого же белоснежного камня, как и дома, мраморные чаши амфитеатров; кое-где белизну окутанного зноем города украшали вкрапления золотого – изящные силуэты строений, напоминающих триумфальные арки-врата, причудливые портики, увитые цветами. Несколько гигантских пирамид вдали доминировали над всем, переливаясь бледным золотом на солнце; то там, то тут между домами виднелись пилоны, голубоватые кристаллы, парящие над поверхностью земли и медленно вращавшиеся вокруг своих осей, что было особенно красиво.
Этот город напоминал то, что Кассандра видела в своем сне – и все же не совсем; чуть другая архитектура, но главное – пейзаж. В том городе куда больше зданий казалось созданными из золота, но главное – все утопало в зелени; здесь же – только редкие деревца, увешанные серебристыми ленточками…
На всякий случай Кассандра уточнила:

— Это не Айюр?

— Иридонум. Одна из старейших наших колоний, — передал Талинар в ответ. – Здесь я родился и вырос, здесь стал воином…

— Но ты бывал на Айюре?

— Конечно, любой провинциал мечтает посетить столицу сотен миров и остаться там, — ответил Талинар чуть уклончиво; Кассандра поняла и так – многие хотят, но не всем удается остаться.

Есть столица, прародина, а есть колонии, которым вечно суждено быть лишь ее тенью – даже если они сами по себе несказанно красивы, так, как родной мир Талинара.

Протосс улыбнулся и изменил картину: амфитеатр, который девушка до того видела пустым, теперь был заполнен до отказа. Если бы это не было мыслеобразом, Кассандре пришлось бы зажмурить глаза от такого обилия цвета: высоко воздетые к небу флаги с символами племен, сверкающие волны золота – доспехи молодых воинов на арене; и зрители – словно делившие амфитеатр на неравные сектора цветными мазками своих одежд. Синий сектор, казалось, был больше всех; на его фоне тонкими стрелками казались алый и белый.

— Праздник совершеннолетия-ученичества, — пояснил Талинар. – День, когда кончается детство, когда каждый из нас принимает посвящение на путь восхождения.

Кассандра заметила и юных протоссов в красном и белом, не носивших доспехов; они вклинились между своими ровесниками в золотом, стоя у подножия возвышения в центре арены.

— Ара и шелак… джудикейторы. Венатир не любят Иридонума и почти не живут здесь, а эти не прочь тут покомандовать.

— А ты где здесь, Талинар?

Общее сознание имело свои преимущества – хотя бы в возможности видеть через тысячи глаз; память оставалась такой же – многоракурсной, многомерной, поэтому Кассандра легко увидела Талинара со стороны, стоящего среди других молодых зилотов — крепкого и рослого, цепко сжимающего церемониальный меч с эмблемой саргаса.

Взгляд и внимание Талинара были устремлены туда, где юные воины кхалы принимали посвящение, повторяя слова «лестницы отрицания». Сам он был почти на полсотни лет старше этих подростков и потому смотрел на них гордо и покровительственно, — и, одновременно, с радостью приветствуя будущих товарищей по оружию.

«Все Перворожденные едины, и я един с ними», — чистые, яркие вспышки мыслей полыхают над ареной; многоцветный хор разумов, слитых в едином стремлении, едином порыве, повторяет, как мантру, священные, и в то же время такие простые слова:
Все Перворожденные едины, и я един с ними.Я стремлюсь любить, живя без ненависти.Я стремлюсь служить, а не требовать должного служения.

Я буду являть милосердие, когда смогу явить милосердие;

Я буду разить без сомнений, когда потребуется моя ярость.

Отрицаю все, что несовместимо с деяниями чести,

Все, что несовместимо с познанием истины.

Отрицаю страх и ненависть, то, что разрушает душу,

Отрицаю сомнения, которые встретятся мне на этом пути…

Примите мое стремление и желание, наставники,

Призвавшие меня на путь восхождения…
— Красиво, — невольно откликнулась в своих мыслях Кассандра, добавляя по привычке: «религиозный фанатизм»…

Последние слова прозвучали как-то совершенно неубедительно. Красота была первична, и девушка ловила себя на мысли, что хотела бы окунуться во все это торжественное великолепие. Стать хоть на миг одной каплей, одной волной этого великого моря, непрестанно поющего «Айюр-кхала-Айюр-кхала»

Почувствовать любовь великой семьи…
— Умейте понять утверждение кхалы в каждом дне, — взывает к сердцам молодых учеников высший темплар Зирэкс, главный наставник Иридонской Цитадели Адуна, паря в воздухе в легком голубоватом ореоле.

— Успейте не потерять ни дня, ни часа. Умейте представлять себя создателем целого мира действий. Умейте использовать каждое проявление пси в этом мире, — вторит наставница Аэдус, которую Зирэкс называет сестрой своего сердца, не скрывая, не пряча торжества своих чувств от других; Талинар жадно ловит волны этой любви – хотел бы он стоять так рядом с Сарэйко…

— Умейте внести кхалу в каждую мысль. Умейте расположить силы своего духа, как на поле боя, — слова сияют все ярче, впечатываются в память. — Умейте почувствовать признательность другим, как связь радости с красотой. Достойно завершайте свои деяния, ибо предел кхалы есть огонь достижений…
Вторит им джудикейтор Альгенейя, верховный прокуратор Иридонума, чьи глаза мерцают на сумрачном лице ярче кхайдаринских кристаллов; она стоит на возвышении между парящими темпларами и кажется неподвижным изваянием в белой накидке поверх кроваво-алых одежд:
— Главное предательство — знать кхалу и не следовать ей. Хула на кхалу хуже смерти духа, ибо тем самым перворожденный исключает себя из общей связи и обрекается на отсечение!
Талинар вздыхает при этих словах и ищет снова – взглядом тысячи глаз – своего друга в рядах новых аколитов пути восхождения, будущих высших чиновников и ученых.

«Джессиндар?..»

Тот не откликается, лишь замирает, подобно серебристой статуе; сиреневые глаза подростка сияют фанатичным огнем, когда он сосредоточенно повторяет священные клятвы, один – и вместе со всеми, поровну деля свою душу на всех и в то же время вбирая в себя самые лучшие чувства товарищей – веру, готовность к служению, преданность…

В общей ауре пси полыхают торжественно белые вспышки – величественные слова гимна, более древнего, чем сама кхала и вечно нового для тех, кто посвящает себя науке:
Книга важнее, чем дом,

Знание важнее, чем жизнь.

Я повторяю священные имена,

Заключая их в своем сердце,

Чтобы мое имя стало таким же,

Чтобы в помыслах моих была истина…
Джессиндар один из тех, кто вторит этим словам – но это уже не он прежний; его уже растворили, разделили поровну на всех во всепоглощающем белом свете, чтобы сделать его таким, каким он нужен Айюру.
Свет знания очистит мое сердце,

Чтобы мне изрекать истину,

Защищая ее во всех проявлениях

И передавать ее другим,

Чтобы привести к ней всех ищущих…
«Все они немножко сумасшедшие со своей кхалой», — вот что хочется сказать Кассандре… но невозможно отрицать, что это приятно, хорошо, верно – чувствовать себя частью целого, слушать биение тысяч сердец, вплетать свою ауру в стройный хор мыслей:

«Айюр-кхала-мы-одно»

…и в то же время – оставаться собой, ни на минуту, ни на секунду не теряя, не утрачивая свою личность, жить одним стремлением с каждым, и тысячи подобных тебе разделят с тобой радости и печали, чтобы вместе следовать путем совершенства.

Это учение отличается от религий тем, что ее не нужно доказывать; общее сознание и общая память существуют, просто настрой свою душу в унисон со всеми… и в то же время это, безусловно, именно религия… Недаром religio по-латыни означает «связь» – вспомнилось девушке из проповедей отца Андерсона.

Она покачала головой с задумчивой улыбкой:

— Ребята, я вам одно скажу, вы все оголтелые фанатики. Но в этом есть что-то замечательное.

Талинар задумчиво отвел взгляд в сторону – в его цели проповедь кхалы не входила; конечно, нельзя жить в ней и ее не проповедовать, она все равно проповедуется, свидетельствует сама о себе в твоих мыслях, стремлениях, поступках. Но почему для него все не так радостно и радужно, как казалось тогда, в детстве, почему так настойчиво хочется одиночества, — чтобы послушать, как шепчут черные тени звезд, в тишине, отдохнуть от этого многоголосого хора, воспевающего литании совершенству день и ночь напролет?
Праздник закончился – но они с Джессиндаром встретились, только когда вечерняя тень легла на западные холмы, успокоила полыхавшие зноем белые улицы Иридонума…
Наконец Кассандра увидела поближе того, кого Талинар звал своим другом. И не удержалась от улыбки. Совершеннолетие-ученичества празднуют лет в пятьдесят — в этом возрасте человек уже умудрен опытом, но протосс, как ни крути, чисто подросток. По Джессиндару особенно заметно – весь он был какой-то нескладный. Протоссы и так упитанностью не отличаются, а этот вообще тощий, как спичка, тонущий в белом балахоне церемониальных одежд будущего джудикейтора; ленточки, украшавшие праздничную «прическу», туго стянутый хвост, уже успели куда-то потеряться, и серебристые вибриссы теперь беспорядочно рассыпались по плечам.
— Поздравляю тебя с днем совершеннолетия-ученичества, — что-то в этом поздравлении Талинара получилось горьковато-сумрачным. — По твоему внешнему виду я сужу, что у тебя не получилось?

— Я пытался, Талинар, — тот развел руками. — … Я пытался их переубедить, но мои родители…
Он поделился обрывочными образами с другом — Кассандре необычно было погружаться в этот слоеный пирог воспоминаний, отражение памяти-в-памяти.
— Ты — джудикейтор! – отец властно указывает на сына своим церемониальным жезлом. — И ты рожден для знаний… Выкинь дурацкие фантазии из головы; махать клинками — невелика наука…

Джессиндар только опускает голову в ответ.

— Никто из нашей семьи не переходил в другую касту, и ты никуда переходить не будешь!

— Надоела мне твоя обсерватория, отец… не хочу в небо смотреть… я хочу сражаться за Айюр вместе со своими братьями…

Гости отца, собравшиеся в белом атриуме, смеются, качая головами, и это хуже всего: лучше бы они спорили, уговаривали. Смеются – значит не воспринимают всерьез… не понимают мечты о славе, о доблестной судьбе, ждущей всех воинов…

Только мать понимает, ласково прижимает к себе, однако учит тому же:

«Сын мой, почувствуй свою судьбу. Служи Айюру там, где ты воистину можешь быть лучшим; отдавай во имя его лучшее, что у тебя есть.»

Он все повторяет, но уже без особой уверенности в словах:

«надоело сидеть с книжками…»

«потому что ты никогда не прочтешь их достаточно…»

«надоело пялиться на небо…»

«потому что мечтаешь туда полететь…»

Улыбнулась – утешающе, нежно; протянула сыну белое облако одежд для завтрашнего праздника и повесила на грудь осколок кхайдарина, синее солнце из пси-лучей.

— Да, я все понимаю. Можешь не продолжать… Объяснили тебе, просто и доходчиво, что когда другие будут сражаться за Айюр, ты будешь сидеть в библиотеке. Почему я не удивлен?

Слова Талинара просты и жестоки; для него нет ничего выше воинской славы, об этом день и ночь шелестят ауры наставников юного фанатика, так же как Джессиндару твердят про его путь… И это все правильно, проверено долгими веками, мудро и совершенно, но…

«За нас уже все решили, не дают нам почувствовать собственных ошибок, не позволяют самим выбирать…

А Джессиндар, похоже, совсем смирился, что все уже выбрано за него. Именно на это хочется ответить болью»

— Почему, ты думаешь, когда ты сказал, что сменишь касту, я тебе сразу не поверил?

— Да ладно…Талинар, мы все равно друзья…

— Конечно… джудикейтор.

— Ну прекрати же! Правда. В конце концов, я готов сразиться и умереть за Айюр не меньше тебя.

— Да? Тогда покажи мне. Покажи, как ты будешь сражаться.

Джессиндар все еще улыбался, когда удар Талинара сбил с его головы венок из острых листьев артемиссии.

Воинственность у всех протоссов в крови, даже у миролюбивых шелак и велари; друзья не раз дрались в детстве – играя во взрослых, почти всерьез. Талинару нравилось показывать новые приемы, выученные в Цитадели, приятелю, который не особо успешно силился их повторить; так или иначе все кончалось одобрительными всплесками задорных шуток в теплой ауре дружбы, дружбы-навсегда, как не раз обещали они друг другу.

Но сегодня что-то ушло, стало совсем иначе…
— Ты искал эту лужу по всему Иридонуму, друг мой, чтобы меня в нее окунуть?

Он засмеялся, поднимаясь из канавы, в которую не слишком вежливый пинок Талинара его отправил; потом брезгливо принялся оттирать грязные пятна со своего белого облачения, что оказалось абсолютно безнадежным занятием. Джессиндару пришлось оставить это дело, и он протянул примирительно:

— Ты прав, в бою от меня действительно будет мало толку…

Он нахмурился и умолк, призадумавшись; потом просиял от озарившей его идеи – определенно считая ее замечательной:

— Я еще могу стать пилотом!… ну да, точно! У меня будет лучший арбитр во всем флоте Айюра…

— Пусть тебе сперва родители хоть развед-зонд подарят…

Да, давно это было… Вместе с приятелем, будучи совсем еще неразумными, не понимая тогда, что общество телепатов – это общество почти удручающей честности, пытались стянуть развед-зонд из обсерватории, которой заведовал Джессиндаров отец. Младший из искателей приключений хотел запустить зонд к какой-нибудь из дальних планет, чтобы наверняка совершить замечательное открытие; Талинар, будучи постарше, полагал, что у зонда найдется куда более практическое и занятное применение – послать его понаблюдать за девушками…

— Не… Не нужен мне развед-зонд, — уверенно заявил Джессиндар. — Хочу свой корабль.

— Будешь на нем книжки возить?

— Да хватит тебе. Прекрати дразниться! – юный джудикейтор толкнул Талинара рукой. — Кхас не хотел, чтобы мы ссорились…

— О да, конечно. А ты, я вижу, уже начал толковать кхалу? У тебя неплохо получается…

Талинар присел на мраморную скамью возле безмолвного вечером храма; он сам до конца не мог понять, что заставляет его бурчать столь недовольно. Ведь он же знал, что так и будет. Всегда знал. Есть дружба, а есть долг, судьба, которой ты предназначен… Одним – сражаться, другим – копаться в чужих мозгах, зорко выискивая отклонившихся от священного учения, и лезть в душу своими советами.

— Я верю, что тебе не потребуются мои советы…

«Началось! Таковы они все. Читают даже те мысли, которые ты не хочешь, чтоб кто-либо слышал. Отвечают на вопросы, которые еще не заданы. Джессиндар быстро все схватывает…»

— Ты и так будешь самым доблестным воином кхалы, мой друг. Я в тебя верю. И достигнешь самых высоких должностей. А я буду гордиться, что знал в детстве великого экзекутора…

Талинар невесело усмехнулся, а Джессиндар уже подскочил к нему, вытащил врученный ему сегодня жезл власти, украшенный пока только иероглифом ученика первой ступени. Когда-нибудь он будет носить что-нибудь вроде символа «великий защитник истины», «изрекающий правду», «проводник к свету», «открыватель путей совершенства» и прочие титулы, которые так любят раздавать друг дружке джудикейторы, упражняясь в том, кто лучше промывает другим мозги.

Лопаточка ученического жезла больно ткнулась Талинару в плечо.

— Ты будешь, например… одним из командующих флота. Выполняющих особую миссию… вы прекрасно справитесь с заданием, и тогда я прибуду к вам на судейском корабле и скажу…

Он сделал необычайно серьезное лицо, старательно подражая взрослым:

— Претор Талинар, прими эту должность от имени Конклава…

В виде этой высокопарной ящерки в порванных церемониальных одеждах было что-то уморительное. Кассандра даже засмеялась. Чем отличаются от конфедератских подростков, играющих в доблестных генералов и отважных морпехов, эти дети чужой расы, столь мудрой и совершенной? Точно так же мутузят друг дружку в пыли, точно так же пытаются создать свое будущее из подростковой мечты…

Талинар, впрочем, не особенно обрадовался, когда с ним таким образом «отрепетировали» назначение на пост претора.

— Во имя Адуна, о доблестный воин пути восхождения… ну, в общем, ты знаешь, как там дальше говорится, — Джессиндар немного стушевался и принялся засовывать жезл обратно к себе за пояс.

— Ой, нет…

Он растерянно посмотрел на оборванные серебряные ленточки, на которых раньше висели мнемокристаллы. Наверняка потерялись, пока Талинар демонстрировал приятелю, чему учат в школе зилотов.

Прекрасно понимая, что за драку ему попадет, а за потерянные книги попадет еще больше, Джессиндар со вздохом полез в канаву, откуда только недавно выбрался, и принялся искать рассыпавшиеся кристаллы. Талинар с некоторым интересом наблюдал за этим, пока нечто другое не привлекло его внимание.

— Сарэйко!

Она была в синем, как и Талинар, — в синем и золотом; не шла по земле, а почти летела, словно девушке уже была подвластна левитация, наука высших темпларов.

— Эн таро Адун, Сарэйко, — повторил он.

— Эн таро Адун… вы двое.

Джессиндар посмотрел на подругу приятеля, стараясь скрыть вздох; ему отнюдь не нравилось стоять перед красивой девушкой посреди лужи, в перепачканной одежде. Хорошо же закончился праздник… Неловкими пальцами он закончил привязывать обратно к поясу кристаллы, еще раз глянул исподлобья на своего друга. В счастье этих двоих для него не было места.

— Ладно, Талинар… Я, пожалуй, пойду …
— Ты к нему несправедлив, — Сарэйко обняла юношу за плечо, глядя вслед тощей фигурке в белом. — Он действительно мечтал стать воином, как ты…

— Если бы действительно мечтал – стал бы, — ответил Талинар резко. Потом чуть смягчился:

— Ничего, пусть найдет себе новые мечты.

— Оставим это, — Сарэйко прижалась к нему чуть тесней. — Ты все о нем думаешь… Смотри, какой закат…

— Я не думаю о закате, я думаю только о тебе.

Их разумы соприкоснулись, это было что-то подобное поцелую – сперва робкому, потом все более страстному, захватывающему; словно проваливаешься куда-то, в манящую темную глубину, сменившуюся внезапно ослепительно-синим светом, фонтаном радужных искр. «Если бы люди умели так целоваться», — глупо подумала Кассандра, прикоснувшись к воспоминаниям о чужой любви; неловко вспомнила в ответ липкий жар, оставленный на ее губах ровесником-«призраком» в темном коридоре научной лаборатории на Тарсонисе; грубый, неумелый, не вызывающий никакого отклика в душе…

А Талинар уже перелистнул страницу своей памяти в будущее.
— Что ты тут делаешь, джудикейтор?

Высокие своды цитадели Адуна далеко разносили эхо шагов Джессиндара, приближавшегося к своему другу. Тогда – еще другу. Пусть старшему, пусть опытному, пусть порой насмешливому и колючему, как все саргасы, но он все же заботливо любил друга в ответ. И радовался за Талинара, нашедшего сестру своей души.

— Талинар… я пришел попрощаться.

Он поежился от странного холода.

— Да… попрощаться…

Это не вопрос – скорее утверждение; Талинар ведь видит это в его мыслях и потому уже знает. Это его судьба — натянутая нить, стрела, мост из бесконечности в бесконечность…

— Прости…

— Вы что тут, неужто опять ссоритесь? – Сарэйко подошла незаметно, тронула их обоих за плечи.

— Нет. Я просто здесь, чтобы проститься.

— Его забирают учиться в Иалоне, он покидает нас, — пояснил Талинар.

Девушка стала серьезней:

— Поклонись от нас священной земле Айюра…

— Обязательно! Я буду думать о вас, когда припаду к ней, сказав «Вот мы достигли родины после долгого пути»…

Девушка улыбнулась в ответ тому, кто не умеет и пары слов сказать без того, чтобы не ввернуть в свою речь цитаты из древних книжек.

— Прощайте… но мы встретимся снова. Вы обязательно попадете на Айюр, и приходите тогда в Иалон, в мой дом…
— Так мы расстались тогда надолго. Но все еще думали, что расстаемся друзьями… я завидовал ему тогда отчаянно, и не мог ничего с собой поделать; он будет жить на Айюре, а я еще нет; как бы ни был прекрасен наш родной Иридонум, нашей прародины ничто не может заменить. Это было неправильно, но я все равно хотел быть на его месте; смотрел, как он уходит во врата, и повторял стихи –
Видишь, сердце мое убежало тайкомИ помчалось к знакомому месту,Поспешило в портал, чтоб увидеть Айюр.О, когда бы хватило мне силы сидеть,Дожидаясь его возвращенья, чтоб сердцеРассказало, что видело с той стороны!Я беспомощен, все выпадает из рук,Потому что нет сердца на месте обычном.Пусть придет ко мне тот, кто откроет пути:Без Айюра вовек мне не будет покоя…Слова были так трогательны и пафосны одновременно, что Кассандра чуть было не решилась спросить – «кого ты любил больше — Сарэйко или Айюр?»

Она улыбнулась своим мыслям, но в чем-то была права. Любовь к Айюру, которую она увидела в протоссах, соединяла в себе все, – Кассандра пыталась подобрать людские понятия, способные как-то передать это: любовь к родине, объятия матери, поцелуй любимой… Она должна была заменить им все прочие проявления любви, когда это потребует кхала…

Это было больше ста ваших лет назад, — глаза Талинара чуть потускнели.

— Так давно?

Мысленные картины были так ярки, словно отраженное в них случилось совсем недавно…

— У нас другие понятия времени. Мне триста пятьдесят… хотя, наверное, в твоих глазах я выгляжу моложе.

Впервые Кассандра ощутила некий холод между собой и новым другом. Время… десятки, сотни лет, которые разделяли их и всегда будут разделять. Жизнь человека — мгновение рядом с тысячелетием, отведенным протоссу…

— Сарэйко… вы поженились? — она перевела разговор на нечто более понятное, более… человеческое.

Свет глаз Талинара стал еще холоднее.

— Нет. Мы не соединились для совместного оставления потомства. Хотя мы и хотели этого…

Кассандра не просила его рассказать; если он захочет поделиться — сам расскажет. Вернее, снова коснется ее разума, вновь передавая цепочку мыслеобразов, одновременно и расплывчатых, и четких, вырванных из тумана памяти и времени кадров.

— Я уже был воином. Она продолжала учиться дальше. У наших женщин часто особый талант к управлению энергией пси, — продолжал он. — Наставники гордились ею, и заслуженно. Я любовался тем, как она сплетает в воздухе серебристый танец молний силой своей воли… — он помолчал, словно подбирая слово, — и веры.

Последнее далось ему с трудом.

— Пришли дни, когда мы сражались с ней бок о бок, пришли дни, когда она сражалась вдали от меня, но я всегда чувствовал ее так, будто она была рядом. такая особая ментальная связь образуется между теми, кто искренне любит…

Он задумчиво водил рукой по свитку, исчерченному знаками, торопливой скорописью точек и черточек. «Сестра души моей», стихотворение из собрания «песен западных долин», древних поэм о любви, частично написанных еще до кхалы, потому и полузапретных. Но Талинар и так жил на грани запретного…
Сестра души моей,

Я люблю тебя – ты возлюбленная моя,

Самая прекрасная на земле и на небе,

Самая прекрасная в Антиохии,

В Сционе, Иалоне и Асет.

Любовь наша – солнце нашей жизни.

Пусть я шагну во врата,

Ведущие к другому краю мира,

Помни, моя душа всегда с тобой,

Даже когда мы далеко…

И если придет час мне вернуться —

Когда я скажу, что возвращаюсь к Айюру,

На самом деле я возвращаюсь к тебе…
— Потом… потом эта связь прервалась.

— Она умерла?

— Нет… пожертвовала собой. Это случилось во время одного из первых столкновений с зергами. наши разведчики недооценили их силы, недооценили способность размножаться чересчур быстро. Тогда мы еще думали, что наземные сражения против Роя будут эффективны. Силы оказались неравны, базу Темайон защитить не удалось. Зерги смели практически все… Когда прибыли корабли с подмогой, большинство защитников нашей цитадели были убиты… да, она выстояла первую череду атак, но слишком дорогой ценой. Я был среди тех, кто прилетел с подкреплением. Я знал, что Сарэйко там, среди защитников поселения, но несмотря на то, что я стал ощущать ее… иначе, я все еще чувствовал ее. И был уверен, что она не погибла. Я не могу забыть…. и наверное, никогда не забуду, каково это — вместо глаз любимой всматриваться в холод голубого огня. Сарэйко/Делленар…два имени, навечно сплетенные в одно. Делленара я не знал. Это был ее наставник, руководивший на тот момент обороной… который лучше ее понял, что пришло время последней жертвы, когда властно прижал ее к себе, убедил отказаться от себя самой, поступая так же…

— Она была похожа на тебя, — внезапно обратился он к Кассандре. — чем-то неуловимым. твердостью… волей к жизни… но теперь все ушло. У архона нет чувств, нет прежней личности, нет мечтаний. Это апофеоз нашей веры, воплощенное сияние бессмертной кхалы, так говорят. Но для тех, кто любил, это расставание с любимым навсегда. Остается какая-то память…. но все остальное блекнет перед воплощением древних сил, символом нашего могущества в полном отречении от самого себя. Все это красивые слова из священных книг, которые заучиваем мы с детства, и которые повторял мне тогда Джессиндар…

— Он тоже был там?

— Совершенно верно. Именно там мы встретились вновь. Я думал, что он останется тем, кем обычно становились его собратья по племени. Библиотекарем, книжником, хранителем древних знаний. Но он связался с наставником Алдарисом, и видимо это он уговорил Джессиндара заняться политикой. Для своего юного возраста — ему триста двадцать восемь (Кассандра непроизвольно усмехнулась такому понятию «юности») — он сделал замечательную карьеру. Именно он был советником экспедиции на Темайон, и тогда, стоя передо мной, отказывался признать, что совершил ошибку. Впрочем, скорее мир перевернется, а Айюр начнет вращаться в другую сторону, чем джудикейтор признает, что был не прав…

Он снова перестал говорить, Кассандра принимала только прерывистый поток мысленных образов, торопливо начертанных в воспоминаниях картин.

Бывшие друзья шагнули друг навстречу другу, хрустнул хитин оторванной конечности зерглинга, валявшейся на земле, под тяжелой ногой зилота.

— Если бы ты распорядился прислать подкрепление часом раньше, их жертва бы не потребовалась…

Трепещущий сгусток голубого света маячил вдали. Воплощенное сияние веры, жертвенный огонь, в котором сгорают души отказавшихся от самих себя…

— Я поступил именно так, как должен был, и согласно инструкции…

— Ты просто не хочешь признать, что Конклав тоже ошибается…

Они смотрели друг на друга, сжигая взглядами….

— Талинар, я понимаю твои чувства. Я ведь… тоже когда-то знал ее, — он произнес «знал» вместо «любил», — отметила про себя Кассандра, — но ты должен смириться с тем, что произошло… Сарэйко не умерла, она принесла высшую жертву во имя кхалы…

Кассандре передалось воспоминание о горечи и боли, наполнившей душу обычно спокойного, преданного и рассудительного Талинара. Он выругался, почти как рассерженный терранский морпех, что совсем не укладывалась в образ представителя древней расы, столь далеко опередившего людей в мудрости и благородстве:

— Хочешь, я скажу, куда тебе засунуть эту твою кхалу?

— Тобой владеет ненависть, зилот. Мы поговорим с тобой позже…

… Но позже они не поговорили.

— Джессиндар не решился прийти сам, послал вместо себя другого. Приходил его новый дружок Ачернар, конклавская выскочка, вечно лезущий со своими поучениями, когда не просят; долго объяснял мне о ошибке в интерпретации данных, поступивших с развед-зондов, долго объяснял, что уже справедливо наказали кхалая, дежурившего тогда за пультом… только мне не это было надо. И уж тем более не лекции о смысле кхалы, которую Ачернар мне на два часа закатил.А я хотел, чтобы Джессиндар пришел сам. И пусть бы он даже четыре часа твердил мне потом про кхалу… сперва мы помолчали бы вместе, обменялись нашей печалью, разделили бы ее вместе; вспомнили бы о Сарэйко, вспомнили о Иридонуме и днях нашего детства. Но он не пришел… Видно, Конклав ему дороже памяти…

— Вы ненавидите теперь друг друга?

— Нам нельзя ненавидеть. Джессиндар сейчас эмиссар Конклава, советник семнадцатого флота, а я со своим отрядом выполняю приказы…

— Не задумываясь?

— Почему же? Задумываясь. Только это никогда ничего не меняет…

4.

Хотя протоссы и любили говорить о том, что ценят красоту духа куда больше телесной красоты, трудно было в это поверить, глядя на то, как они расфуфырились по случаю прибытия эмиссара Конклава. Глаза девушки даже начали слегка уставать от пестрого мельтешения золотистых доспехов зилотов и пышных одеяний высших темпларов.

Командира первой эскадрильи скаутов Артаниса Кассандра вообще сперва приняла за девушку, глядя, как тот прихорашивался, вертясь перед зилотом, поправлявшим ему «прическу» — обматывая вибриссы изумрудной ленточкой.

Как будто все они готовились к какой-нибудь роскошной вечеринке, а не к встрече с чиновником, у которого и военной власти-то формально не было. Джудикейторы никогда не приказывают, всегда только «советуют» да «дают рекомендации»… другое дело, что практически невозможно встретить темплара, который ослушался бы этих рекомендаций. Видимо, все объяснялось тем, что протоссы были яростными приверженцами своих ритуалов и традиций и защищали их порой так ревностно, словно малейшее изменение могло повлечь за собой катастрофу вселенского масштаба.

Вот и щеголяли эти несносные консерваторы в церемониальных одеждах по последней моде многотысячелетней давности.

Впрочем, надо признать, мода была красивой, и протоссы «при всем параде» выглядели куда торжественнее, чем высшие военные чины Конфедерации. Кассандра поймала себя на сожалении, что смотрится на фоне всего этого великолепия столь блекло и у нее нет даже украшений из мерцающих голубых кристаллов, которых каждый из уважающих себя перворожденных считал должным нацепить по нескольку штук.

Вообще-то она говорила Талинару, что вовсе не хочет присутствовать на торжественной встрече, а предпочтет отсидеться в каюте, но разве от протосса что-нибудь скроешь? Особенно настоящее любопытство. В результате она и оказалась рядом с зилотом, искренне надеясь теперь, что ее присутствие никак не нарушит торжественную церемонию.
Научиться считывать сообщения, передаваемые с развед-зондов, было несложно, так что девушка вместе со всеми могла полюбоваться зрелищем приближавшегося звездолета.
Это был, без сомнения, самый элегантный корабль среди протоссовского флота, который Кассандре доводилось видеть — сочетание острых, серповидных крыльев и общей плавности форм было неоспоримо изящным и создавало ощущение легкости одновременно с мощью.

«..Подают запрос на стыковку», — сообщил Тер-Нергал.

«Джудикейторам что, гордость не позволяет пересесть на шаттл?» — ответил Талинар недовольно.

«Нет, всего лишь хотят, чтобы все было по форме…»

«Лучше бы у зергов в бою требовали, чтобы все было по форме. Больше пользы было бы».

«Талинар, хватит тебе бурчать. Джессиндар наконец получил в свое распоряжение собственный корабль, можно же ему и покрасоваться».

««Эль-Раакс» – прекрасная машина, достойная, чтобы у нее был отличный пилот» — вставил Артанис.

«А ты бы смог такой пилотировать?» — поинтересовался Тер-Нергал мимоходом.

«Смог бы, если бы очень потребовалось. Но предпочитаю летать в одиночку».

«А джудикейторы не летают в одиночку, потому что им все время надо хоть кому-нибудь капать на мозги», — бросил Талинар товарищам, которые одобрительно улыбнулись шутке.

Кассандра тоже улыбнулась, но не перестала любоваться «Эль-Рааксом». «У меня будет лучший арбитр во всем флоте Айюра!» — вспомнились ей слова Джессиндара-подростка. Наверное, такой корабль и называется «арбитр»…

Неожиданно для девушки несколько скаутов возникли рядом с судейским звездолетом, идущим на стыковку с авианосцем; пару мгновений они казались полупрозрачными силуэтами, по которым пробегали синие молнии, потом окончательно «проявились».

«Откуда они взялись?» — удивленно спросила у Талинара Кассандра.

«Арбитр создает поле невидимости. Судьи его практически никогда не отключают»
Наконец, еще через почти полчаса ожидания, в конце длинного и широкого коридора, вдоль стен которого выстроились воины., открылась дверь, и Джессиндар появился на пороге, приветствуемый телепатическими возгласами «эн таро Адун», которые повторялись снова и снова, подобно короткой и торопливой мантре..
— Эн таро Адун, Артанис-ке-Акилэ, Тер-Нергал-ке-Саргас, Талинар-ке-Саргас, и вы все, доблестные воины Адуна, приветствую вас…

— И мы тебя приветствуем, Джессиндар-ке-Шелак, эмиссар Конклава, эн таро Адун…
Сперва Кассандра думала, что это самое «эн таро Адун», которое протоссы так часто повторяют направо и налево, это просто что-то вроде «здравствуй» или «добрый день», но все оказалось куда сложнее: «эн таро», формула призвания памяти, позволяла им настроиться на нужную «волну», на мысли и поступки призываемого, сохраненные после его смерти. Что-то вроде веры в загробное существование души стояло за всем этим, только для протоссов то была не вера, а объективное знание, ведь каждый из них мог в любую минуту обратиться к архивам общей памяти всей расы. Они не задавали вопросов о том, что будет с ними после смерти – ведь ответ им был известен с рождения; и до самого последнего вздоха каждый старался совершить что-нибудь великое, чтобы имя его повторяли снова и снова, призывали, не давая исчезнуть в тумане забвения.

Трудно было даже представить, сколько душ хранится в этом безбрежном море; и еще нелегко было понять, почему чаще всего призывалось имя Адуна, отнюдь не самого великого и выдающегося из древних протоссовских героев. Возможно, стоило лучше узнать его жизнь, или как-нибудь повторить его имя, формулой «эн таро» войти в резонанс с памятью этого героя, выстроить свои мысли в унисон с его мыслями. Если, конечно, человеку такое в принципе доступно. Ведь мало просто произносить слова; надо верить и мыслить как-то иначе…
Она отвлеклась от своих раздумий, переведя взгляд на Джессиндара, который неспешно шел по коридору, обращаясь к собравшимся с речью – приветливой, но одновременно строгой – и щурился при этом, поглядывая по сторонам, словно старался заглянуть в мысли каждого из темпларов и что-нибудь любопытное там при этом вынюхать.

— Конклав передает вам свое одобрение и благодарит за доблесть, проявленную вами на Мар-Илионе. Мы скорбим о погибших, но призываем помнить, что к концу пути восхождения они приступили достойно, как и подобает воинам Айюра. Надеюсь так же прояснить некоторые обстоятельства операции, которые не были достаточно освещены в отчете…

Это определенно относилось к Талинару, который и вправду кое-какие подробности происшедшего на Мар-Илионе судьям до поры не хотел сообщать. Кассандра прекрасно догадывалась, что эти подробности в первую очередь ее спасения и касались, а Талинару еще придется отчитываться за нарушения приказа…

— Надеюсь так же, что наше пребывание с вами принесет несомненную пользу экспедиции… мы всегда на страже, чтобы помочь всем, что только в наших силах: советом, словами наставления и утешения…

«То есть, они будут всегда рады покопаться в ваших мозгах, если вы в чем-нибудь сомневаетесь или позволяете себе ошибаться. В особенности относительно учения кхалы или решений Конклава. Так что лучше чистосердечно покайтесь сейчас, а то потом будет поздно…» — «перевел» Талинар.

Ох и несладко, должно быть, придется молодому джудикейтору среди своенравных саргасов, для которых сомневаться и не признавать над собой авторитетов – это образ жизни, традиция, от которой за многие века существования кхалы никто не смог их отучить…

Но это на самом деле не слишком занимало Кассандру – в первую очередь ей просто хотелось посмотреть на того, о ком Талинар так много рассказывал, вблизи. Как ни ярки и четки чужие воспоминания, но лучше взглянуть своими глазами…

Так же, как Талинар был верен синему цвету, так и джудикейтор по традиции племени был в белоснежной тунике, поверх которой еще одно облачение – плиссированное, необычайно тонкое — полупрозрачное, перехватывал широкий пояс с затейливым орнаментом иероглифов. Несколько мнемокристаллов были подвешены к поясу на серебристых ленточках – как уже было Кассандре известно, еще одна дань древнему обычаю.

Можно было поклясться, что лиловый плащ Джессиндар подбирал в тон своих глаз, что ему, несомненно, шло.

В отличие от темпларов, стягивавших свои нервные отростки в тугие «хвосты», джудикейтор собирал их вместе только одной застежкой, так что длинные серебристо-белые вибриссы свободно падали ему на плечи. В обруче на лбу красовался мерцающий кристалл, еще несколько амулетов поменьше Джессиндар носил на груди. На широком воротнике из разноцветного бисера и тонких золотистых лепестков тоже вспыхивали голубоватые искорки..
Талинар смерил старого приятеля взглядом, не удержавшись от ехидного комментария:

«Интересно, он на себя больше кхайдарина не мог нацепить?»

«А по-моему, он красивый» — ответила девушка и сама поразилась сказанному.

«Хм… Красивый?..» — эта телепатическая интонация была незнакомой – тонкой, надменной и в то же время немного ироничной.
Острая лопаточка церемониального жезла уткнулась Кассандре в плечо; та невольно наклонила голову и бросила взгляд на вычерченные тонкими золотистыми линиями иероглифы, складывающиеся в слова:

«Великий защитник истины и открыватель путей совершенства?»

«Ты знаешь мнемоязык?» — к надменности джудикейтора примешалось искреннее любопытство, которое тут же, довольно поспешно, сменилось на отстраненный холод.

«Я научил ее», — Талинар счел должным вмешаться.

«Да… я попросила»…
Робкий ответ девушки Джессиндар полностью проигнорировал и резко обернулся к Талинару, но все еще продолжал держать жезл у плеча Кассандры, словно желая, чтобы она, раз уж она знакома с мнемоязыком, успела хорошенько рассмотреть символы, складывавшиеся в пышный титул «эмиссар Конклава Айюра, советник семнадцатого экспедиционного флота»…

— Талинар, я полагаю, за разъяснениями, что это такое, следует обращаться к тебе?
На что это точно не походило, так на встречу старых друзей – столько Джессиндар постарался вложить в эти слова ледяного высокомерия. Может, даже слегка перестарался. Со стороны вообще казалось забавным, как могучие воины стоят по струнке перед джудикейтором, даже не носившим доспехов и потому смотрящимся сильно ниже любого из зилотов. И вместо грозного, пусть и ритуального, оружия у него – лишь жезл судейской власти, испещренный замысловатыми значками, да еще мнемокристаллы на серебристых ленточках, подвешенные к поясу.

В памяти Кассандры непроизвольно всплыл образ нескладного протосса-подростка в порванной одежде, вытаскивающего кристаллы из лужи. Она больно закусила губу, чтобы не рассмеяться, но смысла в этом уже не было; она слишком поздно вспомнила наказ Талинара относительно «мыслей вслух». Разумеется, все, кто хотел, эту мысль уже считали, да еще и с товарищами поделились; в пси-аурах собравшихся замелькали искры улыбок, а Кассандре от неловкости захотелось немедленно провалиться на месте.

Сиреневые глаза джудикейтора, казалось, прожгут ее насквозь. Одно странно – во взгляде, поначалу строгом и сердитом, она уловила иронию и сочувствие, звучавшие как: «ну и что же мне теперь с тобой делать?»

«Стереть память? Выбросить за борт с корабля?»

«Пожалуй, это было бы слишком просто», — тонкой стрелкой разум кольнула усмешка. Сознание сканировали – торопливо и в то же время искусно, выдергивая и просматривая страничку за страничкой из книги памяти.

«Интересно… и что Талинар еще обо мне рассказал? Ах вот как…»

Кассандра чувствовала странный холодок внутри и замешательство – именно так и бывает, когда джудикейтор копается у тебя в мозгах?..

«Да, именно так и бывает», — снова колкий смешок в ответ, тут же сменившийся любопытством:

«И ты расспрашивала его про кхалу?»

«Да»

«Вообще-то об этом лучше спрашивать джудикейтора»

«Хм… тебя?»

Джессиндар приподнял бровь, смерив девушку взглядом и отключился от ее сознания; сложив руки на груди, он вновь обратился к Талинару.
— Командующий, вам были даны совершенно определенные указания. И первым из них, позволь напомнить тебе – ни в коем случае не выдавать людям нашего присутствия. И почему я наблюдаю здесь терранку? Ты хочешь сказать, что с терранами заключен союз? В таком случае, Конклав почему-то забыл поставить меня в известность. Талинар, я буду счастлив, если ты объяснишь…

— Я готов принести объяснения, эмиссар…

— Через полчаса я жду тебя с докладом. По всей форме…

Он гордо вскинул голову и пошел дальше по коридору, шелестя длинными полами церемониальных одежд.
Через полчаса Кассандра также присутствовала при «разборе полетов», сидя на невысокой скамье в углу каюты, где эмиссар Конклава беседовал с Талинаром. Она не понимала, зачем ее пригласили – может быть, Джессиндар хотел допросить ее, а может быть, просто хотел, чтобы она подтвердила или опровергла, в случае необходимости, слова Талинара? Так или иначе, беседующие прекрасно обходились без нее.
— …Претор Талинар, я несказанно разочарован, — он играл свитком в руке, одновременно любуясь, как переливаются серебристо-лиловые складки плаща. — Или не претор? В моей власти вовсе не отдавать это тебе…

— Эмиссар конклава, Джессиндар, ты превышаешь свои полномочия…

— Ты знаешь, как далеко простираются мои полномочия? Несмотря на то, что я всего лишь советник экспедиции, у меня достаточно власти, чтобы предать тебя суду и разбирательству по поводу того, почему вы, в нарушение приказа, пожертвовали жизнями наших воинов, ради спасения какой-то терранки.

— Мы хотели помочь и всей колонии, но из-за того, что наземных сил было мало…

— Что ж, это уберегло вас от еще больших нарушений приказа. И от еще больших потерь! А вам было приказано лишь наблюдать за действиями зергов, изучая их тактику, сообщая о зараженных планетах основной эскадре, а не бросаться спасать тех, кто все равно был обречен.

Талинар покосился на Кассандру. По крайней мере ее удалось спасти живой…

— Но какой ценой? — тут же парировал Джессиндар, беспрепятственно читая мысли и сомнения стушевавшегося претора.

Кассандра, не зная, чего следует ожидать, напряженно смотрела на джудикейтора. По человеческим меркам он уже сделал все, чтобы произвести весьма отталкивающее впечатление. И, если догадывался об этом, то еще и был весьма доволен.

— Итак, вы разделили десантный отряд, что не было продиктовано необходимостью, только затем, чтобы спасти жизнь терранки, что не входило в вашу задачу. Из-за этого часть отряда, оставленная на охране руин, потерпела потери, которых можно бы было избежать. Я недоволен… и искренне советую вам не повторять больше подобных ошибок.

Талинар кивнул, радуясь, что джудикейтор прекратил наконец его отчитывать, и указал наконец на то, что давно и с нетерпением хотел показать. То, ради чего Джессиндар прибыл сюда в первую очередь.

— Вот скрижали, которые удалось добыть из храма…

Джессиндар наклонился над скрижалью, задумчиво провел пальцами по паутине древних иероглифов, вплавленных в гладкий камень.

— Что ты думаешь о них?

— Здесь содержится немало ценных знаний Ксел’Нага, без сомнения. И хотя потребуется много времени для полной расшифровки…

Он протянул наконец Талинару свиток, который так долго вертел в руке – с легкой небрежностью.

— Да, это кажется твое? Претор Талинар, прими это назначение от имени Конклава… ну, ты знаешь, как там дальше?

Да, это он сейчас поигрывал судейским жезлом с аристократической элегантностью, тот самый мальчишка, подбиравший в луже рассыпанные кристаллы и шутливо обещавший, что привезет приятелю назначение на пост претора два с лишним столетия назад.И действительно ведь, привез, а теперь сидел, снисходительно поглядывая на старого друга и искренне наслаждаясь моментом.

— Здесь настолько важная информация? –Талинар, которому наконец отдали приказ о его повышении в должности, указал на храмовые скрижали.

— От имени Конклава благодарю вас всех за то, что эти скрижали не попали к зергам. Пусть их доставят на мой корабль, — ответил джудикейтор, помедлив.

Его глаза снова потускнели:

— Если бы вы заплатили меньшую цену, я был бы более доволен. Не забудьте об этом.
Кассандре показалось, что он сейчас прожжет ее насквозь взглядом. Похоже, он не считал ее жизнь достойной спасения и предпочел бы, чтобы операция на Мар-Илионе прошла точно по намеченному плану без каких-либо отступлений.
— Но значило ли это, что он желал мне смерти в тот момент?..

— Чего еще ждать от протоссов? — Керриган перекинула ногу на ногу и затушила сигарету о край стола.

— Они спасли меня.

— Спасли одну, но уничтожили несколько колоний, и без зазрения совести будут уничтожать новые и новые. Спросила ли ты у них про Чау Сара и Мар Сара?

— Да, — ответила Кассандра с неизвестно откуда взявшейся поспешностью, — конечно.
— Я вижу, что ты хотела бы поговорить со мной, — он откликнулся наконец на замешательство девушки, после того, Талинар оставил их наедине.

Сперва, когда новоиспеченный претор ушел, некоторое время длилось молчание; Джессиндар задумался над скрижалью, погрузившись в медитацию, и как будто совсем забыл о присутствии Кассандры.

— Мне показалось, что это вы хотите поговорить со мной, раз позвали меня сюда…

— Признаться, мне было интересно взглянуть на ту, кто считает, что ее жизнь ценнее жизней нескольких перворожденных…

— Я не считаю так, — ответила Кассандра резко и тут же перешла к нападению: — А вы, те, кто считает, что вправе решать судьбы миров?!

— Совершенно верно.

Джессиндар смотрел на нее снисходительно, постукивая лопаточкой своего жезла по сгибу локтя. Было видно, что его в лучшем случае позабавит объяснение таких простых вещей.

— Этот сектор галактики давно под нашим наблюдением. Дольше, чем ты можешь себе представить. Мы следили за ним еще до того, как первые корабли терран совершили посадку на его планетах. Мы следили за ним, когда вы воздвигали первые свои колонии, — было забавно видеть, как люди по-детски радуются своему могуществу. Мы окружили его своей заботой задолго до того, как вы прибыли сюда; так же, как поступали прежде и будем поступать и впредь с десятками и сотнями планет и миров, которые находятся или в будущем окажутся под нашим покровительством.

Рассказ протосса был любопытен, но сути вопроса это не меняло. Все же Кассандра решила уточнить:

— Так почему же вы не показались, если вы такие… заботливые? Мы могли бы жить в мире, а если бы вы еще и поделились своими технологиями…

— Вмешательство в ход развития слабых рас не входит в Ди-Ул, доктрину о великом управлении, — ответил Джессиндар спокойно.

— Ах вот как… не вмешиваться и наблюдать, чтобы потом прийти заявить свои права на планеты сектора? Когда мы уже построили здесь свои заводы и дома?

— Нам не требуются эти планеты. Нам вполне достаточно сотен наших собственных колоний. Наша цель – оберегать и защищать все миры под покровом Ди-Ул.

— А сжигать наши планеты тоже входит в ваше понимание заботы?

— Это было необходимо, — глаза джудикейтора словно затянуло полупрозрачной пленкой. – Это был самый эффективный способ уничтожить зергов… ради вашего же блага.

— Для нашего же блага? А нас вы спросили?! – девушка не выдержала, вспыхнув гневом. — Даже если вам так хотелось помочь… Вы могли бы сообщить, помочь эвакуировать колонии, предупредить…

— Ваша примитивная раса еще не была готова к контакту с нашей, — голос Джессиндара был все так же непоколебимо спокоен. — И так контакт наших цивилизаций произошел слишком рано, что может иметь непредсказуемо губительные последствия для вашей культуры, о чем благоразумно предупреждает «Доктрина великого управления», параграф пятый, глава шестьдесят восьмая.

— Да, конечно, непредсказуемо губительные последствия, — выдохнула Кассандра. – Сколько еще людей вы уничтожите? Сколько наших городов вы собираетесь спалить дотла?

— Речь идет не о выживании конкретных людей и конкретных колоний, — пояснил протосс с неожиданной грустью. – Речь идет о выживании рас и об угрозе, которая может уничтожить всю разумную жизнь в Галактике, если вовремя ее не остановить.

— И сделаете это, конечно, вы. А люди будут стоять и смотреть, как вы будете о них «заботиться»? И надеяться, что кто-то выживет после такой «заботы»?

— Зергов нужно остановить любой ценой, — ответил Джессиндар необычно мягко.

— А можно при этом не решать за нас?

— Когда человечество научится принимать решения за себя, как за единую расу – безусловно. Но вы пока не научились.
— Он не пояснил случаем, что имел этим в виду?

— Это ведь очевидно, — помолчав, ответила Кассандра. – То, что люди не едины, то, что предались мелочным раздорам перед лицом смертельной опасности. Как сказано в древней притче, человек, падающий в пропасть, думает о том, как сорвать вкусные ягоды, а не о том, как выбраться оттуда. Перед протоссами мы действительно выглядим как неразумные дети, со своей глупой возней…

Керриган коротко усмехнулась.

— Возможно, им это и кажется глупой возней. Но это наша жизнь, и проживем мы ее так, как решим сами, а не так, как какие-нибудь рептилии из другой галактики решат за нас. Что ж, то, что ты рассказываешь о протоссах, только укрепило меня в ненависти к ним.

— Я тоже думала, что всегда буду ненавидеть его, этого судью из правящей касты. Талинар был мне больше понятен и близок, как воину может быть понятен и близок другой воин. К тому же, я была обязана ему жизнью…

Сара неопределенно кивнула: то, что это значит – быть обязанным кому-то жизнью, было ей хорошо известно. Кивок одновременно значил приказ продолжать.

— И все-таки… за то время, что прошло от нашей первой встречи до прибытия к Тарсонису… мы стали друзьями…

Кассандра посмотрела на Керриган. Та молча слушала, не меняясь в лице; только в зеленых глазах лейтенанта мелькнул какой-то злой огонек. «Как можно человеку подружиться с разрушителями планет?» — вот был вопрос, который Сара не задавала, но который был понятен без слов.

Действительно, как можно было это объяснить? Можно ли понять их абстрактным умом, не зная вблизи… не внимая словам Талинара, говорящего о возвышенности смерти и воинском долге, не прикасаясь к хрупким рукописям из библиотеки «Эль-Раакса», не слыша ни разу, как звучит ксилефер, не видя, как пальцы Джессиндара медленно перебирают струны древнего инструмента?
Приходи ко мне, под зеленые кроны деревьев

в солнечной роще Пророков —

Я буду читать тебе до утра

страницы священных книг…

Именно так начинались стихи, которые Джессиндар прочел ей в ответ на «песни западных долин»…
… Он был, несмотря на первоначальную неприязнь, удивлен тому, что Кассандра сделала большие успехи, изучая мнемоязык перворожденных, и, пригласив ее на борт своего корабля, снизошел до долгой беседы — придирчивой и в то же время увлекательной. В конце Кассандре уже не казалось, что он «снизошел»; в беседе о литературе и истории Айюра ему действительно было интересно общаться с ней, и это оказалось большим, чем просто мимолетное любопытство.

— Ты говоришь, Талинар давал тебе наши книги…

— И читал мне кое-что, пока я учила мнемоязык…

— Любопытно видеть в тебе интерес к нашему языку, когда телепатически мы и так понимаем друг друга.

— Мне казалось, что научившись читать… поняв вашу культуру… историю… я пойму вас больше…

— Он правильно поступил, что обучил тебя. Какие же книги это были?

Он прохаживался по каюте, взад и вперед, в то время как Кассандра сидела на жестком диванчике у стены. Вместо парадных одежд в повседневной обстановке джудикейтор ограничивался простым белым одеянием, чем-то средним между монашеской одеждой и тогой; девушке подумалось, что именно так и должны одеваться адепты знания, многотысячелетней мудрости, доступной расе перворожденных.

— «Сорок две песни восходящего к свету»… «Деяния воинов Саргаса»… «Песни западных долин»…

— «Песни западных долин»? Любовная дребедень… не удивительно, ведь Талинар неисправимый романтик. «Деяния» — тоже не удивительно… А скажи-ка мне, — он резко повернулся к ней и взглянул так, как смотрят наставники на экзамене, — в чем разница между «Сорока двумя песнями восходящего к свету» и «лестницей отрицания»?

Кассандра призадумалась. Вопрос определенно был с подвохом. Она осторожно начала отвечать:

— Этот вопрос неправомочен. «Лестница отрицания» — это другое название «Песней восходящего», в каждой из которых по очереди рассматриваются грехи и несовершенства, отдаляющие от света, которые истинный воин кхалы должен отвергнуть на своем пути, а так же восхваляются проявления доблести и добродетели, которым он должен следовать. Так же «лестница отрицания» это название последней главы книги, сорок второй песни, заключительного отказа от грехов при вступлении на путь восхождения…

— Очень хорошо. Я проверял тебя, и ты дала весьма достойный ответ, — Джессиндар кивнул головой. Я смотрю, тебе действительно интересна наша культура. Поняв ее, действительно можно понять нас, и я думаю, тебе удастся рассеять мои сомнения в том, что представителям менее развитых рас это понимание недоступно…

— Почему ты все время называешь человеческую расу примитивной и недоразвитой? — не выдержала Кассандра.

Тот ответил все с тем же спокойствием:

— Я говорю правду. Разве нет? Мы не маскируем истину в лживых словах, как это любят делать люди, и говорим прямо. Тот, кто вершит суд каждое мгновение своей жизни, кто отвечает этим судом за других, должен быть беспристрастен… как сказано в «Доктрине великого управления», главе первой. Ваша раса слишком юна; подумай о том, что первые строки кхалы были начертаны до того, как на родине человечества возникла разумная жизнь.

Он коснулся рукой незаметной кнопки на стене, и стена неожиданно отъехала в сторону, обнажив несчетное множество ячеек, в каждой из которых находились свитки — по одному или по несколько.

— А я думала, вы все книги храните в кристаллах…

— Я люблю прикасаться к живым книгам, — последовал ответ. — Люблю чувствовать истину прошлого, — пальцы протосса забегали по свиткам, он вынул несколько из них, любовно погладив бумагу с уже знакомыми Кассандре золотистыми буквами.

— Эта дорожная библиотека, конечно, лишь жалкая тень библиотеки в моем доме, — сказал он, словно извиняясь. — И уж тем более жалкая тень великой библиотеки в Иалоне… если это скромное собрание книг выглядит, как один свиток по сравнению с собранием у меня дома, то по сравнению с величайшей из библиотек Айюра оно в лучшем случае подобно одной точке на листе…

Кассандра уловила неподдельную гордость в его словах. и в то же время эта гордость не была привычной, часто раздражавшей ее надменностью Джессиндара. Показывая ей библиотеку, с которой не расставался, бороздя межзвездные пространства, он показывал свою душу. Такую же, на самом деле, ломкую и беззащитную, как усыпанные золотой пылью хрупкие страницы древних книг.

Джессиндар вытащил еще один свиток.

«И были у него с его учениками один разум и одно сердце…» — прочитал он, потом фыркнул и водворил книгу на место. — Думаю, самовосхваления ара сейчас не вызовут у тебя большого интереса. – А вот «предания странников-велари»… нет, это всего лишь набор красивых героических сказок… как насчет чего-нибудь более серьезного? А может, хочешь почитать вот это? — он запустил руку в еще одну ячейку и выудил оттуда свиток раза в три толще, чем прочие.

— Это «Догматика сотворения», философский трактат, созданный незадолго до эпохи раздора… написанный Нефтаиром-ке-Шелак, как полагают, со слов учителей Ксел’Нага, живших тогда среди нас.

Снова прозвучало оно, название таинственной расы, произносимое одновременно с горечью и благоговением, слово, вмещавшее в себе благословение и проклятие вселенной… расы, древней, как сама вселенная, которую протоссы именовали отцами творения.

— Руины на Мар-Илионе…это было воздвигнуто ими?

— Безусловно. Из того, что мне уже удалось расшифровать… там была информация, которая никогда не должна достаться зергам.

— Тайны Ксел’Нага, которые неизвестны даже вам?

— Нам известны все тайны, которые они пожелали нам сообщить, когда жили среди нас.

— Но есть что-то еще?

— По крайней мере есть нечто, что не должно попасть в лапы зергов. Например… сведения о местоположении Айюра, — он неопределенно кивнул головой в сторону скрижали, стоявшей в углу библиотеки.

Кассандра подошла к гладкому камню, вглядывалась в вплавленный в него золотистой пылью схематичный рисунок незнакомых созвездий.

— С помощью этого можно найти Айюр?

— Если разбираться в этой системе координат и в принципах навигации, которые использовали Ксел’Нага – да.

— Но зерги… в конце концов, пусть они сообразительны, умеют хорошо приспосабливаться, но они… не думаю, что они разбираются в звездных картах, — Кассандра представила себе зерглинга, с интересом читающего древнюю скрижаль, и невольно рассмеялась.

— Я не был бы так уверен. Они мудрее, чем нам кажется. И если верны мои наихудшие опасения…

— О чем?

— В «Догматике сотворения» записано о том, как Ксел’Нага мечтали о совершенной расе. О том, как их выбор пал на нас, о том, как много тысячелетий они направляли наше развитие, чтобы сделать себе подобными… Здесь говорится об их мотивах, об их стремлениях, об ошибках, которые они совершили, когда пытались направлять пути других разумных существ. О том, чего они хотели достичь, и думали, что достигли, когда спустились с небес на Айюр. Наши предки думали, что они боги… но они оказались лишь расой, более древней, более могущественной, стремящейся к совершенству всего и во всем. Когда они покинули нас… и мы были ввергнуты в отчаяние и время раздора, Ксел’Нага, без сомнения, продолжали свои поиски. Другой совершенной расы, которую они так мечтали создать…

— Так ты опасаешься, что зерги…

Он отверг ту мысль — поспешно, встревоженно:

— Совсем не обязательно. Совсем. Это всего лишь гипотеза, которая основана лишь на предчувствиях и догадках. Мне не хотелось бы думать, что наши мудрые учителя — именно так племя Шелак рассматривает их, прежде всего — создали бы такое проклятие всего живущего, каким являются зерги. Зерги — это воплощенное разрушение, это уничтожение самостоятельных форм жизни, это смерть любой красоты, любой цивилизации, любой культуры. Ты верно подметила, зерглинги не читают книг — они всего лишь часть исполинского механизма, двигающегося по Вселенной, поглощающего все на своем пути. И наш священный долг — остановить их…

…прежде, чем они разрушат нас…

Джессиндар отогнал тревожную мысль, прежде, чем девушка успела осознать полностью эту тревогу, и развернул свиток перед Кассандрой.

— Без должной подготовки читать будет трудно, но… я могу тебе помочь, — предложил он девушке внезапно.

Да, вот оно что! Сейчас, пересказывая для Керриган краткие страницы истории своего пути, Кассандра начала понимать это даже лучше, чем тогда. Джессиндару отчаянно не хватало ученика, не хватало того, с кем он делился бы своими знаниями, с кем мог бы разделить радость от прикосновения к древней мудрости. Собратья по учению были далеко, а окружавшие его во время экспедиций зилоты… были отдалены от него больше, чем расстоянием. Гармония иерархии трех каст за тысячи лет существования кхалы оборачивалась отчуждением, в рамках единой системы незаметно взросли разные традиции, разные взгляды на мир…

Талинар поведал ей о поэзии смерти, Джессиндар — о поэзии знания.

Они принялись разбирать «Догматику» тотчас же, и когда они сели рядом, и головы их склонились над свитком и случайно коснулись друг друга, протосс как будто вздрогнул, но тотчас пришел в себя. Словно он никогда не ожидал, что будет заниматься толкованием древней мудрости… с человеком.

Текст был ужасно сложен для понимания, множество тяжеловесных, запутанных слов, которые было трудно перевести в мыслеобразы. Несколько раз Джессиндар заламывал руки и говорил, что напрасно они взялись за этот трактат, и надо было начать с чего-нибудь попроще, хотя бы с «Доктрины великого управления» (с точки зрения Талинара — вершины законнического занудства), от которой заодно было бы больше практической пользы. Но все-таки они разобрали половину первой главы в тот день, и джудикейтор сказал, что Кассандра может гордиться успехом.

К тому времени она уже научилась не злиться в ответ на каждую колкость, отпускаемую судьей в адрес «несовершенной расы» и принять это как неизбежность в общении с ним, которая с определенного момента начала даже забавлять. А возможность прикоснуться к древнему знанию захватывала Кассандру все больше.

«Посмотрим на звезды, — довольно переводила девушка строки из книги, сосредоточенно ведя пальцем вдоль столбцов золотистых значков-иероглифов мнемоязыка. – Учитель, Ксел’Нага, сказал: «Это сияют наконечники стрел мыслей, ибо мысль вонзается в лученосное вещество и зачинает миры. Из всех созидательных энергий самой высокой остается мысль. Что же будет кристаллом самой энергии?..»»
— И этим вы занимались вместе, пока летели сюда?

— Мы читали книги…

Керриган коротко засмеялась.

— Книги, в которых объяснялось, как это красиво, когда жизнь на планетах выжигают дотла?

— Сара… ты ненавидишь протоссов…

— Назови мне хоть несколько причин, по которым я должна их любить?
…Закончив разбирать с Кассандрой первые страницы «Догматики», Джессиндар сказал, что после напряженной работы в постижении знаний разуму и душе требуется отдых, и что лучший отдых — прикосновение к следующей форме прекрасного; истинная гармония постигается через чередование этих форм, потому после боевой тренировки так хорошо читать стихи, а после изучения философии — слушать музыку. В подтверждение слов он достал ксилефер — странный инструмент, похожий на гибрид лютни и ручного органа — и принялся наигрывать на нем странную, печальную мелодию, то перебирая пальцами струны, то тихо касаясь клавиш, извлекавших протяжные звуки из нескольких труб. Тогда Кассандра впервые познакомилась с песней о солнечной роще пророков, которая, как узнала позднее, была, после великой библиотеки, главным украшением города Иалон, провинции Тайи, древней столицы племени Шелак…
В тот день шаттл вернул ее на «Иринефер» к Талинару на полчаса позже обещанного, и Кассандра видела, что тот недоволен. Это чувствовалось в ярких всполохах ауры его мыслей.

— Прости… он показывал мне книги… я не заметила, как пролетело время.

— Да… это они умеют… — он полюбовался на синюю молнию своего пси-клинка, прежде, чем принял более мирный вид. – И что вы читали?

— «Догматику сотворения»

— О… как любопытно. Джессиндар знает, чем привлечь к себе.

— Не понимаю…

— Хм… может быть, ты не поняла… но любой протосс бы понял. Ведь эта книга написана со слов Ксел’Нага, когда они пребывали среди нас. Само это время окружено запретом… Там рассказываются вещи об истории нашего мира, которые запрещено знать… всем, кроме избранных. И еще говорят, что… что многие из читавших эту книгу обратились к темной стороне пси-энергии… и присоединились к отверженным…

Он задумчиво потер переносицу руками.

— Не думал я, что Джессиндар поделится с чужаком такой книгой. Книгой, пробудившей в столь многих стремление ко Тьме.

— Стремление к Знанию, — возразила Кассандра.

— Это одно и то же, — ответил Талинар.

5.

Здесь так хорошо – вдали от города, где солнце, белая звезда Иридонума, щедро льет свой свет на песчаные холмы.

Хорошо и спокойно у дверей, ведущих в тысячевратный город, бывшую, но все еще славную столицу Асет.

Ты словно чувствуешь близость Айюра. Просто протяни руку и коснись манящей бесконечности портала, пронзающей время и пространство.
Говорят, все врата межреальности ведут на Айюр…
Талинар щурился от яркого света, глядя в сторону почти белого холма, на развалины древней твердыни, все, что осталось от казавшихся когда-то грозными стен. Пыль, песок и горсть воспоминаний о войнах Эпохи Раздора.

Времени, преданного забвению…

Хотя настоящего забвения не существует для перворожденных: всегда можно воскресить образы прошлого, застывшие навечно в архивах, которые никогда не исчезнут.

И он звал сейчас память давно погибших воинов, чтобы представить, как мертвая цитадель выглядела много веков назад.

И действительно, увидел. Безымянный файл общей памяти открылся перед мысленным взором Талинара.

Песчаного цвета стены, почти сливающиеся с пустыней. Ступенчатый храм, сам похожий на крепость, грубоватый, тяжелый, — и узкие синие флаги, реющие над массивными трапециевидными вратами.

Простота – и одновременно величие. Таким и должен был быть город, построенный задолго до того, как Кхас, одержимый духом реформ, начал свою проповедь о пути восхождения. Один из первых городов, построенный перворожденными на других планетах. И одна из последних крепостей, сдавшихся перед легионами адептов новой веры, павшая ради того, чтобы на скрижалях в Ахет-Адуне записали: «Все племена приняли кхалу, и наступила пора великого благоденствия; стало у всех одно сердце и одна душа…»

Он повернулся к приятелю, задумчиво медитировавшему над мнемокристаллом.

— Дай и мне почитать.

— Я не могу…

Синий камень покачнулся на серебристой ладони джудикейтора.

— Потому что тебе запретили?

— Ты ведь знаешь. Специальным указом книги эпохи Ксел’Нага ограничены в доступе…

О, он помнил. Помнил поражавшее воображение собрание книг в доме Джессиндарова отца – всего лишь одну из развеянных по всему миру сот Иалонской библиотеки, величайшей на всем Айюре.

Золотистые свитки, мерцающие кристаллы со знаниями… Книги манили к себе.

И очень скоро стало понятно, что некоторые из них – нельзя. Запрещены.

Потому что так решили. Опять, как всегда, решили за них, какие книги юному темплару можно читать, а какие нет.

Но в учении «восхождения к свету» не было сказано ничего о том, кому какие читать книги. И не Кхас — реформатор и законодатель, навсегда бессмертный в формуле эн таро, устанавливал этот запрет. Он всего лишь учил о пути, и если бы его учение не было истинным, не приняли бы его все племена, не склонились бы перед ним все дети Айюра…

Талинар снова поглядел на руины поверженной цитадели. Да, кто-то – склонился, кого-то – склонили. Мы все стали едины, и это – правильно, и это — хорошо, но…

— Что это за лестница к совершенству, если она готова рухнуть, стоит взять в руки запрещенную книгу?

Джессиндар не ответил, по-прежнему задумчиво вертя кристалл на ладони. Талинар не отступал:

— Вы всегда закрываете глаза на то, что вас не устраивает, разве не так? Проще отсечь и сказать, что этого нет…

Сиреневые глаза потускнели в ответ — джудикейтор, прищурившись, коснулся закрытых пластов разума своего друга. От Талинара не ускользнуло это касание.

— Послушай, ты обещал…

— Я увидел в тебе сомнения и подумал, что тебе требуется помощь…

— Да я сам решу, требуется помощь или нет. Можешь хоть ты не решать за меня?

— Я не решаю. Мы-одно…

«Такое привычное, навязшее в мыслях, непрестанная мантра единства… от которого никогда не скрыться в одиночестве. Никогда не избавиться от миллионов голосов… Никогда не нарушить своей партии в этом ликующем хоре. Никогда не осмелиться мыслить иначе. Наверное, я и правда должен отказаться от своих сомнений, и смириться с уделенным мне местом среди возносящих литании свету…»

«…он пришел один — среди пришедших с неба. Был с ними, но не один из них. Когда они учили совершенству, он говорил о свободе. Когда они учили единству, он говорил об одиночестве. Когда они вели нас к свету, он один обещал показать нам песнь тьмы, но никто из перворожденных не стал внимать ей.»

— Ты думаешь вслух, Джессиндар.

— Знаю.

— И все же не прочтешь мне книгу.

Кристалл, поддерживаемый тонким импульсом пси-энергии, завис у Джессиндара над ладонью, источая молочно-синее сияние.

— Я ведь вижу, что ты сам устал молчать… тебе хочется поделиться знанием. Мы привыкли не скрывать друг от друга мысли и чувства. Мы привыкли делить все – и самих себя – поровну… И вдруг – существует что-то, что доступно только избранным. Кто-то имеет право читать, а кто-то нет. Но кто сказал это, кто решает, есть ли у нас это право?

— Таковы законы… — откликнулся Джессиндар.

— Да, конечно, законы, но те, кто придумывают их, они такие же протоссы, как ты и я. Может быть, они старше и мудрей нас. Но и только. Порядок, установленный ими, вовсе не идеально совершенен. Они могут ошибаться..

— Законы установлены так, как лучше для всего народа

— Или – для тех, кто устанавливает эти порядки?

— Мы не можем думать только о себе. Ты знаешь это, — поучительно ответил Джессиндар. — Как часть целого. Нету – тебя. Нету меня, есть лишь части целого. Невозможно думать сперва о своем благе, потом о благе Айюра, просто потому, что благо Айюра и всей расы и есть то, что хорошо для тебя, и есть то, что лучше для всех.

Талинар, отмахнувшись, только вздохнул.

— Ты мне повторяешь прописные истины…

— Иногда полезно вернуться к истокам и повторить то, что мы постигли, будучи еще детьми.

— А как насчет чего-нибудь более «взрослого»?

Джессиндар с силой сжал в руке свой жезл с иероглифом второй ступени ученичества.

— Не могу. Но… на несколько вопросов отвечу. Чтобы укрепить тебя на пути…

Талинар насмешливо фыркнул, глядя на то, как приятель привешивает кристалл к поясу, словно опасаясь, что его кто-нибудь утащит.

— Ладно. Так о ком это было сказано. «Когда они учили совершенству, он говорил о свободе. Когда они учили единству, он говорил об одиночестве..?»

— О наших учителях, отцах творения, и об одном из них, который учил тьме и потому был отвергнут. Отвергнут и изгнан, названный предателем и исказителем, потому что его песнь не влилась в общий ликующий хор…

— Кто знает, может его мелодия оказалась лучше этого общего хора?

Джессиндар покачал головой, недовольный тем, что его друг сказал об изгнаннике. Но, раз уж начал, то решил продолжить рассказ:

— Он был одним из Ксел’Нага, но собратья отторгли его; не приняли его и протоссы, когда он пытался проповедовать учение тьмы. «Тьма не может коснуться того, кто сам становится светом».

— Это настолько древняя мантра?

— Древнее, чем ты думаешь. Говорят, это были слова самого Гэлланто, исполненные скорби, перед тем, как его изгнали с Айюра…

Талинар задумался. Свет и тень закружились в причудливом танце, когда он попытался уложить в голове все, что узнал. Узнал так много, и в то же время так мало! Хотел знаний, а получил еще больше сомнений. Может, и правильно шелак не хотят пускать порой даже ара в архивы своих храмов в Иалоне? Сколько у них там тайн, готовых перевернуть все, что ты знаешь о мире, с ног на голову? Всю жизнь произносишь «мантру отрицания тьмы», а потом узнаешь, что это слова темного учителя.

Изгнанного, непонятого, чужого среди чужих и своих…

— Возможно, он нашел себе учеников в других мирах, в черной бездне космоса. Или же умер от одиночества, — ответил на его мысли Джессиндар.

— Никто не слушал его?

— Нефтаир слушал, когда писал «догматику сотворения», — джудикейтор снова поглядел на книгу, право читать которую полагалось не всем. – Он был великим искателем истин и записал все, что согласились поведать Ксел’Нага об их великом эксперименте в поисках совершенства, и о том, как учить другие расы, как делиться с ними знаниями…

В этих словах чувствовалось волнение; несомненно, он не раз уже призывал память Нефтаира в формуле эн таро, стремясь подражать ему, не случайно не хотел расставаться с книгой…

— Джессиндар… ты нашел себе новую мечту?

— Может быть.

— Что ж, я тоже.

— Какую же?

Талинар пристально посмотрел в глаза друга:

— Ты ведь прочтешь мои мысли и так.

— Уже прочитал, — ответил джудикейтор немного смущенно — Но… ты ведь и так знаешь, что я тебе скажу. Со временем ты сможешь получить доступ к подобным книгам, если будешь крепок в вере… И я буду только рад помочь…

— Я не хочу быть крепким в вере. Я хочу просто знать.

6.

Семнадцатый экспедиционный флот вновь совершил остановку в своем путешествии от одной планетарной системы сектора Корпулу к другой. Выйдя к тусклому солнцу Антига, корабли расположились над заброшенной космической платформой на орбите Антиги-Тертиум, бесплодной планеты, которую терранам так и не удалось толком колонизировать. После того, как ресурсы из окружавшего ее поля астероидов были порядком поисчерпаны, терране переключились на более дружелюбные планеты в этой системе – Антигу-Секундо и Антигу-Прайм. На последней, насколько могла судить Кассандра по перехваченным сообщениям Конфедерации, сейчас бушевало восстание, виновниками которого были экстремисты – «сыны Корхала».

— Генерал Дюк, сволочь, лживая лиса! – восклицала Кассандра, переполняясь негодованием, узнав, что тот, кто отказался прислать помощь Мар-Илиону, сейчас переметнулся на сторону «корхальцев».

На Тарсонисе генерала объявили предателем и обещали, что тот не избегнет справедливой кары; однако на стороне Дюка оказалась почти вся эскадра Альфа, лучшие воздушные войска Конфедерации, а это уже пахло не восстанием, а широкомасштабной гражданской войной.

Семнадцатый флот протоссов, между тем, не обращал никакого внимания на политические неурядицы в Конфедерации, и занялся обычной рутиной. Несколько дней невидимые развед-зонды обшаривали планеты системы Антига в поисках зергов и каких-либо признаков заражения. Первые результаты были вполне обнадеживающими, и Талинар, отвлекшись от споров с Джессиндаром, которым посвящал чуть ли не каждую свободную минуту (подобные споры обычно превращались в длинные нотации по поводу учения кхалы, по определению Талинара — «судейское занудство»), хотел уже объявить весь сектор чистым. Однако Тер-Нергал и Артанис дружно твердили о том, что чувствуют пси-возмущение, свойственное присутствию зергов, да и Джессиндар прицепился к непонятным структурам на картинке, переданной одним из разведчиков с Антиги Прайм. В результате разведку продолжали, не предпринимая никаких решительных действий, а Кассандра скучала на «Иринефере», долгими часами слушая сводки о победах и поражениях Конфедерации в противостоянии с «сынами Корхала». Второго типа сводок было значительно больше, и девушку это не сильно радовало.
В тот день, когда она выслушала сообщения о «победоносной атаке», «незначительных потерях», «временных трудностях», «отступлении на заранее подготовленные позиции» и наконец, грандиозном разгроме сил Конфедерации, пытавшихся уничтожить главную базу «сынов Корхала» на Антиге Прайм, — Кассандру позвал ментальный сигнал, которого она не ожидала и потому весьма удивилась.
— Кассандра, ты приглашена на борт «Эль-Раакса»; мы ожидаем, что ты прибудешь не позднее чем через полчаса.

Она непроизвольно посмотрела на свой хронометр, высветивший дату: «5 марта 2500», и, помешкав, ответила тому, кто звал ее сейчас с другого корабля – ей было все еще трудно привыкнуть к тому, что телепатические сигналы можно было посылать на такие дальние расстояния:

— Приглашена?

— На празднество, — последовал немедленный уточняющий ответ.

Вот это было уже любопытно. У протоссов сегодня какой-то праздник? Ей бы хотелось на это посмотреть. Кассандра вспомнила о торжественности, которой была обставлена церемония совершеннолетия-ученичества, по рассказу Талинара; может, сегодня ей удастся увидеть что-то столь же захватывающее и красивое.

— Ах нет, сегодня совершенно не такой праздник, — Джессиндар прочел ее мысль с улыбкой. – праздник посвящен моему дню рождения.

Правильнее было, конечно, сказать «дню вылупления», но мысленный сигнал превратился в более понятные для человека слова, поэтому Кассандра ответила так же:

— День рождения? Никогда не подумала бы, что протоссы отмечают дни рождения…

— Обычно мы празднуем более значительные вещи. День, когда стал воином, день, когда принял посвящение первой ступени пути восхождения. День рождения – совсем иное; он более важен для твоих родных и друзей, и когда ты вдали от дома, ты посвящаешь его добрым воспоминаниям о юности и детстве вместе с теми, кто знает тебя очень давно.

— Почему же ты пригласил меня? Я же не могу составить тебе компанию в воспоминаниях о детстве.

— Я никогда не праздновал дня рождения в обществе представителя другой расы. Мне это весьма интересно.

Кассандра так и не поняла – приглашают ее, потому что хотят видеть как гостью или только потому, что Джессиндару опять захотелось быть в чем-то самым лучшим и первым. Например, первым протоссом, позвавшим к себе на день рождения человека. Все же она надеялась, что верно ее первое предположение, а не второе.

— Талинар тоже придет? Ведь он твой друг с самого детства…

В ответ – темное облачко печали:

— Я приглашал его. Он отказался.

Кассандра припомнила, как на Мар-Илионе отмечали тридцатилетие Гектора – последний раз, когда она присутствовала на чьем-то дне рождения. Маленький бар в колонии до отказа был забит солдатами; Гектор обнимал сразу двоих девиц, чокаясь с Андресом бутылкой пива, воздух в помещении был сплошь завешен сизым дымом; из собравшихся на праздник не курили, может быть, только пара морпехов и еще почему-то Юрий, пристроившийся в углу и молчаливо ковырявший вилкой в тарелке. Столы ломились от угощений, пусть не слишком разнообразных, зато обильных; у советника Ильдара Гектору удалось выкупить несколько ящиков настоящего вина по какой-то совершенно безумной цене, чем пилот «голиафа» и хвастал вовсю, пока бутылки передавали по рукам. В баре стоял невообразимый галдеж, и в пси-аурах собравшихся отражалось безудержное, пьяное веселье.

Здесь, разумеется, Кассандре предстояло встретиться с совсем иной традицией. Войдя в «кают-компанию» арбитра, скорее напоминавшую просторную залу, чем каюту космического корабля, она сразу поняла, что на богатое угощение рассчитывать не приходится; ее ждал только привычный уже бокал с опалесцирующим напитком, — хорошо хоть протоссы не забывали, что человеку вообще что-нибудь требуется есть. Радовало так же одно, что коктейль из питательных веществ обладал приятным вкусом; тем не менее Кассандра частенько скучала по нормальной еде и иногда ей очень хотелось съесть чего-нибудь более «человеческого» — хоть конфедератских консервов, хоть яичницы с синтетическим беконом… Интересно, к концу своего путешествия в обществе протоссов она случаем не научится питаться за счет одного пси и воздуха?..
Воздух в зале, что, между прочим, напомнило Кассандре снова о дне рождения Гектора, был наполнен слоящимся дымом, шедшим от нескольких курильниц на столе. По-видимому такие запахи протоссам доставляли удовольствие, но Кассандре они с непривычки показались весьма резкими.
— Эти травы с Иридонума, больше они не растут нигде. Аромат дома, — Джессиндар отставил в сторону курильницу, которую держал у лица, обращаясь к своим гостям. Собственно, гостей-то оказалось всего двое – Кассандра, поборовшая только что ощущение неловкости и занявшая предложенное ей место, и Ачернар, второй пилот арбитра.

Его девушка впервые видела вблизи. В отличие от Джессиндара, по случаю праздника щеголявшего белоснежной тогой и лазурного цвета накидкой с серебряной вышивкой, Ачернар оставался в обычном церемониальном одеянии джудикейторов. Глаза на узком темном лице, украшенном золотистыми татуировками, мерцали красными огоньками, что по человеческим меркам выглядело немного пугающе, однако неплохо сочеталось с алой туникой, видневшейся из-под темного плаща.

Ачернар поздоровался с гостьей лишь едва заметным кивком; «виновник торжества» оказался более приветлив:

— Я рад, что ты пришла, Кассандра. Для меня праздновать день рождения вместе с представителем другой расы весьма интересно…

«Нет бы хоть сказать, что он рад меня видеть» — буркнула себе под нос Кассандра. «Тоже мне, любезность».

«Быть приглашенной на день рождения к эмиссару Конклава – это большая честь!» — Ачернар бесцеремонно вторгся в ее мысли.

«А ты-то сам здесь сидишь потому, что тебя действительно хотели видеть, или потому только, что ты второй пилот корабля?» — про себя Кассандра лишь усмехнулась. – «Может, меня хотели пригласить на вечер с танцами и романтический ужин при свечах…наедине, так не гнать же тебя с арбитра?!»…

Похоже, если Ачернар и прочел эту мысль, то не особенно понял, что такое «романтический ужин при свечах» и потому не стал реагировать на шутку, переключив свое внимание на одну из ароматических курильниц.

Кассандра между тем попыталась вспомнить хоть какие-то правила поведения в «высшем свете», подхваченные из прочитанных некогда книг. С Ильдаром, советником захолустной колонии, она общалась по-свойски, а как бы вела себя, если бы ее пригласили на банкет к какому-нибудь генералу Конфедерации?

Подумав, она выдавила из себя неловкую благодарность за «любезное приглашение», и, поскольку при всем желании не могла присоединиться к ностальгированию о прошлом с тем, кого знала всего пару месяцев, заговорила о настоящем:

— Мне правда приятно, что ты меня позвал. Я вообще удивляюсь, почему ты так много мне рассказываешь, учишь столь многому из ваших знаний…

— Но ведь ты сама просишь об этом, разве я неправильно тебя понял? – он почему-то бросил быстрый взгляд на Ачернара, который со своей курильницей застыл, подобно неподвижной статуе.

— Конечно, но ведь ты не обязан меня учить.

— Это мне доставляет удовольствие, — Джессиндар принялся теребить мнемокристаллы на поясе, почти как падре Андерсон — четки. – К тому же я всегда мечтал принести свет кхалы другим народам…

Ачернар шевельнулся, красные глаза замерцали, как показалось Кассандре, не слишком одобрительно:

— Это у вас в крови – учить других, у всех шелак. Но это вступает в противоречие с Ди-Улом.

— Ди-Ул был установлен для того, чтобы мы не повторили ошибок Ксел’Нага, отцов творения. Но разве ты скажешь, Ачернар-ке-Ара, что это было неправильно – учить нас?! Мы обязаны им…

— Я понимаю, за что ты любишь «Догматику Сотворения», Джессиндар. Ты воспринимаешь ее как руководство к действию… как прямое наставление о том, как учить другие расы.

— Конечно, потому что, изучив пути, изложенные в этой книге, мы сможем научиться им и не повторить ошибку создателей! И передать знания другим расам им во благо…

— Те, кого зовут отцами творения, тоже хотели действовать исключительно во благо. Но это породило Эпоху Раздора…

— Иногда за знания нужно платить! – возразил Джессиндар необычно пылко.

— Кровью наших братьев? – оппонент холодно осадил его.

— Ты говоришь о крови? Тогда вспомни, как был построен Ахет-Адун, вспомни, как те фанатики, которых научили джудикейторы Ара, штурмовали твердыню Венатир в древней столице… и только не говори мне, что кхалу принимали мирно и что при этом не было пролито крови.

Кассандра внимала разговору – ей было так интересно наблюдать за беседой джудикейторов; совсем не то, о чем обычно говорили темплары на Иринефере. Интересно, кто кого переспорит? Джессиндар как-то хвастался, что в жизни не проиграл ни одного религиозного диспута, за что и носил золотую метку на своем жезле власти, знак «великого защитника истины». Но Ачернар тоже уступать не собирался. «Скорее Айюр будет вращаться в другую сторону, чем джудикейтор признает, что он был не прав»…

Ачернар тут же колюче усмехнулся:

— Это Талинар тебе сказал?

Кассандра наконец осознала, что ее ментальную защиту только что – причем уже не в первый раз — самым натуральным образом «проигнорировали», прочтя те мысли, которые она отнюдь не собиралась «думать вслух».

— Для джудикейторов всегда открыт этот уровень мыслей, — спокойно ответил Ачернар, не обращая внимания на замешательство девушки, и тут же снова обратился к своему оппоненту:

— Так или иначе, Джессиндар, кхалу, приведшую нашу расу к совершенству, мы не от Ксел’Нага получили. Это был только наш собственный выбор…

— Истинно так! – непонятно, то ли с чувством поражения, то ли с чувством победы ответил тот, и снова повернулся к Кассандре:

— Поэтому, говоря о представителях других рас… можно наставить в законе кхалы только того, кто приходит к ней сам, для кого это осознанный выбор… нужно, чтобы просящий сперва сам осознал ее совершенство.

— И что тогда?

— Тогда он произнес бы «лестницу отрицания», и я стал бы его наставником…

Он немного замялся под пронзительным взглядом Ачернара и тут же перевел разговор на другую – не менее опасную, но и не менее любопытную для Кассандры тему:

— Однако, если тебе интересно… я уже расшифровал некоторые записи из храма отцов творения на Мар-Илионе.

Ачернар изобразил в своей пси-ауре легкую скуку (обозначавшую так же, что не будь Джессиндар эмиссаром Конклава – вряд ли бы тому удалось долго распространяться на полузапретные темы) и вновь принялся вдыхать терпкий аромат, шедший от курильницы, кивнув Кассандре головой – одновременно насмешливо и назидательно:

— Внимай с благоговением, если уж шелак заговорил с тобой. Тебе раскроют пару тайн мироздания и не заметят…

— Так вот, насчет этого храма. Создатели именовали его Энкалай, храм баланса, или храм равновесия. Многие столетия они экспериментировали, пытаясь создать кристалл, который объединил бы в себе то, что извечно казалось несоединимым: темную и светлую пси…

Ачернар почти фыркнул в курильницу, резюмировав сказанное Джессиндаром одним кратким словом: «Ересь!». Джессиндар, впрочем, полностью проигнорировал это замечание и продолжал говорить с более благодарным слушателем:

— Часть скрижалей содержит что-то вроде лабораторного журнала. Ксел’Нага долго старались создать то, что они именовали Суллафат — пытались совместить несовместимое, темную и светлую энергию в одном кристалле, но он оказывался слишком нестабильным… и, распадаясь, причинял великие разрушения. Они же не отчаивались и пытались добиться успеха снова и снова…

Кассандра явственно вспомнила, как Юрий швырнул зеленым кристаллом прямо в голову зерглингу, как ярко брызнули во все стороны искры от невидимой преграды, как ожили энергии древнего храма. Джессиндар кивнул головой:

— Что-то помешало им продолжать эксперименты, хотя они и были близки к успеху. Когда кристалл распался, брошенный твоим другом в пси-концентратор в центре залы двойной истины, выброс энергии мог оказаться куда более значительным. Но это всего лишь уничтожило храм… и заодно зергов, которые оказались рядом, вскоре после того, как Талинар с Тер-Нергалом забрали тебя оттуда. Вероятно, они рассказывали тебе – взрыв был воистину потрясающим зрелищем; а твой приятель Юрий ценой своей жизни помешал завладеть тайнами храма Рою…

Он задумчиво посмотрел на Ачернара, который своим равнодушным видом старательно выказывал, что несказанно доволен таким оборотом событий, и добавил:

— А мне все же жаль, что я не побывал в еще одном храме Ксел’Нага…

— Еще одном? Их много? – спросила Кассандра с возросшим любопытством.

— По крайней мере, несколько. Наши записи упоминают о храме темных энергий, построенном на одной из дальних, несказуемо жестоких, непригодных для жизни планет. Храм света же был воздвигнут на Айюре, когда Ксел’Нага пришли к нам, и их встретили как богов, явившихся с неба: в том самом месте, где они впервые ступили на землю мира возлюбленного, — он добавил с нескрываемой гордостью: — в городе Иалон…

— А храм разрушения?

Джессиндар чуть прищурился в ответ на эти слова Кассандры.

— Записи Ксел’Нага действительно иногда упоминают энтропию как одну из основополагающих стихий мира. Но вряд ли можно построить храм разрушения. Однако, возможно, дальше найдутся указания об этом в скрижалях. Там все время повторяются слова о борьбе и соединении разных аспектов пси-энергии, преломленных и отраженных в их носителях… которыми могут оказаться кристаллы, храмы, и даже живые существа…

7.

…Неторопливый ход увлекательной беседы был прерван внезапно – яркими, огненными вспышками тревоги, пси-сигналами, сообщающими о приближающейся опасности. Картина, присланная одним из развед-зондов, пришла следом, переданная наблюдателем на пульте «Иринефера».
Кассандра много раз видела учебные фильмы и фотографии колоний зергов, да и сталкивалась с наземными зерговскими силами, можно сказать, лицом к лицу – но сейчас впервые в жизни видела, как это выглядит – Рой, мигрирующий в космическом пространстве. Что-то пугающе-завораживающее было в десятках медленно взмахивающих кожистыми крыльями муталисков, в тяжелой целеустремленности сопровождающих их повелителей…

«Кому они сейчас несут смерть?»

В ответом на мысли Кассандры уже пришло сообщение наблюдателя, холодное пламя в натянутых струнами пси-волнах:

«Большое количество зергов движется по направлению к Антиге Прайм»
Протоссы немедленно встали со своих мест одновременно и проследовали в коммуникационную рубку – Кассандра поспешила вслед за ними. Поскольку в рубке было только одно кресло, куда, разумеется, уселся Джессиндар, Ачернар и Кассандра встали у него за спиной. Кристалл-передатчик уже мерцал нежным голубоватым цветом. Девушка перевела взгляд на пока безжизненно темные видеоэкраны.

Интересно, что видеосвязь здесь вообще существовала, хотя и, разумеется, основанная на все том же вездесущем пси; но Кассандра думала, что протоссы не нуждаются ни в каких экранах и давно полагаются только на телепатию.

— Экраны и переговорные устройства существуют прежде всего для непредвиденных ситуаций, а так же для связи с расами, отвергающими пси-общение; кроме того, это дань традиции, — пояснил Ачернар, по-прежнему не считая, что причиняет Кассандре какое-либо неудобство, читая закрытый пласт ее мыслей.

«Ну еще бы, привык обращаться так с кхалаями и всегда давать советы, даже когда не просят.»

— О совете не надо просить, — тут же поучительно заметил Ачернар, — мы должны отвечать на вопросы раньше, чем они будут заданы.

Кассандре неприятно было чувствовать его настырный ментальный сигнал, словно свербящий ее разум насквозь.

«Интересно, он когда-нибудь отвяжется?» – она не старалась прятать эту мысль – все равно ведь прочитают. С этим примириться труднее всего, если вообще возможно: «протоссы даже подумать спокойно не дадут!… Впрочем, не все из них, Талинар никогда не вторгался к ней в разум насильно, это джудикейторы не привыкли церемониться. И как только кхалаи это терпят – с детства привыкают, наверное? А мне что, тоже прикажете терпеть? Я же вам не кхалай, в самом деле. И привыкать не собираюсь».

Ачернар с Джессиндаром молчали – вернее, общались на каком-то еще, недоступном человеку уровне передачи мыслей. До Кассандры доходили только отблески, призрачные искорки снисходительного смеха. Девушка негромко вздохнула.

«С волками жить – по волчьи выть» – вспомнилась ей старая поговорка. Волком называлось какое-то земное животное, о котором Кассандра не имела ни малейшего представления, но смысл высказывания понимала достаточно ясно.

Оба джудикейтора передали ей ментальные улыбки и «отцепились» от ее сознания одновременно. Может, сочли бурчание Кассандры забавным?

На экранах между тем появились лица Артаниса, Тер-Нергала и Талинара.

Тер-Нергал повторил то, что, без сомнения, уже знали все из полученного сигнала тревоги:

— Стая зергов, около полутора сотен особей, преимущественно муталисков, сопровождаемых повелителями и скурджами, движется в направлении терранской планеты Антига Прайм. Совершенно очевидно, что, если их не остановить, в течение ближайших часов зерги начнут заражение базовых колоний Конфедерации…

— Ну да, естественно. Я как-то сомневаюсь, что они прибыли сюда отпраздновать мой день рождения.

Кассандра чуть усмехнулась в ответ на своеобразное проявление протоссовского юмора. Или это скорее был укол в адрес Талинара, который не пришел на празднование, хотя его позвали?..

— И что мы, будем сидеть и наблюдать за стадиями инфестации, как предписывает инструкция?! – порывисто воскликнул Талинар в ответ, упоминание о дне рождения стойко проигнорировав.

— Талинар, я вообще не понимаю, что ты, как командующий наземными силами, можешь предложить по поводу потенциального воздушного сражения, — Джессиндар, как всегда, холодно осадил зилота. — Я жду твоей оценки, Артанис.

— Отправим флот на перехват зергам! Только дайте нам нанести удар! И мы им покажем, что такое ярость перворожденных, — воскликнул молодой темплар не менее пылко. По слухам бывший лучшим пилотом семнадцатого флота, если не одним из лучших пилотов всего Айюра, Артанис сейчас рвался в бой, стремясь наконец попробовать себя в деле против зергов.

— А что скажешь ты, Тер-Нергал?

Темнолицый командующий второй эскадрильи помрачнел и задумался, подпирая подбородок рукой. Казалось, даже кхайдаринский амулет у него на лбу слегка потускнел.

— Согласно моей оценке, сил нашего флота достаточно, чтобы уничтожить подобные силы зергов… если, разумеется, данные разведки полностью правильны.

Артанис уже направил запросы к дежурным наблюдателям, следившим за показаниями развед-зондов. Несколько из приборов были сбиты муталисками, неуклонно продолжавшими свое движение к планете; однако большая часть невидимых разведчиков находилась пока вне досягаемости зергов и сообщала о всех перемещениях стаи.

— Других стай зергов в районе, доступном нам по разведданным, нет. А с этими мы справимся, — решительно заявил Артанис. – И Тассадару не придется сжигать колонии Антиги…

— Только если они еще не инфестированы, — немедленно возразил джудикейтор, — в чем я весьма сомневаюсь. – К тому же миграция зергов в столь больших количествах меня крайне беспокоит. Это не могло произойти случайно.

— В пси-полях сегодня появились резкие возмущения, — подтвердил Тер-Нергал задумчиво, — похожие на те эманации, что исходили из храма на Мар-Илионе, только гораздо явственнее и сильнее. Я уверен, что этот сигнал, подобно маяку, действует на Рой…

— Может, там тоже есть храм твоих любимых Ксел’Нага? — Талинар стрельнул взглядом в сторону Джессиндара.

— Как бы то ни было, причину этих сигналов следует уничтожить. Желательно вместе с зергами, — Ачернар ненавязчиво напомнил о своем присутствии. Пусть и не являясь советником экспедиции, он был вполне уверен, что его слова примут во внимание.

«Совершенно верно. Уничтожить. Вместе с зергами. И вместе со всей планетой, — мрачно подумала Кассандра. – У них это просто…»

«Если можешь помочь нуждающемуся в твоей помощи – помоги. Если должен явить ярость заслужившему твоей ярости – яви ее», — мягко повторил Тер-Нергал то, что когда-то уже говорил Кассандре.

А сейчас протоссы, похоже, действительно решили явить зергам ярость, в то время как терранским колониям – помощь. Уверенность Артаниса в том, что движущуюся к Антиге Прайм стаю можно остановить, передалась всем, и командующие эскадрилий уже вовсю обсуждали план действий.

— Мы на «Эль-Рааксе» будем вместе с твоим отрядом скаутов, Артанис – Джессиндар не предложил это, скорее, поставил темплара перед фактом. Впрочем, тот особо не возражал:

— Давай, джудикейтор, посмотрим, как ты летаешь.
Многоцветный хор «эн таро Адун» вспыхнул в море сливающихся пси-аур, возвещая о начале операции. Корабли двух эскадрилий семнадцатого флота устремились на боевые позиции, готовясь достойно встретить зергов. Оба пилота «Эль-Раакса», покинув коммуникационную рубку, заняли свои места.

Кассандре было немного не по себе; она, привыкшая за все прошедшее время к чувству защищенности на одном из могучих протоссовских кораблей, теперь с тревожным беспокойством думающей о предстоящем сражении. Но к беспокойству примешивалось и любопытство: ей ведь не приходилось раньше наблюдать космические бои иначе как на телеэкранах.
Как только она успела занять место в кресле за спиной второго пилота, корабль резко взмыл вверх; Кассандра даже не ожидала, что арбитру, казавшемуся достаточно медлительным в сравнении со стремительными скаутами, доступны такие маневры.
Вскоре девушка заметила зергов, которым флот двигался навстречу – сперва почувствовав их, только потом увидя своими глазами.
Она вспомнила, какие разрушения жалким оборонительным силам Мар-Илиона принес всего лишь десяток муталисков; тут же этих тварей действительно была добрая сотня. Два десятка скаутов Артаниса и Тер-Нергала, «Иринефер» и судейский корабль – все, что было у семнадцатого флота, чтобы противопоставить такой армаде. Но, похоже, никто не сомневался в победе; и в первую очередь Артанис, который уже слал команде «Эль-Раакса» свой сигнал, задорно и в то же время с вызовом:

— Джессиндар, нам нужна твоя помощь: мы заходим им в тыл — догоняй нас!

— Это ВЫ не обгоняйте!

Ментальная связь, как струны, соединила обоих пилотов, они вели корабль, слившись в единое целое, и «Эль-Раакс» обрел душу в этот момент, сам становясь живым.

— Сейчас я покажу им, что мы тоже умеем летать…

— Мы всегда на страже! — откликнулся Ачернар эхом.

Арбитр начал клониться на бок, заходя в крутой вираж, и настиг отряд скаутов, взмывших над «Иринефером».

— Готовы? Держитесь! Адун с вами, вперед!

Все это длилось считанные секунды; Кассандра пораженно наблюдала за тем, как корабли, только что окружавшие «Эль-Раакс», превращаются в полупрозрачные преломления пространства — и ничего кроме. Только на экранах сканеров было видно, что скауты по-прежнему здесь, выстроились плотным звеном, окружая корабль Джессиндара.

— «За Айюр!»- вспышки десятков мыслей, выстраивающихся в унисон.

— Считай, что я пригласил тебя на вечер с танцами, — Джессиндар мысленно подмигнул Кассандре.

— А романтический ужин при свечах? – девушка усмехнулась.

— Я подумаю над этим вопросом, — ответил он, улыбнувшись. — А сейчас станцуем.

И танец действительно начался.

Джессиндар управлялся с рычагами управления арбитра так же элегантно, как с клавишами ксилефера, только результат был гораздо более ощутим. Несколько раз Кассандру так вдавило в неудобное сиденье, безусловно, не рассчитанное на отличные от перворожденных расы, что она начала жалеть о том, что не находилась сейчас на величавой громадине «Иринефера», медленно плывшего внизу-вверху-справа-слева — от мельтешения пространства и кульбитов, которые выделывал арбитр и скауты, «облепившие» его и ведшие смертельную охоту на растерявшихся муталисков, беспомощно трепыхавших крыльями, — начала кружиться голова.

Для девушки было сюрпризом то, что эмиссар Конклава сам управляет кораблем; командующие Конфедерации предпочли бы отсиживаться в удобных креслах на своих крейсерах, свысока наблюдая за ходом сражения, Джессиндар же вел свой корабль в самую гущу, при этом не забывая держать в голове всю картину боя, чувствуя каждого пилота с помощью неизменной пси-связи. Однако от него никто вроде бы не требовал излишнего геройства; но Кассандра уже понимающе улыбнулась, вспомнив переданный ей когда-то Талинаром образ. Образ худого как спичка, нескладного подростка в порванной одежде, его обиженный шепот в ответ на насмешки старшего друга-темплара: «Я смогу стать пилотом… У меня будет самый лучший арбитр во всем флоте Айюра!..»
Лопасти «Иринефера» чуть приоткрылись, выпуская первую группу перехватчиков — пусть не таких вертких, как истребители, управляемые живыми пилотами, но вполне эффективных против зергов, умудрявшихся прорвать созданную скаутами оборону. Вторая эскадрилья, мельтешащие золотые молнии, даже без поддержки арбитра, сдерживала наплыв зергов вполне успешно, хотя невидимки были бесспорно более эффективны.

— И еще раз… — Джессиндар кивнул, определенно обращаясь к Кассандре, но не оборачиваясь к ней, не сводя взгляда с приборных панелей.

Ачернар между тем молниеносно нажал на гашетку, и шар сверкающей синей плазмы полетел прямо в зазевавшегося муталиска. Впрочем, тех было все равно еще слишком много, и Кассандре стало боязно, что сил семнадцатого флота никогда не хватит на такую несметную орду. Никто из протоссов, однако, не разделял ее опасений.

— Давай станцуем… Артанис, держись к нам ближе!

Повелитель, медленно плывший в отдалении, развернулся и начал двигаться вслед за новой волной муталисков, с которыми звено скаутов под прикрытием «Эль-Раакса» продолжало успешно справляться. Крылатые твари беспокойно метались в разные стороны, но невидимые истребители настигали их безотказно. Живые снаряды, выбрасываемые отчаявшимися муталисками, чаще всего бесцельно летели в пустоту, но некоторые из них достигали «Эль-Раакса». Кассандра с трепетом наблюдала за дрожащими индикаторами защитного поля.

— Джессиндар, ты нужен второй эскадрилье, пусть восстановят свои щиты, — сообщил Артанис, чей скаут только что разнес в клочья очередного повелителя. — Прикрой их, мы пока справимся сами…

— Поняли вас, — мы всегда на страже, — откликнулся Ачернар, резко направляя корабль вниз и вправо.

Обретающие очертания истребители расступились, не потребовалось связываться ни с кем из пилотов — ментальный приказ через общее сознание сработал намного быстрее, корабли пропустили «Эль-Раакс», направившись в разные стороны, выскользнули из маскировочного поля крыльями исполинской бабочки.

Девушка обратила внимание на массивных, похожих на гигантских крабов, зергов, мерно парящих в отдалении — таких ей раньше видеть не доводилось. Ачернар по привычке перехватил ее невысказанный вопрос.

— Это стражи, в воздушном бою они не опасны, — поспешил он заверить девушку. — Зерги используют их только для бомбардировки наземных целей, в космосе они — легкая мишень. Мы займемся ими позже, когда покончим с муталисками и…

…скурджами! Целый рой крылатых самоубийц прорвал оборону, устремляясь к «Иринеферу». Несмотря на все искусство пилота, авианосец был слишком медлителен, чтобы провести сколько-либо успешный маневр и увернуться от тварей. Механические перехватчики сбили пару скурджей… нет, не сбили, столкнулись с ними и погибли, не допуская взрывающихся бестий к флагманскому кораблю, но этого было слишком мало — несколько самоубийц один за другим врезались в обшивку авианосца и сгорели — в синей вспышке тающих щитов.
— К авианосцу! — арбитр резко нырнул вниз, быстро превращая громадину «Иринефера» в такую же полупрозрачную тень, как скаутов парой минут раньше; двое скурджей, потерявших свою жертву, не меняя скорости, тут же врезались в крыло «Эль-Раакса».

Корабль ощутимо тряхнуло, индикатор щитов слетел на ноль. Во второе крыло ударил живой снаряд разъяренного муталиска, который через мгновение был сбит группой невидимых перехватчиков.

— «Иринефер», мы не можем прикрывать вас дольше, уходим ко второй эскадрилье… еще скурджи прорываются сквозь защиту, берегитесь!

— Следуйте намеченным курсом, «Эль-Раакс», у нас найдется что им ответить!

Не медля, арбитр взмыл ввысь, так что те, у кого было время любоваться пейзажем, смогли снова созерцать величественное зрелище того, как гигантский корабль, тускло-золотой в звездном свете, окруженный стайкой недремлющих перехватчиков, явил зергам свое устрашающее величие.

Скауты эскадрильи Тер-Нергала маневрировали, перестраивая боевой порядок, чтобы те корабли, щиты которых ослабли, не были сбиты скурджами. Тем не менее, несколько кораблей не успели докончить маневр, вспыхнули и взорвались, когда крылатым самоубийцам удалось их настигнуть.

Поле арбитра накрыло потрепанные истребители, но это было лишь временным решением: со слепой яростью новая волна скурджей направилась прямо к горделивому кораблю – слишком быстро, скауты и механические перехватчики «Иринефера» уже не успели сбить их всех. А индикатор щитов полз вверх так медленно…

— Мы сейчас погибнем, — Кассандра констатировала это с обреченным спокойствием, видя, как приближается крылатая смерть.

Внезапно звездное небо в иллюминаторах словно бы дрогнуло, и прямо навстречу стае зергов устремились несколько абсолютно точных близнецов «Эль-Раакса», окруженных тонким синеватым сиянием. Не успела девушка сообразить, что происходит, как два из появившихся ниоткуда кораблей взорвались, превратившись в ослепительные вспышки и унеся с собой жизни по меньшей мере десятка скурджей. Странно, — Кассандру удивило, что никто из протоссов не выразил ни малейшего сожаления по поводу погибших только что звездолетов. Уловив ее замешательство, Джессиндар засмеялся:

— Замечательно, не правда ли? Безотказный трюк. Зерги всегда попадаются на иллюзии…

— Иллюзии?

— Ну конечно, — пояснил Ачернар, пока Джессиндар занялся выполнением очередного маневра. — Зергам не дано почувствовать разницы. Правда, иногда они догадываются, потому что иллюзия атакует, не причиняя никому вреда… да, порой они бывают сообразительны. Впрочем, наши скауты сейчас прикончат повелителей, и дело пойдет куда лучше…

Действительно, два звена из первой эскадрильи прорвались зергам в тыл и сейчас расстреливали неповоротливых повелителей, пока муталиски и скурджи были заняты бесплодной атакой еще нескольких иллюзорных копий арбитра, вылетевших им навстречу.

— Кто-то из высших темпларов поднялся на обшивку «Иринефера» и творит иллюзии, — довольно пояснил Джессиндар после того, как заряд, выпущенный с арбитра, прикончил муталиска, себе на горе «сообразившего», где тут настоящая цель, а не галлюцинация. – Прекрасная идея, это отвлечет муталисков и заодно избавит нас от скурджей… все равно, что одним пси-клинком убить двух бенгалаасов сразу… но… вы посмотрите только, что они делают?

Доселе лениво фланировавшие стражи, на которых флот протоссов не обращал особенного внимания, воспользовались тем, что их оставили в покое, и, поднявшись над авианосцем, принялись обстреливать его разрушительными кислотными зарядами. Этого никто не ожидал, и поначалу среди протоссов воцарилось замешательство, после чего два звена скаутов отделились от первой эскадрильи и устремились к стражам, продолжавшим беспорядочно атаковать авианосец. Механические перехватчики немедля взвились над «Иринефером» и стали обстреливать стражей вместе с подоспевшими скаутами. Несколько кислотных шаров, выпущенных стражами, все же достигли «Иринефера», однако были поглощены его успевшими восстановиться щитами. Джессиндар с одобрением кивнул, когда последний страж был сбит скаутом командира эскадрильи.

— Неплохая атака, Артанис, – бросил он.

— Эн таро Адун!! – воскликнул Артанис в ответ, дав сигнал всем истребителям своей эскадрильи переходить в наступление.

Через пять минут все было кончено. Устрашающая стая муталисков была разгромлена, словно ее и не существовало никогда; повелителям, несшим к планете свой смертоносный груз, никогда не было суждено закончить этого пути. Последний иллюзорный «Эль-Раакс» изящным маневром отманил от эскадрильи оставшихся скурджей, после чего исчез в ослепительной вспышке, став прощальным салютом в честь победы семнадцатого флота.

— Смотри, Джессиндар, эта иллюзия летала ничуть ни хуже нас, — Ачернар засмеялся, прежде чем Джессиндар не толкнул его локтем.

— Не хуже, говоришь?! — он решительно потянул за рукояти управления, арбитр взмыл почти вертикально и описал такую замысловатую фигуру, что Кассандра, привыкшая к перегрузкам, подумала, что ее сейчас расплющит по стенкам корабля.

— Умеешь летать, джудикейтор. Хе-хе, — сообщил немедленно Артанис.

— В следующий раз сомнения в моей способности летать я буду расценивать как сомнения в учении кхалы! — немедленно отозвался Джессиндар.

«Они это что, всерьез?» – удивилась Кассандра, но Артанис уже ответил на фразу Джессиндара одобрительным смехом.

8.

— «Гантритор», — прокомментировал Ачернар, наблюдая, как исполинский корабль плывет в пространстве, окруженный бесчисленными истребителями. Когда сопровождавшие флот арбитры скользнули в стороны, еще несколько авианосцев возникли из мягких искривлений пространства в переливчатом свете. Стены в коммуникационной рубке «Эль-Раакса», как оказалось, могли становиться прозрачными, превращаясь в гигантские иллюминаторы; впрочем, возможно, это была всего лишь пси-проекция… но, так или иначе, открывшееся зрелище было безусловно величественным.

Кассандра задумчиво глядела на то, как эскадра Тассадара медленно движется по орбите. Десятки судов, сверкающих тускло-золотым светом, смотрелись как что-то торжественное, праздничное. Не верилось, что прибыли они сюда затем, чтобы принести планете смерть. А ведь до последней минуты хотелось верить, что этого шага удастся избежать…
Блистательная победа семнадцатого флота, как обнаружилось через несколько часов после этой победы, оказалась практически бессмысленной. Во-первых, пришли новые данные с развед-зондов, уже неоспоримо подтверждающие факт зерговского заражения на Антиге; во-вторых, гораздо большие силы зергов прорвались к планете с другой стороны и сейчас громили военные базы Конфедерации, и так уже значительно потрепанные накануне «сынами Корхала». Никто из командующих семнадцатым флотом не мог отрицать, что Антигу Прайм уже не спасти; о заражении сообщили Тассадару, в точности как предписывали инструкции, и теперь планету ждала такая же судьба, как Чау Сара, Мар Сара и Мар-Илион.

Эскадра великого экзекутора (чью должность Кассандра переводила для себя примерно как «верховный главнокомандующий» с определенной долей условности) прибыла через полтора дня после передачи сигнала, однако еще несколько часов оставалась на орбите, ничего не предпринимая. Это не соответствовало решительности и скорости, обычно свойственной действиям Тассадара; ожидание и наблюдение за тем, как зерги захватывают все новые территории на Антиге прежде всего надоело судьям, особенно ревностно стремившимся увидеть, как экзекутор исполнит указания Конклава в точности.

Кристалл в рубке привычно замерцал, сигнализируя о том, что установлено соединение с «Гантритором»; конечно, можно было сразу вызвать Тассадара телепатически, но джудикейторы всегда были приверженцами строгого соблюдения всех формальностей.

Кассандра оторвалась от созерцания кораблей, этой непобедимой армады, и одновременно с интересом и волнением подняла взгляд на экран. Ей хотелось посмотреть в глаза тому, кто был ответственен за гибель нескольких обитаемых миров. Воображение рисовало ей образ холодного, решительного, бесстрашного полководца, чем-то похожего на генерала Дюка.

Бесстрашие – да, было в грустных синих глазах протосса, возникшего на экране. Но не холод. Скорее – печаль, сомнение, боль…

И еще он был молод. Условно, конечно – может ли человек назвать молодостью триста с лишним лет? Но Кассандра как-то уже привыкла мыслить двойственно, перекидывая возраст в уме: экзекутор только немного старше Талинара и Джессиндара, десяток-другой лет роли тут вообще не играют. Все ведь относительно: три столетия для тех, кто живет по паре тысяч лет – молодость, что ни говори.

— Великий экзекутор, согласно инструкциям, начните бомбардировку Антиги Прайм…

— Мы должны ждать, — вспыхнул ответ Тассадара; все-таки холод в нем тоже есть.

И твердость, переходящая в упорство: как он сказал, так и будет. Никто не оспаривает решений Исполнителя…

Или почти никто.

— Почему ждать? – в вопросе эмиссара Конклава упорства и холода было не меньше..

— Нам следует дать терранам завершить эвакуацию с планеты, — последовал незамедлительный ответ экзекутора, сопровождаемый расплывчатой телепатемой «я не должен перед вами отчитываться, но если уж вы так настырны…» – Еще несколько кораблей могут успеть взлететь и покинуть Антигу Прайм.

— Каких еще кораблей?! – Ачернар возмущенно встроился в разговор. – У вас приказ уничтожать зергов, а не заниматься спасением терран…

«О, старая песня. Талинара отчитывали ровно за то же самое» – Кассандра чуть усмехнулась. Талинар, однако, не был исключением, если симпатию к терранам выказывает даже великий экзекутор…

— Флот «сынов Корхала»… эвакуационные силы и несколько военных судов, возглавляемых крейсером «Норад-II» –поступил ответ по запросу от одного из наблюдателей на «Иринефере», следившего за показаниями развед-зондов. – В данный момент выходят на орбиту…

— Есть ли среди спасшихся корабли Конфедерации? – не выдержав, телепатировала Кассандра. Видимо, девушку сочли вправе задавать такие вопросы, потому что ей ответили – практически незамедлительно:

— Таковых не наблюдается. Главная база Конфедерации на Антиге в настоящий момент полностью разрушена зергами… это выглядит так, будто зергов что-то целенаправленно приманило именно туда.

«Артанис и Тер-Нергал не зря говорили о необычных пси-возмущениях… очень странно. Но об этом стоит подумать позже».

Кассандра приняла переданную всем мысленную картину – спасательные корабли «сынов Корхала» один за другим поднимались на орбиту. На Мар Сара признанные экстремисты проявили неожиданное для них благородство и спасли обитателей конфедератской колонии; здесь же… нет, на это не стоило и надеяться.

С планеты уже тянутся тонкие ниточки будущей боли – еще более страшной, чем нынешняя. Отдельные базы Конфедерации еще сопротивляются зергам, но все уже безнадежно; мощь тысячи солнц готова обрушиться с небес, и все зерги здесь погибнут. И все люди тоже. И все живое. Ко всем придет смерть…

Смерть, тихо дремлющая сейчас в недрах кораблей, сверкающих золотом в свете тусклого солнца Антига. Они выглядят скорее вестниками мира и покоя – что уже занявший боевую позицию «Иринефер», что исполинский «Гантритор» и почти вплотную примкнувшие к нему авианосцы-близнецы, «Манджет» и «Месектет»…

«Нет, этого просто не должно быть. Неужели нельзя – иначе?»

— Тассадар, — Джессиндар снова обратился к молчащему экзекутору, — мы теряем время.

«Взлетело еще два корабля… нет, один; другой сбили скурджи. Зергам уже мало крови конфедератских колоний; «сынам Корхала» тоже достанется… жаль, что Дюков «Норад» не сбили вместо невинного «дропника». Пользы было бы больше»…

Кассандра остановилась. Нет, она не должна так думать. Речь сейчас идет не о Конфедерации и Корхале. И ее служение Конфедерации сейчас ничего не значит, ведь речь идет только о выживании рас. Именно поэтому планету нужно уничтожить, потому что даже всемогущие протоссы не знают другого способа справиться с зергами…

«Пока не знаем, юная терранка. Только пока».

Это был ответ Тассадара, обращенный к ней – и только к ней. И в этом ответе была надежда – пусть тонкая, призрачная пока, но надежда, перерастающая в уверенность.

«Это только пока», — повторила девушка про себя.

— Тассадар, ты не собираешься исполнить волю Конклава?

В этом вопросе Джессиндара было что-то особенно важное, заметила Кассандра. Это ведь уже не просто протоссовская зацикленность на религии, это касается самих основ общества, самого изначального порядка. Мудрому Конклаву не нужны экзекуторы, задающие лишние вопросы и позволяющие себе сомнения…

— Я могу напомнить тебе о таком же губительном промедлении на Мар Сара… по крайней мере на Илионе ты не повторил этой ошибки, — а я верю в то, что промедление с бомбардировкой — это только ошибка, а не намеренное уклонение от приказов…

— На Мар-Илионе мы не медлили только потому, что там некого уже было спасать.

Девушка опустила голову. Ей все-таки тяжело было смотреть на Тассадара, сжегшего Мар-Илион, планету, которую она полюбила. Планету, которая изменила навсегда ее жизнь –Кассандра была точно уверена, что это произошло навсегда… Мир, хрупкий и беззащитный в своей красоте, мир, где осенью тысячи, миллионы птиц летят к теплым краям, наполняя воздух трепетом ало-золотых крыльев…

«Больше этого уже никогда не случится. Птиц не осталось…»

— Я настаиваю на том, чтобы бомбардировку зараженной планеты начали немедленно…

— Ты мне приказываешь? – ответ Тассадара обдал обоих судей легким презрением.

— Всего лишь напоминаю тебе о приказе Конклава, великий экзекутор, — холодная вежливость Джессиндара казалась одновременно изысканной насмешкой.

Глаза Тассадара яростно вспыхнули синим огнем – готовым прожечь джудикейторов вместе с их кораблем насквозь. Но слова его были наполнены лишь горечью:

— Если бы вы только подумали…

— Тебе не приказывали думать! – резко бросил в ответ Ачернар. — Тебе приказывали исполнять…

— Все, что я совершу, я совершу для Айюра, — Тассадар мрачно кивнул головой. – Не для вас.

— Это одно и то же, — ответил Джессиндар спокойно, откидываясь в кресле – довольно и в то же время с облегчением.
И вселенная падет на колени

Перед мощью отцов творения,

Явившейся в созданных ими,

Воссиявшей в Перворожденных —

Посланных в мир, чтобы хранить и защищать

Все живущее в нем

И обрести совершенство…
Что-то кощунственное было в этих словах древней и гордой песни, которые произносил он, глядя на то, как раскрывает лопасти «Гантритор», готовясь нанести удар; «Месектет» и «Манджет» синхронно развернулись, выпуская стайки перехватчиков – и вот те уже устремились к планете вместе со скаутами – золотым дождем смерти, воплотившим в себе мощь и силу Айюра, перед которой сотни рас и миров столетиями падали ниц….

Протоссы и в смерти видят красоту, и любят читать стихи перед битвой – но читать их перед тем, как уничтожить все живое на целой планете, что это – лицемерие или искренность, и они просто не могут иначе?

«Нерон тоже читал стихи над пылающим Римом»…

Корабль Тассадара ударил по Антиге Прайм – сокрушительным лучом энергии, слепящим сапфировым светом.

Воля Конклава была исполнена…

Хотя соединение с «Гантритором» давно прервалось, Джессиндар все еще держал руку над кристаллом в глубокой задумчивости. Искорки сомнения мерцали в ауре джудикейтора, и это не скрылось от Кассандры, — тот же вопрос, который мучил и ее:

«У нас нет другого выхода?»

«Он должен быть», — Кассандра с трудом нашла в себе силы ответить, словно боль всех умирающих на Антиге коснулась в этот миг ее. Тысячи голосов, взывающих ко Вселенной в отчаянном крике о милосердии. – «Должен быть выход. Возможно, Тассадар сможет найти его… мне хотелось бы ему верить».
Поверхность планеты превратилась в море бушующего огня…
— Конфедерация получила по заслугам. Они использовали зергов как живое оружие. Взяли меч, от которого сами и погибли. Вернее, погибнут в ближайшем времени. Скоро Конфедерация перестанет существовать, и новая империя встанет на ее руинах… Присоединяйся к нам.

— Ты была там, Сара? – вместо ответа спросила девушка.

— Где?

— На Антиге Прайм?

— Это имеет значение?

Кассандра замолчала, задумавшись. Сара затянулась сигаретой, внимательно оглядывая свою собеседницу. Потом заговорила снова:

— Ты не хуже меня знаешь о лжи Конфедерации. Мы же боремся за свободу… тебе стоило бы стать одной из нас.

— Сколько невинных жизней на вашей совести?!

— Не больше, чем было погублено на Корхале…

— Мой дед погиб там. Вся семья моей матери там погибла… Но… «сыны Корхала» – террористы, — Кассандра повторила первый аргумент, который пришел ей в голову — грубый и безотказный; для нее, как и для миллионов людей, «корхальцы» всегда именовались террористами, экстремистами, врагами Конфедерации номер один (честь зваться врагами номер один даже не перешла к зергам…). Я никогда не встану на вашу сторону.

Керриган усмехнулась. Она могла бы рассказать этой девчонке, вторящей сейчас бездумным эхом лживой Тарсонисской пропаганде, много интересного как о Корхале, так и о Конфедерации… правду, на которую Арктурус когда-то открыл глаза ей. Он умел убеждать, и его умение в какой-то мере переняла и Сара. Однако сейчас у нее не было времени разводить политический диспут, поэтому она ответила кратко и емко:

— Скоро в этом секторе не будет других сторон. Конфедерация обречена, и ты чувствуешь это не хуже меня. Тебе следует выбрать…

«Здесь нет сторон. Речь идет не о государствах, не о Конфедерации, не о Корхале. Речь идет только о выживании рас, помни это, Кассандра»

«Я помню… всегда буду помнить…»

Она попыталась передать то, что ощущала тогда, в храме, поделиться с Сарой размытыми отпечатками мыслей; это трудно было облечь в слова. Надо было чувствовать, быть там, быть частью этого.

«Будет великая битва, битва конца времен, когда свет и тьма, баланс и разрушение сойдутся в сражении, которого доселе не видела вселенная…»

Сара молчала, анализируя пульсирующие в ауре своей собеседницы мыслеобразы; словно тоже искала свое место в этой картине, среди борющихся друг с другом изначальных стихий, облеченных плотью. На какой-то момент Кассандре показалось, что они с Керриган нашли общий язык. Может быть, ей удастся объяснить?..

Объяснить – и – объединить. «Да, наверное, в этом мое предназначение, и я не случайно нахожусь здесь и сейчас. Надо забыть о Конфедерации и Корхале; будут только человечество и протоссы, которые объединятся против воплощенного хаоса — зергов.

Совершенство созидания против совершенства разрушения..»

Она вздрогнула при этой мысли, поглядев в зеленые глаза Керриган; чувствуя внезапно в Саре то, чего не должна была чувствовать: то самое совершенство разрушения, скрытое внутри рыжеволосой девушки, дремлющее и ждущее лишь того, кто явится его разбудить…

— Сара, неужели ты меня не понимаешь?

— Я понимаю. Тебе больше нравится на стороне тех, кто может сжечь целую планету огнем своих кораблей. Но подумай, Кассандра… мы, люди – ты ведь хочешь, чтобы я говорила сейчас не от имени «сынов Корхала», но от имени всего человечества? Так вот, я говорю от имени всего человечества. Мы, люди, не нужны им. Мы для них – ничто. Они уничтожат, не задумываясь, нас и все, что мы создали. Они ведь совершенные и перворожденные, считающие, что Галактика создана для них одних?

— Сара, ты не права, Ди-Ул…

— Учит их, что надо уничтожать все, что не вписывается в их понятия о совершенстве? Ах да, и читать стихи над превращенными в пепел мирами. Уж поверь мне, я не доставлю говорящим ящерицам удовольствия сочинить песню о моей смерти. И сама с удовольствием отправлю пару десятков таких лично на тот свет, если они не хотят убираться обратно на свой Айюр или откуда они там вылезли.

Она посмотрела на Кассандру – неожиданно холодно и жестко:

— А Тарсонис… зря они пришли сюда.

— Мы прилетели помочь…

— Мы?

9.

Главная коммуникационная рубка «Иринефера» походила на таковую на «Эль-Рааксе» — разве что, была крупнее, и вместо одного, тут мерцало сразу много синих огоньков коммуникационных кристаллов рядом с креслами.

Оборудование на авианосце тоже было не в пример мощнее; отсюда можно было связаться с другим концом Галактики. Вот и на «Гантритор» буквально пару часов назад поступил приказ с Айюра: подвергнуть бомбардировке Тарсонис, столичный мир Конфедерации. Как будто Тассадар сомневался, когда послал свой запрос после обнаружения развед-зондами зерговского заражения на Тарсонисе, что приказ будет иным…

— …Повторяю, нам требуется помощь. Всем, кто может нас слышать… восточное побережье главного материка уже пало под натиском зергов, потеряны крупные промышленные центры… войска 1 и 2 округов полностью разбиты, связь с их командованием потеряна… Зерги приближаются к столице Тарсониса… У нас недостаточно сил для организации эффективной обороны… — сообщение, перехваченное только что, было сумбурным, отчаянным, пропитанным паникой.

Несколькими днями раньше «Сыны Корхала» внезапно и решительно, причем довольно крупными силами, атаковали две космические платформы над Тарсонисом, застав врасплох, и выведя из строя большую часть кораблей, пришвартованных там для ремонта и профилактики. Эта атака полностью дезорганизовала Флот Метрополии, разом лишившийся нескольких крупных кораблей, руководства и орбитальных баз обслуживания…

А затем последовала уже знакомая по Антиге картина: мощное пси-возмущение, фонтаном бьющее с планеты, зовущий маяк темной энергии – и зерги.

Тысячи, сотни тысяч, миллионы прожорливых тварей, уничтожающих всех, кто осмеливается им противостоять…

И значит – флоты перворожденных откроют огонь по конфедератской столице, потому что нет другого выхода…

«Или есть?»

Кассандра встрепенулась, переводя взгляд на экраны.

— Я принимаю решение… мы не можем больше уничтожать невинные миры… мы должны использовать наши армии, чтобы сразиться с зергами и отстоять Тарсонис…

В ответ на слова Тассадара в аурах темпларов вспыхнуло недоумение, перерастающее в яркое, одобрительное восхищение. Вот решение, воистину достойное великого экзекутора, — десятки мыслей слились воедино. Дать бой зергам, а не прятаться за непобедимой мощью военных кораблей, бомбардируя планеты – вот тактика, по-настоящему приличествующая перворожденным. Командующие семнадцатым флотом тоже восторженно поддержали Тассадара – все, кроме советника, естественно. Можно не сомневаться, что никто из судей на арбитрах, сопровождающих главную эскадру, тоже не высказался «за».

Однако на этот раз Тассадар отказался исполнять волю Конклава, открыто напомнив древнее правило «если можешь явить свое милосердие – яви милосердие; если кто-то заслуживает твоей ярости – яви свою ярость»…

Милосердие – людям, умирающему, захлебывающемся кровью Тарсонису; ярость – зергам…

— Эмиссар Конклава, ты хочешь что-то сказать?

— Ты прекрасно знаешь, Тассадар, какой совет я дам.

— Да, прекрасно. Как и ты прекрасно знаешь, что я ему не последую. Эн таро Адун…

«Он вкладывает в это «эн таро» какой-то особый смысл. Возможно, призывая из общей памяти именно те деяния воина-героя Адуна, о которых обычно не говорят. Адун ведь тоже нарушал приказы» — подумалось Кассандре.

— Итак, мы высадим десанты на третьем материке планеты и на космической платформе «Новый Геттисберг»…

— Экзекутор, позволь напомнить, что Тарсонис защищен ионными пушками, что сделает массовую высадку наших сил невозможной.

— Хорошо подмечено, Тер-Нергал. Но мы не собираемся нападать на Тарсонис, мы собираемся оказать помощь людям. Именно поэтому я отдал приказ связаться с командованием Конфедерации…

— Тассадар, ты понимаешь, что подобный поступок – это фактически установление союза с терранами? – мысль Ачернара полыхнула красным огнем недовольства.

— Это всего лишь помощь расе, как никогда нуждающейся в нашей защите, — ответил Тассадар, — то, что требует бремя великого управления, взятого перворожденными на себя, и не более того.

— Ты превышаешь свои полномочия, экзекутор…

— Я всего лишь исполняю… свой долг.

— Мы вызвали Штаб-квартиру объединенного командования в столице Тарсониса, — незамедлительно пришел ответ от одного из операторов связи, — но нам не удается наладить телепатический контакт. Возможно, близость зергов, а так же помехи неясной природы стали причиной этому. Нам пришлось использовать более примитивные технологии, радиограмму… и потому потребуется включить переводные устройства и звуковые трансляторы для терранского языка…

— Не потребуется.

Кассандра сначала не поняла, откуда в словах Талинара такая уверенность; однако прочитала ответ в его взгляде – раньше, чем пришли телепатемы:

— Мы будем говорить через тебя. Ты сможешь переводить для нас?

Она осторожно присела на кресло рядом с Талинаром, смутившись таким предложением. «Переводить», то есть слушать мысленную речь сразу многих, и передавать им ответы командования Конфедерации. Такая вот «непредвиденная ситуация», в которой пси-связь невозможна, а разум человека переведет звуковую речь в мысль куда лучше и точней, чем любое переговорное устройство.

— Я… не уверена, что смогу. Такое огромное расстояние…

— Безусловно, сможешь. Твои пси-способности растут с каждым днем.

— Джессиндар говорил то же самое…

— Он просто констатировал факт, который никто из нас не может отрицать. Мы посылаем запрос в Штаб-квартиру терран. Кассандра, ты согласна переводить для нас?

— Да… конечно.

Протянув руку над кристаллом, она почему-то представила себя секретаршей-киборгом, такой, как обычно дежурили на конфедератских станциях связи, умудрявшихся отвечать на множество запросов одновременно; но здесь все было иначе, проще и одновременно сложней, когда не менее десятка нитей одновременно протянулись к ней, соединились в одну сияющую точку в ее сознании. Сияние в один момент стало почти нестерпимым, но затем стало легче, словно разум настроился на требуемую от него работу транслятора.

«Если бы я знал заранее, что тебе придется… переводить… я бы дал тебе средство для усиления пси-способностей, — сигнал пришел не в общем хоре, он был направлен к ней лично, – так тебе все же будет весьма тяжело. Держись».

«Джессиндар… спасибо».

— Да… да… неидентифицированный вызов, генерал-полковник Уиндстар на связи, — сквозь неясный треск помех Кассандра услышала немного недовольный, молодой голос, а через несколько мгновений на экране возникло и изображение. Командующий штабом обороны Тарсониса действительно был молодым, а Кассандра-то думала, что увидит сейчас кого-нибудь из седоволосых генералов вроде Дюка…

Генерал-полковнику Уиндстару на вид было не больше сорока лет, а на первый взгляд он выглядел еще моложе — затянутый в строгую темную форму, черноволосый, с зеркальными очками, закрывающими почти половину неестественно бледного лица.

— Ваш идентификационный код не удается найти среди списка имеющих доступ к закрытому каналу связи. Назовите себя.

— Генерал Уиндстар, с вами говорит командование объединенным экспедиционным флотом перворожденных под командованием великого экзекутора Тассадара…

Видимо, с конфедератской стороны радисты наконец наладили видеосвязь; Уиндстар снял очки и с явным удивлением уставился в монитор, точнее, на Кассандру, и в изумлении оставил всякий официальный тон

— Что это за… какой еще флот перворожденных?

— Я говорю с вами от имени и по поручению экзекутора, потому что в данный момент невозможна телепатическая связь, которую протоссы предпочитают использовать.

— Невозможна… да, конечно, невозможна, — командующий слегка замялся, и тут же воскликнул: — Да что ты говоришь, какие протоссы? ты ведь человек… немедленно проверьте источник сигнала! Не уловка ли это со стороны «сынов Корхала», — поспешно бросил Уиндстар куда-то в сторону.

— Я не принадлежу к «сынам Корхала», генерал Уиндстар. Я Кассандра Агирре, «призрак» Конфедерации; протоссы спасли меня на Мар-Илионе…

«Планете, которой когда-то вашим командованием было отказано в помощи» — Кассандре хотелось в этот момент бросить в лицо самоуверенному – или только старающемуся казаться таким? – генерал-полковнику Уиндстару что-нибудь обидное.

«Не время говорить об этом. Помни о нашей цели» — остановил ее Талинар.

— С того времени я была на одном из кораблей семнадцатого экспедиционного флота Айюра…

— Бог мой, так вот как они выглядят, — выдохнул в это время Уиндстар, у которого, судя по всему, включились наконец дополнительные экраны, так что теперь он видел не только Кассандру. Несколько секунд взгляд командующего блуждал от монитора к монитору, наконец, Уиндстар снова обратился к девушке:

— И сейчас они попросили тебя… поработать переводчиком?… забавно. От «призраков» есть, оказывается, польза, которую мы даже не предполагали…

— Протоссы перехватили сообщения Конфедерации и предлагают сейчас свою помощь против зергов…

Генерал-полковник подпер рукой подбородок, задумавшись.

— Они тебя там держат как пленницу?

— Разумеется, нет, — Кассандра не удержалась от улыбки. — Скорее как гостью…

Странно звучала человеческая речь в мелодичной тишине, царившей обычно на протоссовском корабле; Кассандра слушала звуки собственного голоса, и ей казалось, что она немного разучилась говорить. И даже подзабыла, как звучит ее собственное имя…

Имя, которое она ради забавы училась писать мнемоническими иероглифами протоссовского языка, подбирая символ к символу. Последний раз у нее получилось что-то вроде «сияющая…»

— Кассандра Агирре, — пришли к ней в ответ неожиданные слова; — с учетом сложившихся обстоятельств, мы, видимо, сможем считать вас сейчас… неполномочным послом Конфедерации к протоссам, если, конечно, они не возражают, — Уиндстар чуть усмехнулся, когда произнес это, посоветовавшись с секретарем.

«Не возражают», — прочла она тонкую мысленную усмешку эмиссара Конклава и улыбнулась. В ее улыбке мелькнуло что-то покровительственное; подумав о десятках золотых кораблей, готовых направиться сейчас к Тарсонису, о громаде «Гантритора», о «Иринефере», на котором она сейчас находилась, девушка невольно почувствовала себя причастной к этому величию. И объединенный флот придет к столице Конфедерации, неся не гибель, а помощь.

Ответы генерала Уиндстара немедленно считывались протоссами из разума Кассандры – в какой-то момент девушке начало казаться, что сознание ее нарезает на ломтики острая сеть пси-сигналов. Это действительно трудно.

— Генерал… великий экзекутор Тассадар будет говорить с вами через меня….

А она сейчас, переводящая слова и мысли Тассадара для Уиндстара – только посредник; и пусть чужие мысли все чаще отдаются гулким эхом боли — она, как никогда, радуется этому диалогу, сверкающим нитям, протянутым через космос, залогу будущей дружбы, союза людей и перворожденных.

«Сейчас еще рано говорить о союзе», — счел своим долгом вставить Джессиндар. – «План Тассадара выходит за пределы доктрины Ди-Ул».

«Это тоже переводить?»

«Нет, не стоит. Переводи сейчас только великого экзекутора».

Девушка коротко кивнула, продолжая передавать слова Тассадара:

— Мы готовы оказать содействие в уничтожении зергов. Нашим кораблям необходимо приземлиться на Тарсонисе и на космической платформе, на которой расположен сейчас главный кластер зерговского улья.

— Мы выключим ионные пушки, когда ваши корабли выйдут на нижнюю орбиту планеты. В этом есть определенная доля риска, учитывая угрозу со стороны флота «сынов Корхала», находящегося в нашей системе, — решение явно давалось генералу Уиндстару тяжело. — Флот повстанцев, возглавляемый крейсерами «Гиперион», «Мицар» и «Норад-II», может начать атаку Тарсониса, и у нас не будет сил отбить их. Наш воздушный флот практически уничтожен накануне, когда экстремисты захватили две космические платформы; наземные войска были значительно ослаблены последовавшим за этим нападением зергов…

— Вам следует держать оборону против зергов… и ваших повстанцев, — Кассандра немного запнулась, подбирая подходящие слова для мысленного термина, используемого протоссами — что-то вроде «отсеченных». — Наша эскадра достигнет системы Тарсониса через два дня…

— Мы… будем вас ждать, — на лице Уиндстара появилась какая-то горькая усмешка. – надеемся, что ваша помощь не окажется такой, как на Чау Сара…

«Да уж… помощь, из-за которой Конфедерация и протоссы оказались в состоянии войны. Можно ли считать, что сейчас эта война окончена? И что заключен союз? Но даже если так… Союз с людьми или союз с Конфедерацией – это две большие разницы»…

— Наши воздушные силы объединятся, — сообщил о своем плане Тассадар. – Десантные отряды основной эскадры совершат высадку на Тарсонисе, а наземным войскам семнадцатого флота предстоит занять и удерживать платформу Новый Геттисберг, уничтожив находящийся там главный улей зергов….

— Мы готовы, экзекутор, эн таро Адун, – немедленно отозвался Талинар.

— Воздушным силам семнадцатого флота следует присоединиться к основной эскадре во время предстоящего сражения…

— Мы готовы, эн таро Адун, — Тер-Нергал и Артанис тут же откликнулись в унисон.

«Передай экзекутору Конфедерации терран, пусть ждут нас. Эн таро Адун. Мы придем»

И Кассандра повторила, присоединяя свой голос к десяткам мысленных голосов, сияющей радуге цвета, сливающихся воедино пси-аур:

«Эн таро Адун… мы придем».
***
Часом спустя Кассандра сидела, откинувшись к стене, на узком диванчике в каюте Талинара Тот уже выразил ей свою благодарность за посредничество в переговорах с Конфедерацией, но не мог беседовать с ней долго – все мысли его были уже поглощены планированием военной операции на Новом Геттисберге. Девушка ловила в его ауре радость по поводу предстоящего сражения, возможности наконец сразиться с зергами в открытом бою – и желания провести операцию как можно безупречнее, ведь ему впервые предстояло руководить войсками в должности претора. План космической платформы и расположение на ней колонии зергов были переданы генералом Уиндстаром, и Талинар сейчас изучал его, мысленно уже располагая на карте врата, нексусы и пилоны…
— Я вам не помешал, претор?

— О, в кои-то веки выбрался с арбитра и решил посетить нас лично? Чем мы обязаны такой честью? – ответ Талинара был насмешливым, но не таким, чтобы на него обижались старые приятели. Во всяком случае, Джессиндар, давно привыкший к такому стилю общения со стороны того, кого по-прежнему считал другом, даже если Талинар был с этим не согласен…

— Я все еще советник флота, если ты этого еще не забыл. Даже если флот не всегда следует моим советам, — Джессиндар спокойно уселся в кресло напротив.

— Мы следуем сейчас воле великого экзекутора и исполняем его приказ… ты это знаешь.

— Он действует против указаний Конклава, и ты тоже это прекрасно знаешь. Если Тассадару не удастся одержать победу над зергами в наземном сражении, ему будет приказано вернуться на Айюр и предстать перед судом, чтобы ответить за все свои ошибки…

— Ты не веришь в нашу победу в этом сражении?

— Вспомни Темайон…

— Ты предлагаешь мне вспомнить? Только то, что вовремя не было прислано подкрепление, вынудило нас тогда отступить…и потерять эту базу…

— Да, я предлагаю вспомнить, что неудача в наземном сражении против зергов на Темайоне была одной из причин нынешнего плана действий, разработанного Конклавом…

— А так же они скрыли всю информацию о случившемся там так, будто этого никогда не происходило…

— Тебе были даны все соответствующие объяснения касательно этого…

— Да, и лекция о законах кхалы на пару часов в придачу…

— Хочешь сказать, что она тебе не нужна была тогда?

— Конечно, нужна. Как и вы мне всегда нужны, чтобы контролировать мои мысли, чтобы учить меня, что я могу думать и что имею право читать…

— Это основы нашего существования, Талинар, законы, которым должны следовать все. Все без исключения…

— Есть некоторые, кто смог стать исключением… — осторожно ответил претор.

— Те, о ком ты говоришь, падшие еретики, и я могу лишь скорбеть о них, отсеченных, лишивших себя истины. Когда-нибудь, я надеюсь, мы сможем воссоединиться на пути восхождения… но это не то, что я хотел с тобой обсудить.

— Конечно, вы всегда меняете тему, как только речь заходит о чем-то, что выставляет вас не в лучшем свете…

— Претор Талинар, я хотел бы ознакомиться с твоими соображениями относительно будущей операции на Новом Геттисберге, — ответил Джессиндар сухо, и чуть сильнее сжал рукоятку своего жезла.

— Хорошо, советник… я надеюсь, ты не будешь утверждать, что знаешь военную стратегию лучше меня?

— По крайней мере не хуже…

— Что ж, посмотрим. Вот мой предварительный план расположения наших сил на платформе и направления атаки на главные ульи зергов… я предлагаю немедленно начать с постройки двух баз, что обеспечит нам выгодную позицию…

Некоторое время оба протосса молчали, вместе созерцая и обдумывая составленную Талинаром схему. Претор старался казаться уверенным в своем плане, но в то же время ему явно приходилось скрывать волнение.

— Итак, советник, что скажешь?

— Прежде всего скажу о совершенно нерациональном расположении пилонов и явном недостатке фотонных пушек…

— Невидимых зергов не существует, а против закопавшихся вдали от наших баз фотонные пушки все равно не помогут. Куда эффективнее для того, чтобы следить за перемещениями зергов, будет запустить несколько наших развед-зондов и использовать мобильные патрули…

— Это разумно, Талинар, но я также посоветую перенести несколько обсерваторий…

— Развед-зондов нашего флота вполне хватит…

— Что ж, они в твоем распоряжении, — легко согласился джудикейтор. — Опять же, я могу лишь дать совет. Защита обоих баз мне кажется недостаточной…

— Потому что мы и не собираемся обороняться, мы собираемся атаковать, причем стремительно…

— Тем не менее, не стоит забывать об обороне…

— Хорошо, хорошо. На защите северной базы будет отряд зилотов под началом Найры… на южной поставим дополнительные фотонные пушки… где-нибудь здесь… и, например, здесь…

Кассандра улыбалась, глядя на то, как протоссы спорят друг с другом, передвигая с места на место синие огоньки на пси-проекции карты. Это было больше похоже на какую-то стратегическую игру, чем на планирование сражения, которое должно состояться всерьез.

«Впрочем, если вдуматься, весь мир – только большая стратегическая игра, придуманная не нами…»

— … и здесь тоже расположим укрепления. Теперь ты доволен?

— Ты ведь видишь, что западный проход к месторождениям минералов остается практически открытым…

— Зерги не доберутся до них. Мы просто-напросто уничтожим их раньше.

— Я тоже хотел бы быть в этом уверен…

— С каких это пор ты страдаешь недостатком веры, джудикейтор? – тут же с любопытством прищурился Талинар. — Я рассчитываю на стремительную атаку с нескольких врат, а не на то, что мы будем отсиживаться за фотонными пушками, поджидая зергов …

— Почему бы не занять еще одно месторождение минералов? – советник флота продолжал гнуть свое.

— Потому что мы не крепость здесь строим…

— Следует опасаться непредвиденных обстоятельств…

— Это ведь ваше дело – предвидеть? А наше дело – сражаться… тогда как вам – смотреть со своих арбитров, как это происходит… — ответил Талинар, не удержавшись от колкости.

— Ты не прав. Мы всегда на страже, чтобы помочь… и я могу тебе объяснить…

— Именно сейчас? Или дашь мне закончить план, и поищешь пока более благодарного слушателя для своих проповедей?

«Ну и что прикажешь мне с тобой делать?» – явственно читалось в глазах Джессиндара.

— Ладно, занимайся пока планом. Я еще раз обсужу его с собой позже. Кассандра, хочешь побыть благодарным слушателем? – добавил он, вставая.
Девушка кивнула, тоже встала со своего места и – пошатнулась. Неужели «перевод» так сильно утомил ее? Ее никогда еще не приходилось получать и транслировать пси-сигналы на такие огромные расстояния – и тем более стольким собеседникам одновременно – как бывшим рядом, так и находившимся на других космических кораблях… вера в то, что у нее получится, помогла это сделать; но все же, она не ожидала такой усталости.

Свет вспыхнул в глазах — яркий, сменившийся размытым туманом; словно снова взорвался зеленый кристалл в храме Ксел’Нага…

Что-то не так. Она будто проваливалась в глухой морок отчуждения.

Что-то не так… неправильно…

— Мы не должны высаживаться на этой платформе… будет только хуже…

Джессиндар тут же коснулся ее сознания, сканируя разрозненные, тревожные мысли.

— Не должны высаживаться? Тогда что ты предлагаешь?

Талинар, отвлекшись от медитации над картой, тоже с любопытством взглянул на девушку.

— Я просто чувствую… случится… ужасное… это соглашение о помощи – ошибка, чудовищная ошибка…

Она пыталась сказать, но не могла; слишком размытым, нечетким было предвидение, картина, пришедшая к ней, преломлялась в кривом зеркале усталости.

И никто не поверил Кассандре — ни на секунду.

— Ужасное для зергов, может быть, но никак не для нас, — ответил Талинар добродушно. Он был уверен в победе так, будто сражение уже совершилось.

— Тебе ведь не по душе, что флот Тассадара уничтожил колонии терран. Если бы великий экзекутор и сейчас последовал указаниям Конклава, наши корабли уже выжгли бы дотла столицу Конфедерации. Неужели такой исход кажется тебе более правильным? – с интересом спросил джудикейтор.

— Да… нет… Боже мой! — воскликнула девушка, обхватив голову руками – и падая обратно на сиденье.

Проклятый дар предвидения, которому никто не верит именно тогда, когда есть еще шанс что-нибудь предотвратить…

Ей не найти нужные слова. Не убедить протоссов в том, что то, что она видит сейчас — не галлюцинация, порожденная усталостью, а жестокая, неотвратимая реальность.

Смерть. И кровь. Много крови. Волна зергов, сносящая терранскую базу… чудовищные создания, рвущие тела потерявших надежду на спасение солдат…

Видения двоятся и повторяются, словно все, предсказанное в них, происходит несчетное множество раз.

Все время – по-разному, и все время происходит одно и то же. Черный танец смерти и хаоса, вихрь наступающих зергов, сметающих все – без страха и жалости…

И единый разум, воплощенная воля Роя, струится в них – и ищет кого-то, ищет и зовет, чтобы найти…

И находит…

— Воистину… лучше было бы уничтожить Тарсонис…

— Успокойся, — Джессиндар протянул ей стакан с золотистым напитком. — Это придаст тебе сил… думаю, что длительное телепатическое общение с командующими объединенного флота утомило тебя. Несмотря на то, что твои способности к использованию пси значительны…

Она пригубила бокал, всматриваясь в ауру Джессиндара — и читая в ней привычную надменность и в то же время искреннюю заботу.

— Ну же, успокойся.

И она действительно ощутила мягкую негу покоя; тревожные видения остались далеко-далеко, стерлись, позабытые, будто дурной сон – и не более того.

Джудикейтор касался ее разума точно и умело, словно извлекая мелодию из струн ксилефера.

«Что-то вроде сеанса психотерапии по-протоссовски? Надо признать, что это довольно приятно».

«Не всем нравится. Нашему претору никогда не нравилось, определенно… — веером рассыпались белые искры улыбки. — Что ж, предлагаю не отвлекать его сейчас от стратегий. Поскольку тебе стало лучше, чему я, несомненно, рад, напомню тебе, что ты вроде собиралась побыть благодарным слушателем для моих проповедей. Или хочешь просто позаниматься в библиотеке?..»

«Будешь читать мне до утра страницы священных книг?»

«Буду. Если попросишь».

10.

— Скажи… Талинар – всегда такой?

— Ты о том, что он – все время с чем-нибудь не соглашается, спорит? – понимая, кивнул джудикейтор. — Таковы почти все саргасы…

— Странно.

— Что именно тебе кажется странным?

— Реформа Кхаса, насколько я узнала, должна была стереть различия племен…

— Полностью это даже ему, величайшему из аколитов света, было бы сделать невозможно. Надо было уничтожить всю память, все традиции, разлучить все семьи, чтобы племена стали полностью похожи одно на другое, все на одно лицо. И, признаюсь, правильно, что это никогда не было сделано. Это принесло бы куда больше вреда, чем пользы для всей нашей цивилизации…

Джессиндар по привычке вертел судейским жезлом в руке, любуясь на золотистые иероглифы. Слова наставлений ложились одно к другому – привычно и просто:

— Мы пришли к единству в многообразии. Все самые лучшие таланты и традиции каждого из племен поставлены на службу кхале. Так достигается гармония…

К ней перворожденные пришли не сразу – Кассандра припомнила поведанную ей историю бесчисленных «переходных периодов», составляющих «эпоху раздора». Долгие столетия войн и крови. Нет ничего печальнее, чем протоссы, сражающиеся друг с другом; воистину хорошо и правильно, что им удалось прийти к единению…

Почти всем.

Были еще несогласные, поставившие свою индивидуальность выше всеобщего единства, выше совершенства и могущества, которое обретали адепты кхалы, постигая искусство управления светлой стороной пси-энергии. Племена, ценившие свои традиции больше процветания всей расы, свое одиночество и свободу предпочитавшие радости подчинения общим законам.

О них почти не говорят, или не говорят вообще ничего, словно их и не существует вовсе и не существовало никогда. Отступников, еретиков, темных.

Адун, высший темплар, чье имя бессчетное число раз прославили в формулах призвания памяти, был одним из тех, кто пытался направить упорствующих к свету; но и у него, доблестного защитника кхалы, не получилось обратить их… и тогда павшие были обречены на изгнание с Айюра, и забвению преданы их имена.

Мало что можно узнать обо всем этом; Джессиндар рассказывает не слишком охотно, а свитки и кристаллы в библиотеке «Эль-Раакса» хранят лишь скупые, жесткие строки. Темный путь – соблазн, и от законопослушных кхалаев, недостаточно укрепившихся в вере, как правило, скрывают то, что он вообще существует.

Но все равно находятся те, кто задает слишком много вопросов, кого неуемная жажда свободы подталкивает к этому пути…

— …все племена приняли учение пресветлого Кхаса, одни – раньше, другие – позже; одни – с восторгом, другие – после долгих раздумий и сомнений. Саргасы были одними из последних, кто смирился с ее торжеством; они никогда не любили признавать над собою ничьих законов. Не все согласились мирно; легионам темпларов, доблестных воинов новой веры, пришлось брать штурмом немало их цитаделей – как на Айюре, так и на землях наших колоний. Это были жестокие битвы, последние войны так называемого восемнадцатого переходного периода… но они были необходимы во имя всей нашей расы, во имя мира, и то, что мы видим сейчас – тому подтверждение. Айюр, превращенный в цветущий рай, не это ли зримое доказательство верности учения кхалы?… — Джессиндар не столько задал вопрос Кассандре, сколько сам произнес ответ.

— А Талинар всегда твердит об одном – что не любит, когда кто-то решает за него…

— Я к этому за пару сотен лет почти привык…
***
Белое солнце над Иридонумом палило нещадно; даже любившие жару протоссы прятались в тень, скрывались в домах и в атриумах, тянулись к фонтанам и водоемам, от которых веяло хоть какой-то прохладой.

Джессиндару тоже хотелось забрести сейчас в какой-нибудь из редких на Иридонуме садов, побыть в тени и немного отдохнуть. Или спуститься к реке… — он с сомнением перегнулся через перила моста, по которому шел, и посмотрел вниз, на стайку девушек, как раз в этот момент решивших, что искупаться в такой жаркий день – определенно мудрое решение.

«Давай, красавчик, правильно, спускайся к нам» — просигналила ему одна из девушек задорной телепатемой.

«Расскажи нам про кхалу, а потом искупаемся» — предложила вторая, уже сбрасывающая с себя золотистые доспехи.

«Или сначала искупаемся, а потом почитаешь нам что-нибудь?»

«Не могу, — с искренним сожалением телепатировал он в ответ. – У меня задание…»

«Ну ладно, давай-давай, учись. Выучишься – приходи…» — слова девушек рассыпались в пси-ауре искорками беззаботного смеха, но Джессиндару стало обидно.

Только что на него смотрели как на возможного кавалера, а теперь – глядят снисходительно, как на школьника, вчера лишь произнесшего «лестницу отрицания» и получившего судейский жезл.

«Любой темплар к полутораста годам уже зилот, воин, окруженный уважением, который может прославить себя в боях, а ты так и ходишь учеником. И все на тебя именно так и смотрят… У меня всего лишь третья ступень, а выступать в Трибунале позволяют только с четвертой. Тогда же можно получить какую-нибудь должность в обсерватории. Ничего серьезного тебе все равно не доверят, разве что-нибудь из раздела поручений, с какими любой кхалай после тренировок бы справился. Вот и проявляй себя, как знаешь…»

Он почти с ненавистью посмотрел на маячившую над ним полупрозрачную тень развед-зонда, который ему поручили отлаживать. Да уж, это только поначалу Джессиндару казалось, что подобное практическое занятие будет интересным. После того, как он несколько часов пробродил по городу, менял настройки и без конца считывал показания зонда, который летал следом, точно привязанный, это юному джудикейтору порядком прискучило.

В конце концов, он не сомневался, что обладает талантом, достойным лучшего применения. Звание первого ученика уже не один десяток лет принадлежало ему, чем Джессиндар заслуженно гордился, хотя, какой в этом был толк, если ничего серьезнее возни с развед-зондами да копания в архивах обсерваторий ему пока не поручают?

А начинать по-настоящему заниматься заботой о душах и учить других законам кхалы вообще можно не раньше, чем получив шестую ступень и сдав полтора десятка экзаменов…

И еще совсем не факт, что после этого сразу доверят водить арбитр…

И что вообще доверят…

Так хочется хоть как-то проявить себя сейчас! А нужно — из года в год учиться, и ждать, ждать, пока тебе выпадет шанс совершить хоть что-нибудь существенное… если вообще получится.
Он снова покосился на надоевший развед-зонд. Тот в ответ шевельнул лопастями, моргнув холодным зеленым светом. Джессиндару показалось, что прибор над ним просто насмехается.
«Ну хоть бы Талинар был здесь, что ли. Повозились бы с этим зондом вместе. А то просто смертельно скучно!..»
Талинара он надеялся встретить у архивов, но застал там только Сарэйко. Девушка стояла у золотистого здания – как всегда, безупречно красивая в своем синем облачении. Недолго ей пришлось ходить в доспехах зилота – наставники давно уже обратили внимание на ее таланты и теперь призвали учиться дальше. Говорят, у Сарэйко уже получается создавать псионный шторм, и она делает большие успехи в творении иллюзий…

«А ты ходишь по улицам с развед-зондом над головой, и выглядит это так, будто не ты его отлаживаешь, а наставники его за тобой послали, чтобы понаблюдать, не творишь ли ты чего недозволенного»…

— Приветствую, Сарэйко, — он поздоровался, подходя ближе.

— Эн таро Адун, джудикейтор, – девушка ответила с неуловимой смесью почтительности и насмешливости, воистину доступной только саргасам.

— Ты знаешь, где Талинар? Я даже его пси-волны не ощущаю…

Сарэйко чуть пожала плечами, поглядела мимоходом на маячивший в вышине развед-зонд.

— Он мне не говорил… Он уже несколько дней где-то пропадает…

— Где это он может пропадать?

— Не знаю. Уходит сразу после занятий, никому ничего не сказав. Иногда один, иногда с парой приятелей…

Несмотря на то, что ответила девушка вполне искренне и беззаботно, Джессиндар нахмурился, словно подозревая что-то неладное.

— Вы с ним любите друг друга. Вы связаны… Ты не можешь не чувствовать…

— Да уж, — она прищурилась, глядя на него – колюче и иронично. – А у тебя просто талант копаться в чужих мозгах…

Джессиндар смутился – хотя в то же время не мог не испытывать гордость. Он всего на третьей ступени, а так легко обошел ментальную защиту высшего темплара. Видели бы это сейчас наставники! Хотя… ему все-таки действительно стало неловко. Они ведь старые друзья, много лет друг друга знают, и Талинар давно уже зовет Сарэйко сестрой своей души. Надо было, наверное, просто как следует ее расспросить, у девушки ведь нет причин для недоверия… нет же, поспешил воспользоваться тем, что он — джудикейтор и имеет право читать закрытые от других пласты сознания.

Ну вот, прочел. И узнал, где его друг находится сейчас. То, о чем и сам мог бы, наверное, догадаться… они же с Талинаром вместе сколько раз сидели у врат межреальности за городом – рядом с развалинами древней саргасской цитадели. Талинар и в одиночку часто любил приходить туда…

Не стоило ради этого пользоваться своей властью, лезть в чужой разум…

— Сарэйко, э-э… — он с огромным трудом заставил себя произнести, наконец: — Прости…

— Да что ты, джудикейтор? За что мне тебя прощать?

— Ну раз считаешь, что не за что, то и не прощай, — ответил он резко, гордо вскинув голову. Потом развернулся и двинулся прочь – развед-зонд тут же поплыл следом за ним.

— А я думала, ты зонд здесь оставишь, чтобы за мной присматривать, — донеслась до него ехидная усмешка Сарэйко. – А он, оказывается, наблюдает за тобой…
Ну вот, всегда так. Определенно, день сегодня складывался неудачно…
Это он повторил самому себе по крайней мере несколько раз, пока поднимался на полуразрушенную каменную пирамиду заброшенного храма. У портала Талинара не оказалось, Джессиндар несколько раз обошел дворик цитадели, заглянул в пару комнат. Пси-волна его друга действительно чувствовалась, но очень слабо, тонко; зилот не откликался на зов, почти совсем отгородился от сети общего сознания, и Джессиндару это не нравилось.

«Хотя, может он просто хотел побыть один?»

Неестественное и неразумное для протосса стремление, конечно. Но ведь не запретное. В конце концов, Талинар всегда любил медитировать в одиночестве, и любил эту древнюю цитадель, всю словно пропитанную воспоминаниями, теплым дыханием прошлого…
Камни, источенные временем, крошились под ногами. Джессиндар подумал, что ему совсем не улыбается проверить свою приспособленность к ускоренному спуску по пирамиде, и вовсе не хочется пересчитывать полуразрушенные ступеньки с помощью собственных частей тела. А левитации будущих судей не учат…

Лестница к вершине становилась почти отвесной. Мысленно смирившись с тем, что после такой прогулки придется, скорее всего, менять безнадежно перепачканное белое облачение, он упорно продолжал лезть наверх, цепляясь руками за камни. Даже если Талинара наверху не окажется, не поворачивать же назад на полдороге. Ни один темплар не стал бы отступать, а значит, он не должен тем более, правильно? Чтобы во всем быть лучшим…
Надоевший развед-зонд маячил в стороне и скептично помаргивал зеленым огоньком.
— Я тебе, надеюсь, не помешал?

На вершине заброшенного храма, невзирая на знойный день, было необычно холодно. Маленькая комнатка, потолок которой давно обрушился, продувалась всеми ветрами. Сквозь большие проемы бывших окон можно было полюбоваться пейзажем – однообразными песчаными холмами пустыни, узкой, почти терявшейся в этих холмах темной лентой реки и белым городом далеко вдали. Ярко сверкали, отражая солнечные лучи, бока золотых пирамид, привычно доминировавших над столицей Иридонума, кое-где среди белых и золотых зданий крошечными островками зеленели сады…

— Жаль, что я не рискнул забраться сюда раньше. Здесь действительно очень красиво… — продолжил он, видя, что друг не отвечает.
Талинар сидел на рухнувшей колонне – песчано-желтой, как и все камни, из которых была сложена цитадель.

Погруженный в задумчивость и потому сразу не заметивший друга…

Один.
Уже второй раз за этот день Джессиндар почувствовал себя неловко. Приятель пришел сюда полюбоваться городом, помедитировать, а джудикейтор со своей настырностью развел, понимаете ли, панику, «допросил» Сарэйко, теперь забрался сюда. В другой раз они поднялись бы на эту пирамиду с Талинаром вместе, и не стоило так уж суетиться только потому, что тебе наскучило возиться с зондом…
Развед-зонд, помаргивая безразличным зеленым глазом, подплыл ближе и застыл в небе над ними.
И вслед за этим – из ниоткуда – начали проявляться полупрозрачные тени…
Джессиндар даже не сразу понял, что видит их не собственными глазами, а только через сигнал развед-зонда; слишком уж поразило его увиденное. Несмотря на то, что из архивов он знал многое о тех, кого называли отступниками, падшими, предателями света, он все же не ожидал встретить их на Иридонуме, справедливо рассуждая, что «Темные», изгнанники с Айюра, всегда будут держаться в стороне от кхалайских колоний.
И вдруг – они здесь. Рядом. Кажущиеся не столько живыми существами, сколько призрачными порождениями тьмы; их пси-волны – почти неуловимые, холодные, пронизанные этой тьмой – ледяное воплощение одиночества.

Каждый из Темных – одинок до скончания дней своих, потому что отсечен от объединяющей всех перворожденных общей связи…
Протосс, стоявший ближе всех ко входу в комнату, был совсем молодым. Завидев незваного гостя, он обернулся к своим товарищам, встревоженно – и джудикейтор увидел его варварски обрезанные вибриссы.

Джессиндар даже чуть поежился, непроизвольно пощупав за спиной собственный длинный «хвост»…

«Значит, они действительно это делают…» – пронеслось у него в голове.
Он перевел взгляд на Талинара, почти растерянно – потом на Темного, сидевшего рядом с зилотом. Еще одна фигура, казавшаяся неподвижной статуей, закутанной в сине-зеленый плащ, пряталась в тени уцелевших колонн…

Все пришельцы скрывали повязками свои лица, и с виду были почти одинаковыми в своих причудливых одеяниях. Их нелегко было рассмотреть — изображение с развед-зонда оставалось нечетким, полупрозрачным. Ни один из Темных не носил привычных для кхалаев кхайдаринских амулетов – зато на груди того, кто сидел рядом с Талинаром, тускло блеснула гранатовая капля оправленного в серебро незнакомого кристалла, словно сочившегося темной энергией.

Символы, украшавшие одежды Темных, были отчасти знакомы джудикейтору, отчасти совсем непонятны; вместе с обычными иероглифами мнемоязыка можно было заметить такие, значение которых было неясным. Возможно, если обратиться к архивам девятнадцатого переходного периода – именно к этой эпохе относят изгнание отступников – можно будет что-нибудь расшифровать…
«Это было бы очень интересно», — сказал он сам себе, но долг джудикейтора был важнее любопытства. И он уже посылал свой пси-сигнал – стремительной синей стрелой через поле общей связи, справедливо рассудив, что появление Темных на Иридонуме – дело столь неотложной важности, что следует вызвать не кого-нибудь из наставников, а прокуратора Альгенейю лично.
— Темные темплары! – его телепатема достигла своей цели, превратившись в цветочный бутон синей вспышки в холодной ауре прокуратора.

Джессиндар почувствовал, как сразу несколько помощников Альгенейи из Трибунала «подсоединяются» к нему, открывая каналы к его сознанию на уровне, который используют только судьи. Несмотря на то, что они все сейчас должны были воспринимать то, что ощущает он, и видеть его глазами, он на всякий случай повторил свой сигнал еще раз, чтобы увериться, что его хорошо «слышат».

Впрочем, судьи просто ждали ответа прокуратора, который коснулся их всех через несколько долгих секунд – строгий и отчетливый, словно в нем уже отражалась беспощадность будущего приговора:

— Темные темплары здесь! Это возмутительно!

— Нарушить границы нашей колонии, что они себе позволяют? – тут же поддакнул Абриан, первый помощник Альгенейи, тускло-сумрачным всплеском телепатем.

— За эту дерзость они будут сурово наказаны!

— Так, как велит священный закон… — согласно отозвались остальные, последние слова рассыпались на искры и повторились в аурах каждого из судей многократно:

— Наказать отступников! Покарать их без жалости! Так, как написано в законе кхалы…

На фоне этого сумбурного хора ярче молнии сверкнули слова Альгенейи:

— Абриан, немедленно готовь мой корабль!

— Слушаюсь, прокуратор…

Отблеск синей молнии коснулся ученика третьей ступени, обнаружившего Темных – и все так же стоявшего, поеживаясь от беспокойства и холода, на вершине храмовой пирамиды:

— Джудикейтор Джессиндар, задержи их до нашего прибытия. Свет кхалы пребывает с тобой! Эн таро Адун!

— Эн таро Адун! — откликнулся он, встрепенувшись.
Голоса внезапно померкли, канал пси-связи оборвался; Джессиндар почувствовал, что Альгенейя «отключилась» от его сознания, и он остался один…
То есть, вместе с Талинаром, конечно.
И с Темными…
Он растерянно теребил кристаллы, болтавшиеся на поясе, уставившись на своего друга – вложив в этот взгляд всю горечь и всю досаду, на которую только был способен. И никак не мог подобрать слова, поэтому зилот заговорил первым.

— Да, это действительно они. А ты мне все еще будешь говорить, что Темных не существует?

— Не существует, — повторил Джессиндар автоматически, понимая, что выглядит совершенно глупо.

Даже в сумрачных аурах отступников замелькали искры улыбок.

— А если тебе Конклав скажет, что на руке у тебя пять пальцев, а не четыре, сколько их будет на самом деле? – засмеялся один из темных. Вернее, одна – девушка в темно-синем плаще, небрежно прислонившаяся к испещренной иероглифами колонне, лотосовидная капитель которой давно поддерживала лишь пустоту.

Ехидное замечание девушки джудикейтор стойко проигнорировал, вместо этого снова заговорил с Талинаром – казалось, что холодные взгляды отступников пронзят его насквозь колючими насмешками:

— Общаться с Темными – ересь!… — выпалил он формулу, навсегда впечатанную в разум словами наставников. И добавил, как-то даже смущенно, не в силах скрыть в своей ауре растерянности:

— Талинар, ты же мой лучший друг… я никогда не ожидал от тебя…

— «Общаться с Темными — ересь!» — повторил протосс, сидевший рядом с Талинаром, и глаза его недобро сверкнули желтоватым светом. – Знал бы ты, сколько сотен раз, на скольких мирах нам это повторяли… и ты повторяешь это, потому что тебе так сказали. А свое мнение у тебя есть?

— Или ты давно уже не думаешь сам? Давай позволим Конклаву думать за всех… — добавила девушка, складывая руки на груди и с вызовом глядя на него.

Самым обидным было то, что они при этом смеялись.

И Талинар, пряча взгляд от гневного сиреневого огня в глазах своего друга, смеялся вместе с ними.

«Талинар… как ты мог… предать кхалу… предать нашу дружбу?!»

Он телепатировал это приятелю, почти вбуравил эту мысль в его разум – уже без стеснения пользуясь способностями джудикейторов.

Тот не ответил – только помрачнел, отвернулся в сторону.

А ведь сколько раз они клялись, не иметь друг от друга никаких тайн, вместе идти путем совершенства, быть друзьями-навсегда, делить и радости и беды…

Сколько раз Джессиндар повторял себе, что всегда будет заботиться о товарище, всегда будет на страже, чтобы объяснить, помочь, поделиться светом…

«А сейчас за тобой приходит кто-то из тьмы, и наша дружба уже позабыта?»

— Талинар, — с легким упреком заметил темный темплар, сидевший на рухнувшей колонне, — мы, между прочим, просили тебя прийти одного, а не судей за собой притаскивать…

— Он не судья, — тут уже Талинар почувствовал, что ляпнул жуткую глупость. — Он мой друг…

— Хорошие друзья у тебя. Всегда обеспечат промывку мозгов с доставкой на дом.

— Зераксан… не надо так говорить…

— Скажешь, что я не прав? Эй, Этамир… У нас тут гости. Не ожидал? А мы ведь предупреждали, что твоя затея добром не кончится. «Давайте, навестим братьев наших-Светлых, пусть поучатся нашей правде, придем к ним не с варп-клинком, а со словом проповеди»… Может, и этому хочешь попроповедовать?

— Этим проповедовать бессмысленно, — заявил Темный, доселе Джессиндаром не замеченный, появляясь из-за колонны – еще одна полупрозрачная тень, прячущая лицо под повязкой – только голубые глаза ярко сверкают. — У них и собственного-то разума нет – одна кхала осталась…

Несмотря на отчетливое понимание, что ему и его товарищам визит джудикейтора не предвещает ничего хорошего, Темный смотрел на Джессиндара бесстрашно и в то же время с легким презрением.

Джудикейтор решительно шагнул ближе – выхватил свой жезл и направил Темному в грудь.

— Вы нарушили территорию кхалайской колонии! – он возмущенно поглядел на Этамира, потом перевел взгляд на его товарищей и для верности указал на каждого. — Вы все арестованы! Ваше дело расследуют… Вас всех будут судить… и поступят с вами так, как предписывает закон кхалы!

Выпалив все это, он глубоко вздохнул, после чего ткнул своим жезлом в плечо Талинара и гордо закончил:

— И мы вернем на путь истины всех тех, кого вы пытались соблазнить своими ересями!

— Послушай! – Талинар не выдержал, вскочил на ноги. – Это не ереси… в их словах есть правда… Помнишь, что ты мне рассказывал… про «Догматику Сотворения?» Я теперь знаю… Гэлланто, мятежный Ксел’Нага, не умер… он стал учителем Темных Темпларов…

— Почему бы тебе не называть их истинными именами? Они даже темпларами зваться недостойны – падшие, отступники, отсеченные!

— Это только имена, которые мы… кхалаи… даем им…

— Талинар! Я никогда не ожидал такого от тебя! – повторил Джессиндар, почти отчаянно.

— Возможно, что он и сам от себя не ожидал. Наученный с детства повторять то, что решают за него судьи… Но все-таки оказался в силах принимать решения сам… — произнес Этамир необычно мягко.

Не столько споря с джудикейтором, сколько обращаясь сейчас к молодому зилоту, уже попавшему в сети заманчивых темных речей…

О да, у них есть очень много красивых слов. О поэзии тьмы, о собственном выборе, об одиночестве… «Ядовитые цветы ереси всегда необычайно красивы. Надо быть стойким в свете, чтобы противостоять их соблазну» — вспоминал Джессиндар поучения наставников, продолжая в то же время с любопытством рассматривать Этамира.

Лидер Темных был намного старше своих товарищей, в синих глазах его светилась мудрость и глубокий жизненный опыт. Но и боль – тяжкая, затаенная боль мерцала в этом взгляде.

Немало пришлось повидать этому одиночке за долгие столетия бесконечных скитаний среди холодных галактик, чужих звезд и планет.

Ни одна из которых не может заменить протоссу, — темному ли, светлому ли – возлюбленной родины всех перворожденных, Айюра.

Вечное изгнание, на которое отступники были обречены Конклавом – более страшно, более жестоко, чем смерть…

Джессиндар скользил взглядом по причудливой вязи тонких голубых иероглифов, украшавших плащ Темного, пытаясь угадать смысл знаков на серебряном амулете с тускло-красным камнем, хранившим в себе свернутые в клубок потоки пси-энергий, сконцентрированную, сгущенную тьму.

Ему, привыкшему к свету, было больно и непривычно присутствие этой тьмы, и он потянулся мыслью к спящему осколку синего солнца, своему кристаллу кхайдарина, продолжая тем не менее коситься на Этамира.

«Вам очень одиноко… я чувствую это… вы лишены общей связи, великого единства… мне жаль вас…»

«Вот уж от кого нам не требуется жалости, джудикейтор, так это от тебя» — отрезал Этамир – короткой, гневной алой вспышкой.

В этот же миг тонкие светлые импульсы коснулись сознания Джессиндара, принося ощущение защищенности, внушая надежду на помощь:

— Задержи их. Мы уже совсем близко. Не дай им уйти!

Джессиндар тут же кивнул, решительно, слова судьи Абриана его успокоили и обнадежили – он выполнит приказание в точности! – и протянул к Талинару руку, торжественно вопрошая:

— Друг мой, неужели ты предаешь свет?

Талинар замялся, не зная, что ответить на вопрос, поставленный настолько ребром, и переводил взгляд то на своего возмущенного друга, то на Темных, чьи проповеди за три последних дня так взволновали его душу. От Джессиндара не ускользнули сомнения, наполнившие тусклым облаком ауру зилота.

— Твое место не с ними!.. Загляни в свое сердце и ты увидишь, что принадлежишь свету… того, кто сам становится светом, тьма не может коснуться…

Да уж, не лучший аргумент в этот момент – мантра отрицания-тьмы, она же слова Темного Учителя… он не умер? Что сказал Талинар про Гэлланто? Ксел’Нага — отступник стал учителем Темных Темпларов? Как это интересно, как бы много он отдал за то, чтобы обо всем этом получше разузнать…

Молодого джудикейтора чуть не задушило отчаянное любопытство, но он держался стойко.

— Джессиндар, я… уйду с тобой… только поклянись мне, что они… — Талинар указал на своих новых знакомых – уйдут отсюда невредимыми…

— Я не могу…

— Обещай!

— Даже если я обещаю, это все равно ничего не изменит. Решение не в моей власти…

— А во власти его дружков из Трибунала, которым он разумеется все уже сообщил, — констатировал Этамир довольно спокойно.

Теперь настал черед Джессиндара отводить взгляд. А отступники, пришельцы из тьмы, смотрели на него презрительно и холодно – другого ведь от него они и не ожидали.
Да он и не мог поступить иначе…
В небе над цитаделью уже мелькнул силуэт золотистого арбитра.

— Прокуратор Альгенейя! – воскликнул Джессиндар при виде корабля радостно, почти восторженно. Пси-поле уже менялось, распускаясь причудливыми цветами…

В лицах Темных отчетливо читалось одно решение: пора уходить. Причем по возможности немедленно.

Поняв их намерение, Джессиндар отступил назад, закрывая проход к лестнице. Ему велели их задержать, так что он будет выполнять приказ до конца…

«Бежим!» — воскликнул самый молодой из Темных, которому на вид даже сотню лет можно было дать с трудом.

«Надо подождать, пока наши корсары…» — возразил было ему Этамир.

«Поздно! Бежим!» — тот стремглав бросился к выходу, отталкивая джудикейтора в сторону – в тот же миг остро вспыхнуло холодное пламя желтого клинка.

Прикосновение темной пси было необычайно болезненно; щиты у судей всегда были чисто символическими, разве что данью традиции. Тонкий синий ореол вокруг Джессиндара принял удар и мгновенно растаял – тело обожгла пронзительная боль.
— Все равно, вам не уйти!.. — повторял он, почти не обращая внимания на полученную рану – и сияя от радости, что ему только что удалось пострадать за кхалу.

Джессиндар был уверен, что Темные сейчас его непременно убьют, и он станет настоящим героем, исповедником света, защитником истины; его имя заключат за это в формулы памяти и будут повторять юным джудикейторам в назидание, вот оно, настоящее счастье! А он-то еще думал, что сегодня неудачный день, – с такими мыслями он лежал на полу и с торжеством глядел в зеленый зрачок развед-зонда.

Даже Талинар слегка опешил, не ожидавший от своего приятеля подобного фанатизма…

Девушка–Темная осторожно выглянула между тем в оконный проем:

— Этамир, — там не только фанатиков полно, они даже драгунов сюда притащили…

— Да уж, можно гордиться, что нас встречают с таким почетом. Будем прорываться! А вот этого все-таки стоит проучить…

Лезвие Этамира засияло тускло-желтым светом.

Зилот выступил вперед, заслоняя собой джудикейтора, усердно готовившегося к героической смерти и посему с пафосом читавшего в это время подобающие моменту стихи – что-то из литературного наследия ара, отличавшееся особым безвкусием.

Темный вопросительно взглянул на Талинара.

— Нет, Этамир… он мой друг.

Вспыхнули и погасли две прирученные молнии, ярко-синие пси-клинки.

— Как хочешь…

Этамир запахнулся в полупрозрачные складки своего плаща – потом развернулся и бросился вниз по ступеням; остальные Темные устремились вслед за ним.
— Больно… — признался наконец Джессиндар, поняв, что героическая смерть во имя кхалы на неопределенное время откладывается.

— Сам виноват!

— И не жалею об этом! Потому что теперь я убедился… да, да! Я знал это, я был уверен! Я не ошибался в тебе, Талинар! Я знал, что твой выбор – правильная сторона…

— Слушай, помолчи хоть немного, да?

Талинар подхватил раненого приятеля как пушинку и без лишних церемоний перекинул его себе через плечо, затем потащил вниз.
Следом за ними послушно полетел и развед-зонд.
***
Внизу, во дворике цитадели, царило настоящее столпотворение. Темных окружили; на каждого из них приходилось по меньшей мере трое зилотов, да еще и несколько драгунов, приземистых боевых киборгов, стояло в стороне, деловито обстреливая отступников фотонными разрядами.

Величавый судейский корабль парил надо всем этим, тоже периодически стреляя – и заодно прикрывая сражающихся кхалаев полем невидимости. Впрочем, в данный момент пользы от этого поля не было никакой. Несколько развед-зондов сгрудилось в вышине, вертелось над двориком цитадели, словно они пытались оттолкнуть друг друга; зонд Джессиндара помаргивал зеленым огоньком и тыкался в бок такому же с виду прибору Темных, который никуда улетать, разумеется, не собирался…

Несмотря на то, что силы были неравны, темные темплары сражались хладнокровно и доблестно; зилоты быстро поняли, что встретили достойных противников, справиться с боевым искусством которых с помощью одного численного преимущества не удастся.

И они бились сейчас не на жизнь, а на смерть, несмотря на то, что судьи приказали по возможности захватить нарушителей спокойствия кхалайской колонии живыми…

Джессиндар не мог не восхищаться тем, как ловко орудует своим варп-клинком Этамир, как отчаянно сражаются Зераксан и девушка, чье имя он так и не успел прочитать…

Это было красиво, а протоссы во всем и всегда должны ценить красоту…

В мерцании желтых и синих вспышек энергетических клинков, в стремительных движениях искусных воинов, закутанных в темные ритуальные плащи – или закованных в зилотские доспехи…

И даже в изяществе незнакомой конструкции кораблей, вынырнувших внезапно невесть откуда, золотистыми стрелками прорезавших небо.

— Смотрите! Смотрите!

Развед-зонд, с которым Джессиндар сегодня так долго возился, первым полетел вниз и взорвался на полдороге…

Такая же судьба постигла и остальные несколько развед-зондов, круживших над цитаделью; сбившие их корабли отступников были стремительны и вертки, и необычайно ловко ускользали от фотонных зарядов, которыми их обстреливали драгуны.

Сделав свое темное дело, эти причудливые звездолеты, юркие и легкие, исчезли так же быстро, как и появились.

А вслед за ними – пропали и сами темные темплары; растворились, словно и не было их никогда, обратившись в тающие, неуловимые тени…

За то время, пока прибыли новые развед-зонды, вооруженные варп-клинками невидимки могли запросто перебить добрую половину нападавших; но вместо этого они предпочли просто скрыться, словно говоря при этом неразумным братьям своим-Светлым словами Этамира, с тихим, грустным укором:

«Мы пришли к вам не с варп-клинком, а со словом проповеди… мы пришли к вам с миром — и как вы встретили нас?»
Они ушли.

Скоро корабли унесут пришельцев прочь, снова к вечным скитаниям в холодных пределах космоса, столь же негостеприимного к ним, как и светлый Иридонум…

Изгнание – таков их удел, священная воля Конклава.

Одиночество – таков их собственный выбор, такова их судьба…
Только один из Темных – тот самый мальчишка, который ранил своим варп-клинком Джессиндара – остался, надежно запертый в непроницаемой синеве стасис-поля, созданного прокураторским арбитром.
— Талинар, да поставь ты меня на землю…

На Джессиндара смотрели как на героя, а он болтался на плече у друга-зилота, что совсем не соответствовало его положению. Растрепанные вибриссы подметали пыль.

Талинар встрепенулся, точно только что о нем вообще вспомнил, и поспешно помог приятелю встать – точнее, сесть на каменный обломок обелиска; тот тут же схватился за раненое плечо.

Кто-то из молодых зилотов тут же поспешил выразить отважному джудикейтору свое одобрение и восхищение, подошел перевязать Джессиндару руку.

«Пострадать за кхалу – большая доблесть, большая честь…»

Они хором хвалили его, потому что джудикейтор оказался сейчас похож на них, был таким же, как от темпларов всегда требовалось; не побоялся встретиться лицом к лицу с Темными, там, на вершине храма, без оружия…

«Зря вам, судьям, пси-клинков не дают… тебе надо было еще там, на пирамиде, показать этим еретикам как следует!»

Они, юные воины, которых призвали сюда вместе со старшими братьями сразиться против еретиков, тоже были страшно горды собой, что проявили себя сегодня в битве; хвалились метко нанесенными ударами и полученными ранами – и твердили при этом недовольно, что если бы примчавшиеся корабли Темных не уничтожили развед-зонды, уж точно ни одному отступнику не удалось бы уйти…

«А ты, Талинар, как же ты? Почему ты с ними не сразился?» — холодно мерцали при этом искорки их упреков.

Отвлекшись наконец от Джессиндара с его другом, который упорно не хотел им отвечать, они переключили свое внимание на Темного, запертого в стасисе. Окружив мерцающий голубой шар поля, они посылали пленнику свое осуждение и колкие насмешки.

Талинар стоял, потупившись, не желая смотреть на все это.

Впрочем, Джессиндару тоже не хотелось на это смотреть…

«Эти Темные… такие юнцы… еретики… прибыли сюда, чтобы попроповедовать? А мы встретили их пси-клинками… нет, не так надо было показывать им истинность учения кхалы. Мы должны были пригласить их на открытый диспут и опровергнуть их ереси в споре, доказав, что они заблуждаются. Это было бы куда достойнее и правильнее и послужило бы всем кхалаям в назидание…»

— Диспут? Будет и диспут… Не возражаешь, если выступать в качестве обвинителя на процессе придется тебе?

Он изумленно повернулся в сторону арбитра, откуда его звали Альгенейя и ее помощник Абриан.

— Поднимайся к нам, — одновременно и приказ, и просьба; ему оказывали высокую честь – и в то же время это было всего лишь приглашение…

Можно понимать и так, и так этот переливчатый поток телепатем.

«Только ара умеют так говорить»…

Он немного робел, потому что впервые поднялся на борт судейского корабля – но быстро преодолел смущение и с интересом принялся оглядываться по сторонам, немного наивно пытаясь прятать от прокуратора и ее помощника искорки непроизвольно вспыхнувших мыслей «когда-нибудь у меня будет такой же…»

Зилоты, которые проводили его, помогли ему усесться в кресло позади сидений пилотов, после чего молча развернулись и вышли.

Рана предательски саднила, хотя Джессиндар очень старался не выплескивать своей боли в общее сознание, не показывать свою слабость.

— Джессиндар, — Альгенейя одобрительно кивнула ему, — мы благодарим тебя за смелость и доблесть… — ты вел тебя так, как подобает джудикейтору…

«Какая уж тут доблесть… если бы Темные меня убили, можно бы было говорить о доблести» — Джессиндар все еще был недоволен, что ему не удалось героически погибнуть за кхалу; когда-то еще теперь выпадет такой шанс!

Абриан и Альгенейя продолжали смотреть на него одобрительно, и он ответил, чуть запнувшись, подумав внезапно о Талинаре – и о мальчишке — Темном, которого предстояло судить:

— Во имя Айюра, во имя кхалы… это только мой долг…

Прокуратор и ее помощник синхронно кивнули:

— Разумеется…

Они явно ждали от Джессиндара чего-то еще, и он, собравшись с духом, произнес:

— Я не могу выступать с обвинительной речью в Трибунале, у меня только третья ступень…

— Поскольку это ты помог обнаружить и устранить угрозу со стороны темных темпларов, мы сделаем для тебя маленькое исключение… — Альгенейя чуть заметно ему улыбнулась.

Он смутился перед этой улыбкой и ответил несмело:

— Я всегда мечтал…

— Конечно. Мы знаем все твои мечты.

Она повернулась вперед, кладя руку на пульт управления арбитром – тонкие, изящные пальцы, на которых кольца с кхайдаринскими кристаллами красовались в несколько рядов, плавно тронули рукоять.

Корабль разворачивался, ложась на курс в сторону города…

11.

Несмотря на одобрительные телепатемы от друзей, от наставников и от родителей, гордых за сына, — Джессиндар искал в этом хоре только голос Талинара, грустный, приглушенный ментальный сигнал…

Талинар попытался сдружиться с Темными – а теперь его привели смотреть, как свершается кхалайское правосудие; он должен увидеть торжество истины и запомнить навсегда, чтобы никогда уже не уклоняться от дорог света…

Судьи всегда на страже, они оберегают тех, кто позволяет прокрадываться в свой разум сомнениям; Талинар и несколько его друзей чуть было не попали под влияние отступников, их тлетворной ереси… но их вернули обратно. Кхала соединяет все души вместе… и это – правильно, это – хорошо…

«Ты больше не будешь пытаться уйти, Талинар, друг мой?»

«Не буду» — отозвался тот – смиренно, послушно; телепатемы размытые, блеклые – юный фанатик пытался собраться с мыслями, но был слишком подавлен и растерян; Джессиндар видел это, но знал, что все это должно пройти…

«Мы вернем на путь истины всех, кого вы пытались соблазнить своими ересями» — вспоминал он свои гордые слова, брошенные Темным – но Талинару присылал сейчас только легкий светлый сигнал, похожий на шепот:

«Не уходи… Мы-одно… Друг мой… Не уходи никогда…»
От волнения Джессиндар все время поправлял темный церемониальный плащ поверх белой одежды и пересчитывал свои амулеты так, будто боялся, что потерял какой-нибудь…

Он будет выступать в Трибунале, — эта мысль захватывала его, наполняла гордостью и счастьем; он был рад уже от самого осознания того, что находится здесь, даже если бы и не ему предстояло читать обвинительную речь.

«Я там, где должен быть, это место предназначено мне», — думал он, оглядываясь по сторонам, любуясь на то, как солнечные лучи преломляются сквозь голубые кристаллы на потолке, и словно пронизывают всю залу сиянием, – «предназначено было еще до того, как я появился на свет…»

Он благодарил родителей и наставников, не позволивших ему променять этот путь на иной и перейти в другую касту; о да, они были правы, когда принимали решение, зная его мечты, зная его мысли и стремления, зная, где он лучше всего сможет проявить себя…

«Буду таким, как я нужен Айюру. В этом – моя свобода. В этом – мое служение, в этом – моя судьба…»

Ему было предназначено быть судьей, так же как Талинару предназначено стать воином… и это было правильно, и потому — прекрасно. Пусть это даже и решили за них.

«Они выбрали – я выбрал… это одно и то же, нет никакой разницы. Потому что мы – одно. Кхала объединяет нас всех, и мир прекрасен в своей неизменности, в незыблемом совершенстве законов…»

Он размышлял так и щедро, с гордостью делился своими мыслями с другими учениками, с собратьями по третьей ступени, которых тоже пригласили сегодня присутствовать на процессе; а те смотрели на юного обвинителя с восхищением. Он обнаружил Темных, он почти стал исповедником истины, след от клинка Темного останется на его теле, как иероглиф, вычерченный в награду пострадавшему во имя кхалы; Джессиндар право же, заслужил оказанную ему честь – так говорили они, посылая ему свои телепатемы – юные судьи в белых и алых одеждах, нацепившие темные плащи и искренне старающиеся подражать во всем своим наставникам и самим членам Конклава…

Конечно, здание Трибунала Иридонума уступало по красоте и величию цитаделям в Ахет-Адуне, по образу и подобию которых, точно уменьшенная копия, строилось; но сегодня оно воистину сияло великолепием. Серебристые ленты и цветочные гирлянды украшали главный зал, обвивая колонны; Джессиндар с волнением вдыхал острый аромат.

О, сколько цветов сегодня было! Ученики в своем стремлении к красоте принесли откуда-то даже красные лотосы, необычайно редкие на Иридонуме; венчики их, подобные язычкам пламени, неуловимо походили на эмблему ара…

Вдоль стен висели длинные штандарты с символами всех племен — белый и алый осеняли прокураторскую трибуну и едва заметно колыхались от ветерка, проскользнувшего в высокие стрельчатые окна.

Они давно негласно считаются цветами джудикейторов, цвета ара и шелак; и Альгенейя-ке-Ара, верховный прокуратор Иридонума, словно незаметно подчеркивает это их единство, будучи сегодня, помимо традиционной алой туники, в белом плаще с кровавым подбоем…

Джессиндар поначалу смущался; но стоило ему начать говорить, стоило начать проповедовать – и он сразу почувствовал себя легко и уверенно.

Он любовался на то, как мерцают медленно вращающиеся мнемокристаллы, записывая в назидание для будущего его речь. Он говорил против Темных – возводя из своих слов сверкающее здание проповеди – непоколебимое и совершенное; отступникам никогда не удастся подобрать достаточно аргументов, чтобы разрушить его. Как тьма отступает перед светом, так ересь исчезает, сгорает бесследно в огне истины.

Темный, Кем-Аллат, запертый в поле стасиса, хоть ему и оставили способность говорить, даже не порывался спорить; Джессиндару поначалу нравилось то, что он молчит, не смея возразить. Однако к концу второго часа своей речи он начал сожалеть, что еретик даже не пытается с ним подискутировать.

— И вы еще явились сюда нести какое-то свое учение? Вы называете себя проповедниками? – он послал эту мысль Темному – тонким, надменным укором. – Вы отрицаете кхалу, даже не зная толком священных текстов песен восходящего к свету и уж тем более комментариев к ним, составленных для лучшего усвоения и понимания. Что ты можешь сказать нам, Кем-Аллат, не прочитав даже трети книг, которые знает любой самый нерадивый ученик первой ступени? Какую свою истину ты мог нам принести? Как ты можешь отрицать великое единство, ни разу не вкусивший его?..

Товарищи Джессиндара одобрительно кивали. Падшие еретики возомнили себя проповедниками, собрались чему-то учить кхалаев? Можно разве что посмеяться над подобной дерзостью!

Кем-Аллат же не отвечал по-прежнему, словно был окончательно подавлен.

И одинок – ведь у него не было даже доступа к общему сознанию, чтобы его товарищи могли поддержать его.

Хотя с другой стороны это хоть как-то ограждало его от фонтана телепатем, полных осуждения и презрения, которое на отсеченного щедро изливали кхалаи.

— Вы исключили себя из общей связи… — Джессиндар начал говорить это, но внезапно почувствовал в душе не столько осуждение, сколько жалость.

Темные учителя выбрали за этого мальчишку, стоило ему появиться на свет; заставили провести варварский ритуал, отсечь вибриссы, навсегда лишив шанса присоединиться к великому единству всех перворожденных. За это им не должно быть прощения…

«Они – Темные, и дела их поэтому – тьма…»

«У тебя отобрали свет, тебе закрывали глаза на истину; но ты мог бы раскаяться, Кем-Аллат, раскаяться чистосердечно. Хоть ты и не сможешь влиться в общую связь в полной мере, джудикейторы наставят тебя в законе кхалы…» — он телепатировал это, стремясь подать Темному искру надежды.

Если он откажется от темного учения, от всех дел своих, и исповедает отрицание тьмы — судьи будут милосердны…

— Не нужен мне ваш свет… — откликнулся тот – сдавленно, мрачно. — Кончали бы вы уже эту комедию… хотите убить – убивайте…

«Кем-Аллат… Что я мог бы сделать, чтобы ты вернулся?»

«Ничего.»

«Что я мог бы сделать для того, чтобы мы снова пришли к единению?»

В глазах, скрытых за дымкой стасиса – черная боль, отражение тусклого анти-мира, скорбного, как холодный пепел:

«Мы – темные, вы светлые. Вы выбрали единение, мы предпочли одиночество. Наши пути разошлись навсегда… никогда нам больше не идти вместе… наши истины не смогут соединиться, так же как невозможно объединить в одном кристалле энергии тьмы и света»

«Свет и тьма — лишь две стороны одной энергии, — откликнулся Джессиндар на это. — Учение Ксел’Нага говорит о маати, двойственной истине…»

Кем-Аллат кажется призраком за тусклым мерцанием стасис-поля… он скован сейчас по рукам и ногам, вытолкнут из пространства и времени; не может пошелохнуться – остается только мысль…

«…учитель Гэлланто говорил когда-то о том же…»

«Я рад… Темный…»

«Чему?» – откликнулся тот с горечью в ответ на неожиданные слова своего обвинителя.

«Тому что мы все-таки можем понять друг друга. Это значит, разделение – не навсегда»

В ответ –молчание; Джессиндар не получал отклика – а ему так хотелось, чтобы Кем-Аллат отозвался снова.

«Мы могли бы… когда-нибудь… светлые и темные… не обвинять, не проклинать, не проповедовать друг другу, — скользнула в создании приглушенная, едва оформленная мысль. – Другая сторона может быть выслушана… Мы могли бы просто поговорить…»

Ему надо было заканчивать обвинительную речь, а он смутился почему-то, задумавшись совсем об ином; захотелось вспомнить строки древних пророчеств, позабытые предвидения Ксел’Нага, говорящие о будущем, смутных временах, когда все изменится…

«Придет конец мира и в то же время новое его начало…» — всплыли в памяти вычитанные в закрытых архивах слова.

«Так написано на скрижалях из храма тьмы» — откликнулся вдруг Кем-Аллат – тонкое, неожиданное эхо.

«Так написано на скрижалях из храма света»…

Пророчества и предречения, призрачные пути будущего, отраженные в лике двойственной истины.

Они повторяли эти строки – как оказалось, знал их один, знал и другой, одну и ту же песнь, написанную в храмах совершенных-вечнотворящих на рассвете мира; слова древнего гимна зазвучали в разуме, подобно антифону:

«когда Суллафат будет создан и воплощен,

когда баланс и разрушение, тьма и свет сойдутся в решающей битве…

придет разрушитель, чтобы повергнуть вселенную в хаос,

придет примиритель, возвращающий баланс всему…

совмещая несовместимое, объединяя разделенное,

следует дорогой тьмы и дорогой света

тот, чей путь – между светом и тьмой…»

Джессиндар почувствовал, что Альгенейя и ее помощники смотрят на него с недовольством.

Да, надо говорить не то, что подсказывает сердце, а то, что он должен… Проклинать Отсеченных, а не спорить с ними, доказать их вину – а не пытаться оправдать и понять; и уж тем более – не вступать с еретиками в беседы о позабытых и запретных тайнах Ксел’Нага, о летописях храма Тьмы, отраженных в зеркале храма Света…

Да, он был не прав – и осознавал это, и потому был благодарен Альгенейе, мягко указавшей ему на ошибки. Испугавшись, что оплошность была слишком серьезной, он уже приготовился уступить свое место обвинителя кому-нибудь из судей, кто справится куда лучше его, всего лишь ученика третьей ступени…

«Продолжай» — импульс краткий, холодный – в нем и приказ, и одновременно ободрение.

«Да, прокуратор»

Его охватило стремление сделать все так-как-должно, сделать все абсолютно правильно. Провозглашать истину, судить во имя истины, отражать истину…

Ты сперва джудикейтор, а потом уже шелак; сперва – провозвестник кхалы, а потом уже служитель Библиотеки…

Он продолжал свою речь, пристально глядя на Кем-Аллата, заставляя себя его не жалеть. Это получалось. Почти.

Предательское «почти» — но он уже понимал при этом: с одной стороны, мудрые наставники ему дали понять, что с третьей ступенью выступать в Трибунале действительно рано, с другой же – дали именно ту награду, которая нужна ему была, шанс доказать, что он уже достоин этой чести… и имеет право судить…

«Да, мы судим его… Хотя приговор был известен заранее. И Темные прекрасно знали о том, что их ждет, когда ступали на землю Иридонума.»
«Во имя кхалы… во имя света… твоя вина была исчислена и доказана, сообразно со священным законом… » — пси-сигналы судей сплетаются воедино, обрушиваясь на Темного со всей беспощадностью – ярким, слепящим потоком – словно они пытаются выжечь собранную в Кем-Аллате тьму…

Джессиндар чувствовал, что Талинар смотрит на него сейчас, не в силах отвести взгляда; смотрит и повторяет про себя – потерянно и испуганно, как неправильную мантру:

«Неужели это все из-за меня?»…

«Не только из-за тебя, — Джессиндар попытался послать другу осколок мысли, пару слов утешения, понимая, что ничего утешительного в этом все равно не будет. – Причина – в том дне, когда они отказались принять кхалу…»

«Они просто любили свободу…»

Талинар смущается и замолкает; к его разуму и так подсоединились сразу несколько судей, считывая и анализируя каждую мысль, чтобы потом – долго и упорно избавлять от заблуждений, «возвращать на путь истинный»…

— Вы нарушили границы; вы вторглись сюда с оружием; вы причинили разрушения; вы сопротивлялись аресту; вы посягнули на жизнь джудикейтора; вы соблазняли души на путь ереси, вы отторгали их от света, обращая ко тьме; раскаиваешься ли ты в своих преступлениях?

— Мне не в чем раскаиваться…

— Скажешь ли ты что-нибудь в свое оправдание перед священным трибуналом?

— Я ничего не скажу. Я не кхалай, и я не подчиняюсь вам.

— Отсекший себя от общей связи, ты оскорбил само совершенство нашей расы; за твои преступления, Темный, ты подлежишь смерти – и телом, и духом…

Это было трудно. Очень трудно…

«А если бы я появился на свет в семье Темных, а он в семье кхалаев?… — странная мысль посетила вдруг Джессиндара. — Поменялись бы мы местами?… Неужели он бы судил меня, а я готовился к смерти? Если бы меня воспитывали с детства Темные наставники, как воспитали его…»

При одной мысли о том, что он мог бы вырасти вне кхалы, вне великого единства перворожденных, в черноте одиночества, ему становилось холодно и неуютно – и он утешал себя – повторяя то, во что свято верил:

«Нет, я не стал бы таким… я никогда не стал бы Темным; я бы познал истину, я бы отыскал ее даже в вашем холодном мире, который вы зовете временным домом, потому что Айюр отобрали у вас. Я пришел бы к свету, я нашел бы свет даже во тьме, свет среди ночи… и я приводил бы к нему других…»

Кем-Аллат все еще глядел на него невидящими глазами из поля стасиса; ненавидел ли он своего обвинителя? Может быть, жалел, что не нанес второго удара своим варп-клинком?

Фанатичная и гордая обреченность…

«Я хотел бы найти пути к примирению, но делаю то, что должен, Кем-Аллат: провозглашаю решение Трибунала Иридонума, осудившего тебя на смерть…»

«Я не боюсь… это ваша кхала для меня страшнее смерти.»

То, что он говорит – ужасно, кощунственно – и его тут же заставляют замолчать – тонкие синие молнии ментальных ударов:

«Хула на кхалу хуже смерти духа!»

«Таковы вы все, кхалаи… А ты будешь мне что-то говорить про примирение?» — Кем-Аллат находит в себе силы сказать – бросить эти слова своему обвинителю в лицо.

Джессиндар не отводил взгляда, хоть и больно было смотреть на этого мальчишку-Темного – много больнее жгучей раны от варп-клинка.

Пальцы чуть крепче стиснули жезл.

«Мы никогда не объединимся с вами, — повторил Кем-Аллат. — Это невозможно».

«Я объединю!.. Я послужу объединению… когда-нибудь… мы сможем простить друг друга… и наша раса снова станет одним целым…»

Он клялся в этом, повторяя священные имена, которые его научили чтить с детства; а они молчали сейчас – великие воины и пророки, ученые и собиратели знаний, реформаторы и объединители, и пси-поле замерло в несказанной тишине перед тем, как был оглашен приговор…
Синее сияние стасиса вокруг Кем-Аллата исчезло, и вслед за ним – последовала яркая вспышка света… несколько фотонных разрядов, убивающих быстро, милосердно – без боли…

И – капли тишины; одиночество, пустота.

Темные не уходят в общую память, и куда устремляются их души, к каким глубинам бездны, что там – за долиной тени смертной, которую они избрали своим путем… ни один из кхалаев никогда не ответит.

Они не откликаются на призвание их имен, таков он – скорбный темный путь, серебристая дорожка лунного света на черной воде – одиночество… начинающееся из пустоты – и кончающееся – пустотой…
Уже давно разошлись по домам и зрители, и устроители, а он все еще задумчиво сидел в опустевшем зале, водя кончиком жезла по полу. Ветер, похолодевший внезапно, врывался в распахнутые окна. Лепестки красных лотосов отрывались с гирлянд, тихо кружились в воздухе и падали.
— Судья Абриан?

— Твоя речь против Темных была очень хороша, — ответил помощник прокуратора, подойдя незаметно и присаживаясь с ним рядом. — Несмотря на некоторые ошибки, на которые мы тебе указывали, для третьей ступени это более чем похвально. Ты превосходишь ожидания… я полагаю, ты сможешь досрочно пройти экзамены и получить четвертую ступень. Я даже могу сказать тебе больше…

— Они могут прийти сюда еще? – перебил его вопросом Джессиндар.

— Не думаю, что они посмеют нарушить священные границы в течение нескольких тысячелетий. Не думаю. Они убедились, что дух наш крепок, что им не удалось совратить с пути истинного никого из нас… и они знают, что будут так же сурово наказаны, если явятся вновь. Мы же неустанно бодрствуем, мы всегда на страже…

Джессиндар только кивнул в ответ на эти слова, — то был обычный девиз джудикейторов, чаще всего в чести у пилотов арбитров…

— И ты – один из тех, кто бодрствует и готов отдать душу свою ради истины… Похвально, что ты был столь крепок в вере и зорок, чтобы обнаружить Темных. Недаром тебя зовут видящим в сумраке…

— Видящим свет во тьме. Или свет среди ночи, — отозвался Джессиндар, тут же переводя значения иероглифов, составлявших его имя. — Так немного точнее…

Абриану не очень нравилось, что его поправили, да еще и неявно укорили в неточном знании древнего мнемонического языка. Но к подобным выходкам со стороны учеников он уже привык и относился к этому снисходительно и покровительственно – поэтому и Джессиндару не стал сейчас выговаривать.

«Они великолепные джудикейторы, шелак – но иногда бывают совершенно несносны, когда щеголяют своим всезнайством»… — он повторял это не раз, мысль эту от учеников особенно не пряча – ведь им все равно было положено это знать.

Так же, как и знать много большее, становясь причастными к тайнам Ксел’Нага…

Они таковы, и нет смысла пытаться их изменять; только направлять к предначертанной им судьбе, использовать на службу кхале, воспитывая полную преданность, делая из них ревностных аколитов пути восхождения, готовых за него умереть…

И учить ему других. Уж что-что, а учить они умеют великолепно.

Он знал будущее, предназначенное Джессиндару, так же хорошо, как тот знал его сам. Все было предписано заранее, в совершенстве стабильности; общество кхалаев – незыблемо и вечно, подобное сверкающей золотой пирамиде.

И в то же время – множество дорог, множество путей, открытых к славному будущему, множество лестниц, ведущих к совершенству…

Он улыбнулся – едва заметно, доверительно:

— Я думаю, тебя отправят учиться дальше на Айюр…

— В Иалон?

Трудно было представить, что он назовет иное имя. Ара назвал бы Ахет-Адун, алый лотос в пустыне, гордую столицу Конклава; шелак всегда мечтает об Иалоне, городе, в котором впервые ступили на землю Айюра небесные родители перворожденных, совершенные-вечнотворящие…

Город, в центре которого сияет храм света, построенный перворожденными и их наставниками, пришедшими с неба; город тысячи пилонов, город великой Библиотеки – таковы иные его имена.

Но в мыслях Джессиндара мелькнула тихая, сумрачная тень при этой мысли об Иалоне, едва уловимое облачко сомнения – разумеется, оно не скрылось от проницательности Абриана.

— Ты хотел бы остаться здесь со своим другом?

— Да, и вести его к свету, как я обещал еще с детства…

— Следуй к своей судьбе. Этот путь уже открыт и зовет тебя… Мы – одно… Здесь всегда есть те, кто сможет его вести.

Джессиндар склонил голову, теребя на груди кхайдаринский кристалл….
***
Он не мог сказать Талинару о своем отъезде – и потому закрывал, прятал эту мысль в недоступных уголках сознания.

Все равно придется сказать, все равно друг узнает… но… потом.

Они пришли на развалины, не сговариваясь – только уловив ментальные волны друг друга; им нужно было, наконец, встретиться, каждый хотел заглянуть в душу другому и убедиться, что ничего в их дружбе не изменилось, что все осталось по-прежнему…

А если это не так – то убедить себя в этом…

В том, что ничего не меняется.

«Я не хочу, чтобы что-то менялось. Наш мир прекрасен… все так правильно, так просто… я не хочу перемен».

Он отгонял сомнения, прятал прочь еще не оформившиеся мечты, надежды и обещания, для которых еще не пришло время. Иалон уже зовет его, там предстоит продолжить обучение; но пока что Джессиндар здесь, вместе со своим другом, так, как было всегда, и так, как будет еще много дней…

— Талинар?..

Они долго сидели молча около врат, ведущих в Асет – полузабытого портала межреальности, которым давно никто не пользовался – были другие, более удобные, в городе, соединявшие между собой отстоящие друг от друга на гигантские расстояния миры.

Здесь же всегда было тихо, у дверей, ведущих в древнюю столицу, словно время тут окончательно замерло.

«Не хочу, чтобы что-то менялось…»

— Наконец-то они меня отпустили сегодня… — проговорил, наконец, Талинар. – Я уже потерял счет всем лекциям и поучениям, которые мне пришлось выслушать. У меня, наверное, сейчас в мозгах одна кхала осталась, как у тебя…

— У меня в мозгах не одна только кхала… — Джессиндар едва заметно фыркнул, недовольный тем, что приятель повторяет прицепившуюся к нему фразочку Темных.

Впрочем, он сейчас не хотел читать Талинару нотаций – ему и так несладко приходится сейчас; хорошо хоть из зилотов не исключили, удостоверившись в чистосердечном раскаянии… дали, как говорится, шанс…

— Друг мой, ну пожалуйста… я чувствую, ты на меня сердишься. Но пойми, я только хотел как лучше…

— Почему самые ужасные вещи совершаются именно тогда, когда «хотят как лучше»? – задумчиво отозвался Талинар; впрочем, особого недовольства в его словах сейчас не было – так просто, бурчал по привычке.

Как всегда. Как будто ничего не изменилось…

Хотя нет, кое-что изменилось. Талинар говорил с Темными… и слушал их, и узнал от них что-то, что Джессиндару пока не было известно.

Это стоило исправить… это обязательно нужно было исправить.

Солнце клонилось к закату, зной незаметно спадал. Друзья сидели рядом на песчаной дюне, долго не решаясь снова заговорить.

— Расскажи… — несмело протянул Джессиндар наконец.

— О чем?

— О чем ты говорил с Темными… если, конечно, тебе память не стерли.

— Никто мне память не стирал и не сотрет! – в словах Талинара вспыхнуло неподдельное возмущение.

— Тогда расскажи.

— Это все ересь, темный путь… сам же знаешь не хуже меня. Даже мыслить об этом запретно, не то чтобы изучать…

— Мне можно, — Джессиндар украдкой скосил глаза на золотистый иероглиф четвертой ступени на своем судейском жезле, словно прося его подтвердить свои слова. – Я – джудикейтор…

Талинар хотел буркнуть в ответ что-нибудь относительно того, что все судьи – нестерпимые зануды, и Джессиндар – ничем не лучше остальных, но эти телепатемы смазались, так и не будучи до конца оформленными. Он смотрел на любопытную физиономию своего приятеля – такое обескураживающее любопытство только шелакам и доступно.

«Друг детства – и как меня только угораздило сдружиться с джудикейтором?…»

— Ладно, я могу пересказать… то, что помню… только если ты обещаешь не кричать «ересь» каждые пять минут.

— Хорошо. Только каждые десять?…

12.

Оставшееся время в полете к Тарсонису Кассандра провела в основном за изучением текстов, хранившихся на «Эль-Рааксе». Иногда ей хотелось ответить на неизбежно лившуюся с этих страниц проповедь кхалы, процитировать что-нибудь из земных священных книг, но что она помнила из них? Практически ничего. Да, когда-то она перелистывала обязательную на учебных компьютерах Библию, но разве кто-нибудь из готовившихся стать «призраками» читал ее от начала до конца?

Она пыталась воскресить в памяти хоть какие-нибудь строчки, но ничего, ничего не приходило в голову, только обрывок фразы, без начала и конца:

«Посмотрите на белые лилии, как они цветут»…

— Я не могу вспомнить.

— Я понимаю… – тут же откликнулся Джессиндар эхом.

«Что это? Сочувствие?»

— Они сделали тебя оружием, сожгли тебе душу. Каждый из нас — это тоже оружие, каждая жизнь, как вспышка меча кхалы, закона, пронизывающего мир. Но мы не отказались от красоты, и это, быть может, самое важное. Знаешь, о чем следует думать, ступая босыми ногами по лезвию истины, в час, когда будут исчислены совершенные нами правды и неправды, перед тем, как твой разум исчезнет в безбрежном море нашей общей памяти, которая была и пребудет всегда?

— О чем же?

— О красоте. Во всем есть красота: своя в жизни, своя в смерти. Красота — зримое отражение совершенства, не всегда сразу явное. Но чувство ее дано в разной степени всем. Следуя на последний суд, подумай о том, как прекрасен рисунок созвездий в этой ночи…

…Разве можно было воину думать — так? «Призрака» учили тактике боя, а не болезненному чувству совершенства. Ей не нужно было быть совершенной, нужно было лишь уметь убивать — эффективно, как никто другой, и эффективнее других.

И Сару тоже учили этому…

«Сколько из нам подобных не выдержали, сошли с ума от опустошения?»

— Они выжгли пустоту в твоем сердце, ты стремишься к тому, чтобы ее наполнить…

— Ну, наверное, они не все выжгли до конца. Что-то у меня все-таки осталось…

— Ты мне не рассказывала.

— Ты и не спрашивал…

Ненадолго воцарилось молчание. Потом Кассандре пришел ответ – такой, которого она вовсе не ожидала:

— Прости.

— Простить? За что?

— Талинар, наверное, прав, говоря, что я слушаю только себя…
Кассандра опустила голову, теребя рукой свиток с «песнями западных долин». Она уже не раз пыталась представить себе, как должен звучать язык, который никогда не звучал; как оживить холодные иероглифы телепатической речи. Ей начало казаться, что у нее что-то получилось, и слова простенького стихотворения «Сестра души моей» внезапно заиграли, наполнились звуками, понятными для человеческого уха. Какое-то время она играла строчками, словно пробуя на вкус получившееся стихотворение, потом оставила это занятие…

— Не знаю. Не могу сказать, прав ли он. Мне всегда нравилось тебя слушать.

— Но если я тоже попрошу тебя что-нибудь рассказать?

Девушка задумалась; потом принялась перебирать в голове сумбурные фрагменты воспоминаний. Ей еще не приходилось передавать кому-либо цельные картины своей прежней жизни; она скорее интуитивно догадалась о том, как это делается.

Джессиндар ждал, не вторгаясь в ее мысли, не указывая, что именно хотел бы узнать; наоборот, сидел смиренно и спокойно, сложив руки на коленях, и в его обычно холодной, полной логики и четкости ауре Кассандра чувствовала тепло.
Тепло… теплый желтый цвет листьев, опадающих с жалких, истрепанных деревьев. Теплый свет оранжевого огня в камине.

Ей нравится смотреть на камин, нравится смотреть, как дед подкармливает прожорливое пламя черными ветками. Это не виртуальный экран, не голопроекция. Своими желтоватыми руками старик почти ласкает огненного котенка, свернувшегося клубочком в уютной пещерке камина.
Дед не такой, как все. Про него говорят, что он помнит о Земле; глупо, конечно, так говорить – он еще не родился тогда, когда первые корабли изгнанников покидали родину всех людей. Но что-то в нем, в его словах, в его душе, говорит о отвергнутой планете куда лучше, чем учебники в государственной школе. И говорит совсем другое…
А дед читает книги. Многие сотни книг на мнемодисках, на кристалликах плат памяти. День за днем он склоняется перед стареньким терминалом и читает, читает единственное наследие, оставшееся от родителей, вынужденных переселенцев с Земли, каким-то чудом сумевших принести на корабль самое важное. Память.
— Буду историком, — говорит девочка, слушая, как монотонный голос компьютерной системы читает книги вслух. Когда у деда начинают слезиться глаза от сидения за монитором, он позволяет компьютеру читать для себя, и долго дремлет у терминала, вслушиваясь в мертвенные звуки.

— Историком? – дед встрепенулся на своем кресле; пробежал пальцами по клавиатуре, отключая программу авточтения. – Эх, Кассандра… Конфедерации не нужна память о прошлом; будь их воля, они отвергли бы все, что совершило человечество на земле, и написали бы историю заново, с чистой страницы.

— Но у нас что-то есть. Что-то хранится. Военная история, фильмы, книги…

— Выхолощенный суррогат прошлого, — говорит дед непонятные слова и смеется. – Они оставляют от памяти только что, что их устраивает; будь их воля, они бы все сожгли.

— Сожгли, как Корхал?

Они долго молчат – старик и девочка, вдвоем. Слова о Корхале отзываются слишком острой болью, чтобы о ней говорить; потом эта боль притупится, залитая смолистым бальзамом конфедератской пропаганды, но те дни – сплошная, рваная рана.
Кассандра долго думает о том, что второго своего деда больше никогда не увидит, долго плачет и чуждается отца, который, потрясая газетами, горячо и возбужденно твердит о том, что Конфедерация была права, и это больно и страшно. Девочка чувствует его боль и страх, замаскированные ложью; они змеятся в воздухе, ядовитыми пятнами въедаются в ауру, трепещущую вокруг лица этого человека, такого родного, ставшего вдруг чужим. Мать ничего не говорит, только плачет – плачет, не произнося слов; все ее родные жили на Корхале, она одна покинула дом, и плач ее – тонкие изумрудные змейки скорби, не смеющие впиться в пламя чудовищного фанатизма отца.

— Хватит плакать! – отец ударяет мать по лицу, вокруг него расцветает черными бутонами ненависть. Кассандра смотрит на это все с широко распахнутыми глазами, не в силах вымолвить ни слова; девочку колотит мелкой дрожью, когда она начинает видеть.

— Ты тоже умрешь, — говорит она отцу, но словно бы это уже не она говорит, а кто-то другой внутри нее. – Тебе не будет и сорока пяти, когда тебя снова возьмут в армию; и я вижу это, вижу, вижу, вижу…

— Что ты там видишь? Ты пьяна небось, глупая девчонка!

— Вижу смерть, приходящую с неба, потому что Конфедерация сама ее призовет…

— Заткнись! Что ты несешь!

Он долго сидит за столом, уткнувшись в свою бутылку, снова и снова плескает в щербатый стакан дурно пахнущий спирт. Потом внезапно меняется в лице, аура его становится темно-синей, набухшей грозовой тучей:

— Что ты видела тогда? Почему ты плакала как сумасшедшая, когда мы гостили на Корхале? Говори же?

Девочка вспоминает снова, вспоминает теперь уже ради отца: что для нее Корхал? Приветливые лица родных, домик, тонущий в зелени; семья ее матери, крошечная белая собачка, которую бабушка хочет ей подарить, но отец, естественно, не разрешает, но даже это не может омрачить радости, тепла, любви, чувства дома, которого у Кассандры так долго не было…

Они гуляют по широкой аллее, среди деревьев, густых и тенистых, и не думают о войне; война кажется чем-то чужим и нереальным, она где-то в другом месте, совсем не здесь. Взрослые верят в то, что война их мирных городов не коснется; девочка же смотрит на небо, в белую узорную вязь облаков – и чувствует это, чувствует миллиарды возгласов боли, видит, как наяву, черные столбы дыма, пылающие озера огня; белая тучка, зависшая над домом, расцветает пламенеющим бутоном ядерного взрыва, которые Кассандра знает только по картинкам и фильмам и которых боится больше всего на свете.

Она плачет и хрипит отчаянно, пытаясь сказать об этом родным, но те не внемлют ей, лишь успокаивают, успокаивают, и не хотят слушать:

— Улетайте с Корхала, улетайте, улетайте, сюда придет смерть, неужели вы не видите?

— Что ты видела тогда? Почему ты кричала, словно тебя режут?

И – холодное, пронзительное, мертвое; пронзительная тьма в его ауре, склонившаяся черной тенью над сжавшейся девочкой:

— Ты чувствуешь? Ты телепат, правда…
Он уже тогда решил отдать ее чужим – продать ее Конфедерации, доказав свою преданность; но Кассандра отказывалась думать об этом, загораживалась от предвидения жалкой верой; она убегала от отца и сидела в доме у своего деда, старого отшельника книг, хранителя памяти о Земле, памяти, которой посчастливилось не сгореть в очистительном огне.

Но реальная история Земли – слишком тяжелая, слишком мрачная; многого девочке еще не понять, куда больше ей нравятся сказки, и еще больше – фантастика, старые, забытые книги, которые дети нынешней Конфедерации не читают.

— Дедушка, можно мне еще книжку?..

— Какую тебе, Кассандра?

Она чуть мнется, как будто то, что она скажет, для деда большой секрет:

— Мне нравится, когда кто-нибудь к нам прилетает…
Таких книг в Конфедерации полно. Дети должны с детства привыкать к тому, что небо таит в себе опасность; там, в космических глубинах, у человека полно врагов и никогда не будет друзей. Доблестная армия всегда на страже, чтобы оградить мирных жителей от инопланетной угрозы; записывайтесь в армию, чтобы дать отпор любому врагу, — пестрят лозунгами страницы бесконечных медиакомиксов. Говорят, вышла девятитысячная серия похождений кромсающего в капусту пришельцев «отважного морпеха», любимого героя всех конфедератских подростков, спешащих к молоховым печам вербовочных станций, чтобы походить на своего кумира.

Но Кассандре нравится не это; снова и снова она припадает к дедушкиному терминалу, задумчиво касаясь пальцами меркнущих на старом мониторе строчек:

— мы пришли с миром…

— наша планета называется Юката, это в созвездии Козерога…

— мы — ваши старшие братья с Сириуса…

— наш мир так прекрасен…

— спасибо тебе, человек с планеты Земля, помогший подружиться нашим народам…

И снова и снова – как в кадрах древнего фильма, отважный мальчишка, или отважная девчонка, на месте которой, Кассандра, разумеется, тут же представляет себя – бежит через поле навстречу космическому кораблю – золотому, серебристому, белоснежному – посылая телепатемы мира, радости, любви, спешит подарить инопланетным гостям букетик полевых цветов или угостить своей кока-колой, и обязательно, обязательно становится пришельцам лучшим другом, в отличие от глупых, воинственных и как всегда ничего не понимающих взрослых.

«Отважный морпех» не нужен девчонке, что смотрит архивный фильм «E.T.», украдкой пряча слезинки.

— Чтобы кто-нибудь прилетал к нам? А может, сегодня попробуем наоборот?

Дед уходит вздремнуть, а Кассандра читает новую книгу. Сперва текст кажется ей скучным, но потом затягивает все больше; девочка проглатывает страницу за страницей — жадно, торопливо, словно неумолимое чутье подгоняет ее: времени мало, слишком мало. Отец уже сказал о ней чужим людям, и те придут за ней, придут совсем скоро, и не будет больше камина в доме у дедушки, не будет больше старинных книг и стихов…

— Мне так понравилось, — говорит она, когда последняя строчка повести дочитана, а дед, уже проснувшийся и отдохнувший, приносит с кухни стакан горячего молока и несколько подтаявших конфет.

Кассандра забирается в кресло с ногами, гладит рукой клавиатуру компьютера, открывающего ей дверь в изумительные чужие миры, и пытается высказать старику свою благодарность, посылая ему сигналы, добрые, теплые вспышки мысленной речи: «спасибо тебе, дедушка, я очень-тебя-люблю!» Интересно, слышит ли он, или только чувствует какие-то потоки эмоций? Кассандре еще не приходилось встречать людей, полностью понимавших, как это так – говорить-думать, но может, она сама еще не умеет, и после научится в совершенстве яркой речи без слов.

— Я рад, что тебе понравилась книга, — говорит дед, кивая головой, и накрывает плечи внучки теплым пледом – хотя сейчас и осень, но в доме совсем не холодно; однако Кассандра не протестует.

Ей нравится ощущать мягкое тепло чужой заботы. Она умеет слушать, не перебивая, но если ее спросят – готова ответить, поделиться тем, о чем проводит в раздумьях целые дни.

— Мне больше понравился Питер, чем Джордж, — говорит она. – Питер в этой книге более… чувствующий… Когда они прилетают на эту планету, то Джордж – прежде всего ученый, а Питер… Питер – человек.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что Питер слушает свое сердце. Когда он первый раз увидел инопланетянку и поцеловал ей руку, я так и знала, что они будут друг друга любить. А Джордж думал только о том, как бы узнать побольше технологий да сфотографировать диковинных животных. Он изучал, а Питер – любил. Любил этих чужих, любил их планету… и эту девушку…

— Кассандра, тебе всего девять лет, что можешь ты знать о любви?

Она кивает и улыбается:

— Все.

Дед щурится, потом добродушно смеется.

— Возьмем хотя бы этого Питера с его инопланетянкой. Мне и самому в детстве очень нравилась эта книга (прим. авт.: «Очень приятно, что книгу Г.Мартынова «Каллистяне» читают даже в Конфедерации =)»)… Ты права, Питер понял характер этой девушки, ее душу… они полюбили друг друга, принадлежа к разным расам… и он поклялся вернуться на ее планету, если любимая попросит об этом и не захочет жить на Земле… но ведь этого мало, Кассандра. Это только фантастика, сказка для взрослых детей. Когда ты подрастешь, ты поймешь, что между, м-м… мужчиной и женщиной… должно быть кое-что еще.

— Что же там еще?

Кассандра берет последнюю конфету липкими пальцами, запивает ее молоком. Вытирая руки о комбинезон, становится внезапно серьезней, и начинает говорить о любви – так, как представляет ее себе:

— Любовь – когда двое хотят всегда быть вместе, когда понимают друг друга с полуслова, когда ты живешь сперва для того, кого любишь, потом уже для себя. Или вообще не живешь для себя, потому что для тебя живет тот, кого ты любишь…

Дед слушает задумчиво, не перебивая, и девочка продолжает – с забавным пафосом девятилетнего ребенка, прочитавшего слишком много не по возрасту книг:

— У того, кого любишь, могут быть недостатки. Но ты его принимаешь таким, как он есть. И он тебя тоже – тогда вы думаете вместе, чувствуете вместе, ты учишься любить то, что любит он…

Она пытается вспомнить прочитанные украдкой стихи, из взрослой книжки стихов о любви, которую, разумеется, тоже позаимствовала в библиотеке деда, пароль ведь к файлам подобрать было нетрудно:
Тьма не может быть беспросветной,
потому что есть щедрое сердце,
чтобы простить нас,
и рука, протянутая для спасения,
и внимательные глаза.
В самом пустом и враждебном мире
кто-то живёт для того,
чтобы разделить с тобой твою жизнь… (прим. авт.: «Стихи Поля Элюара, перевод А.Веденеевой»)

— Ты права и не права, Кассандра, — говорит дед задумчиво, слушая строчки древнего французского поэта. Но все-таки, понимание душ – это еще не все…

— Что же еще?

— Что же еще? Ну, когда-нибудь ты встретишь молодого человека… наверно, очень красивого молодого человека… да, да, не смейся. Обязательно красивого, сильного, умного, который полюбит тебя…

Кассандра смеется. Молодого человека? Ну, может быть… может быть, когда она действительно подрастет… Ровесники, играющие в пыли улиц в «инопланетных захватчиков» и «отважных морпехов» девочку не особо привлекают. Куда интереснее сейчас общаться со взрослыми, знающими так много о мире, пока еще мало доступном для нее. Но она не хочет обижать деда, к тому же дед, наверное, знает лучше? Поэтому она соглашается:

— Когда-нибудь встречу. Красивого. И обязательно умного. Чтобы у него была такая же библиотека, как у тебя.

Дед улыбается и обнимает ее: «Как многого ты еще не знаешь» — хочет он сказать, но не говорит; Кассандра чувствует его мысли, читает их – это ново и очень забавно. «В чужом разуме можно читать не хуже, чем в книге» — осознает она, радуясь своим способностям, которые до конца толком не понимает; но ученые Конфедерации понимают, и однажды вечером придут за ней и заберут из дома, отобрав все то немногое, что она успела в этой жизни полюбить.

Дед умрет через пару месяцев после того, как ее заберут в академию будущих «призраков»; а еще через месяц придет каким-то чудом заплутавшее в лепестках роутинга федеральной электронной почты письмо, и тайком, ночью, пока прочие курсанты будут спать, Кассандра включит звуковой файл и будет слушать надтреснутый голос деда, читающего ей в подарок стихи, подернутые пыльной дымкой древности:
Огромное и красное,
как уголь в серой золе,
поднимается зимнее солнце
над зданием Гран Пале.
Оно исчезает в дымке.
И сердце уже не бьётся,
оно уходит за солнцем,
и вся моя кровь прольётся,
чтобы искать тебя… (прим. авт.: «Стихи Жака Превера, перевод А.Веденеевой»)

Это последний образ из воспоминаний, которые Кассандра передала тогда Джессиндару – образ девчонки-подростка, шепотом повторяющей стихи, слушающей пение ночи и чувствующей вокруг себя тревожные, полные боли и сомнений ауры товарищей своих по дару и несчастью, братьев-сестер, будущих «призраков»; девочка сидит на своей жесткой постели и смотрит в небо над Тарсонисом, пытаясь расшифровать свою судьбу в причудливом орнаменте звезд…
— Следуя на последний суд, подумай о том, как прекрасен рисунок созвездий в этой ночи…, — повторила она, вспоминая. — Так записано в одном из преданий племени ара…
— Спасибо… может быть, теперь я лучше чувствую… вернее, понимаю. Такие глубокие эмоции мы редко испытываем, может быть, к счастью, но может, что-то теряем… мы, наверное, кажемся тебе… сухими, гордыми, холодными?

— Ну, почему же…

— С точки зрения человека, для которого вся жизнь соткана из чувств, настроений, эмоций… наверное, так оно и есть… а те переживания, что для нас часты, — более остры, резки в сравнению с вашими, не так ли? И наша вера кажется… «узколобым фанатизмом»?

Кассандра не обиделась, что ей напомнили ее же старые слова:

— Так кажется только поначалу. Человеку трудно в этом разобраться… проще отвергнуть. Или… принять, как есть. Особенно если нас тоже принимают в ответ…
Джессиндар не ответил, погрузился в задумчивость; девушка долго ждала, не скажет ли он еще что-нибудь в ответ на воспоминания, которыми она раньше не делилась ни с кем. Молчание длилось долго, словно протосс совсем ушел в медитацию. Внезапно сиреневый глаз засиял чуть ярче, словно подмигивая:

— Сколько, ты говорила, было книг в библиотеке у твоего дедушки?

Кассандра несколько удивилась; она ожидала скорее других, более существенных вопросов, но все же ответила, прикинув:

— Думаю, несколько тысяч…

— Понятно, — он помолчал, пряча улыбку, и добавил, словно невзначай:

— Кстати, на «Эль-Рааксе» книг около двухсот тысяч, если считать записи в мнемокристаллах…

Джессиндар сказал это и тут же вышел из библиотеки, шелестя длинными полами белого облачения; Кассандра, сперва не понимая, посмотрела ему вслед.
И потом засмеялась, пряча лицо в ладонях.
***
Внезапно у Кассандры возникло ощущение, что Сара ей… завидует?

«Возможно ли такое? — мысленно она обратилась к Керриган. — Тебе ведь тоже выжигали душу. превращали в машину убийства. Ты одинока… и хочешь, отчаянно просишь, чтобы тебя любил кто-то неизмеримо лучше, выше, благороднее обычных людей?.. поверь мне, я знаю, каково это — чувствовать людей, их жалкие, примитивные мысли и заботы….. всю эту грязь и низость, которая поглощает умы тех, кто несовершеннее нас…

У тебя не было этого — тонких, надрывных звуков труб и струн ксилефера…

У тебя не было этого, осыпающегося золота с древних свитков…

У тебя никогда не было этого, касания разума другого существа, чужого, древнего — и совершенного…

Сара, Сара… никто никогда не дарил тебе красоты, любви, единства — единения…»

— Достаточно. Я уже убедилась, что они прекрасно умеют промывать мозги. — Саре все же удалось прочесть часть мыслей Кассандры, и то, что она прочла, лейтенанту отнюдь не понравилось.

«Промывать мозги? О, Адун, конечно же, нет! Это мой собственный выбор, мое стремление к красоте, стремление понять. Ощутить телепатическую связь, невидимые нити, сливающие воедино целый народ, позволяющие чувствовать друг друга, отражаться друг в друге, становиться единым целым.

И разум Джессиндара — как призма, собирающая сверкающие лучи, и Талинар – бушующее синее пламя.

И мое отражение в них…»

«- Мы – одно, Джессиндар?»

«- Пока нет. Ты еще не можешь почувствовать великое духовное единение. Для этого надо быть кхалаем… Жить этим, принимать истину всем сердцем, всей душой… Но все же… я рад, что ты способна видеть и чувствовать так, как могут лишь единицы из людей. Знаешь, я уже не жалею о том, что отряд Талинара нарушил тогда приказ. Если бы мы встретили не тебя, а кого-нибудь из ваших морпехов, все могло бы быть иначе. Он никогда бы не понял нас так, как человек, способный чувствовать пси и увидеть то, что мы можем тебе показать…»

Опаленная солнцем Лу Антиохия, белоснежные здания, тонущие в утреннем мареве зноя.

Колокольчики на серебряных нитях, украшающие деревья Сада Пророков в Иалоне, мерная тишина храмовых библиотек…

…

Мир, прекрасный, овеянный преданной любовью миллионов, который нельзя не любить, солнечное отражение совершенства…

У людей нет Айюра.
Именно так она сказала Талинару незадолго перед тем, как отправиться в путь, который и привел ее сюда, в командный центр экспедиционных сил «сынов Корхала».

— Знаешь, в чем между нами разница?

Талинар следил за тем, как его товарищи по оружию выходят из недавно возникших врат; они приветствовали командира воинственными возгласами, пси-ауры полыхали сапфировым огнем. Каждый вновь прибывший считал своим долгом воскликнуть что-нибудь вроде «Во славу Айюра!» — у Кассандры слегка закружилась голова, когда она внимала этому сияющему хору. Девушка смотрела на зилотов с все нарастающим чувством, что обреченный фанатизм в их глазах напоминает ей почему-то о гладиаторах древнего Рима.

«Идущие на смерть приветствуют тебя»…
«У нас нету Айюра, за который можно было бы умереть, — повторила она про себя. — Земля, прародина человечества, далеко, нас заставили ее забыть… но даже не в этом причина.

За что умирал Гектор? За девушек в баре, считавших его героем, за скучную повседневную жизнь маленькой колонии?

А Ильдар, можно ли сказать, что он умирал за красоту?

Он ведь сошел с ума, но писал свою картину до последней секунды, превращал в краски на холсте огонь заката над полями, и черные вихри, тени бесчисленных зерглингов — пока зерглинги не вгрызлись в его плоть…»

Она вспомнила тело советника, лежавшее на полу базы, сочащейся смертью. «Безумный Ильдар, тебе было за что умирать, как и жителям Мар-Илиона, которые поселились там не из-за участия в экспериментах Конфедерации, а только из-за любви к красоте этого обреченного мира…

Но все-таки… у нас нет той единой идеи, за которую все мы пошли бы на смерть, как один, которая вела бы нас в путь. Громкие слова о служении делу Конфедерации, все это фальшь, ложь и просто дерьмо. У нас нет родины, которая объединяла бы нас, одетая нашей любовью…»

Талинар читал ее сумбурные мысли, и ответил ей грустной улыбкой. Потом стал серьезней.

— Дело не в планете, — сказал он. — Не в месте. Об этом и говорится в сорок третьей песне восходящего к свету…

— В книге их было сорок две…

— Сорок третья передается из уст в уста, правильнее сказать, от разума к разуму. Ее не доверяют бумаге и мнемокристаллам. Она должна жить в душах, так же, как сказано в ней… «Настоящий Айюр в твоей душе».

13.

Днем раньше она еще не думала об этом так серьезно. Все было совсем иначе, весело и легко. Корабли семнадцатого флота легли на орбиту Тарсониса и медленно совершали разведочный круг. Талинар был далеко, на борту громадины «Иринефера», в то время как Кассандра уже привычно сидела в библиотеке, шелестя бумагой собранных Джессиндаром свитков.
В одном из отсеков она обнаружила целый ворох маленьких кристаллов и несколько листков, содержавших какие-то сумбурные письма, рисунки и даже стихи, большинство из которых оказались весьма забавны. Вчитавшись в одну из таких записок, в которой участники диалога обращались друг к другу по первым кратким иероглифам имен, Кассандра догадалась, что это было такое.

Переписка… студентов?..
Для Шелле.

Я все-таки сожалею, что не сменил касту.

Для Джесс.

Это еще почему?

Для Шелле.

Тогда я уже умел бы создавать пси-шторм и применил бы его на голову наставнику Теллариусу, чтобы тот наконец пробудился от медитации и закончил лекцию…
Еще один аккуратный листок начинался словами:
Для всех:

В аудиториуме 140 начинаются новый круг чтений для четвертой ступени по провинциальному праву…

И заканчивался пометкой, сделанной уже знакомым почерком:

…Примечание: говорят, в стасис-поле сидеть интересней…
В вытащенном наугад кристаллике оказалась картинка – простенькая, всего из двух кадров. Из арбитра высовывался джудикейтор, в чертах которого определенно угадывалось что-то знакомое, и сообщал собравшимся под кораблем темпларам:

«Подождите немного, я забыл дома книжки»

В следующем кадре под арбитром высилась огромная груда свитков и кристаллов, а пилот с виноватой физиономией говорил воинам, пытавшимся выбраться из-под завала: «Ой… извините?»
Похоже, это было что-то шутливое, — Кассандра не совсем поняла, о чем шла речь. Под картинкой же мерцала возмущенная приписка:

«Шеллеазар! Еще раз нарисуешь меня в таком виде – не дам прочитать мой доклад по восемнадцатому переходному периоду! И не говори, что я не предупреждал…»
Через несколько кристаллов стало ясно, что угроза все-таки не была исполнена, и некто по имени Шеллеазар таки получил вожделенный доклад. Очередная записка гласила:
Для Шелле:

Вычитал новые сведения по восемнадцатому переходному периоду. Держи.
Когда пресветлый Кхас прибыл в провинцию Тайи проповедовать путь восхождения, старейшины племени шелак отказались с ним разговаривать. Тогда он пришел в библиотеку к старейшине Ригвалу.

— Какую книгу он написал? – спросил Ригвал.

Когда его слова передали пресветлому Кхасу, тот развел руками, сообщив, что пока не написал никакой книги. Тогда ему снова отказали во встрече.

Огорченный, он сел на ступени храма, взял чистый свиток и принялся писать на нем наставления для восходящих к свету. Так он писал три дня и три ночи. В третий час четвертого дня он перевязал свиток серебряной ленточкой и попросил одного из учеников передать получившуюся книгу в библиотеку Иалона.

Сообщают, что именно таким образом на мнемоязыке была записана кхала.

Еще через три дня пресветлому Кхасу принесли послание от Ригвала, в котором стояло одно только слово «Приняли» и несколько знаков, которые никто из ара не сумел расшифровать.

Прочитав, однако, слово «приняли», они радостно вернулись в Антиохию и сообщили оттуда всем племенам, что шелак принимают учение кхалы.

—-

Примечание. Два милленниума спустя один из юных джудикейторов-шелак увидел записку, лежавшую в священных архивах Антиохии, и перевел таинственные знаки. Они означали номер в каталоге, который присвоили творению пресветлого Кхаса, о чем и сообщалось в записке старейшины Ригвала: «Спасибо. Вашу книгу приняли в библиотеку»…
Джесс! В следующий раз ответишь за такие шутки! Я это чуть не начал пересказывать на экзамене…
Постепенно Кассандра начала веселиться все больше, просматривая кристаллики и свитки один за другим. Над одним из них она долго смеялась, так, что ее заливистый смех был услышан в соседней комнате, откуда вскоре появился джудикейтор, слегка недовольный тем, что его оторвали от медитации.

— Что ты такое прочла, что вызвало в тебе такую бурную радость? — спросил он, подходя и принимая из ее руки свиток.

— «Спор темплара и джудикейтора о том, кто из них искусней в любви»…

В сиреневом огне его глаз Кассандра уловила улыбку… и что-то еще. Какой-то новый оттенок гордости — казалось, что с Джессиндаром она уже изучила их все, какие только возможно — ан нет…

— Тебе понравилось?

— Весьма. Это очень забавно. Я всегда думала, вы пишете только такие… серьезные вещи. Наставления в законе кхалы, героические предания, философские трактаты…

Он присел рядом на сиденье.

— Беззаботные вещи мы тоже пишем. Чаще всего во время скучных лекций, когда наставниками это особенно не приветствуется. Но если бы мы не должны были иногда смеяться, они бы нам запрещали, — он вернул ей листок.

— Мне понравился набор аргументов, — осторожно добавила она. — И ритм… впрочем, не думаю, что темпларам пришлись бы по душе все перечисленные там нелестные эпитеты в их честь. Или они не обижаются на такой юмор?

— Ну, я же не собираюсь декламировать им с трибуны стихи, которые писал на полях книг во время лекций…

— Так это ты написал?

— Угу, — он ответил совсем по-человечески, снова делясь с ней улыбкой. – Наверное, наставники до сих пор помнят, как мы с Шеллеазаром после окончания экзаменов загрузили архив наших шуток в главный мнемокристалл сто тридцать третьего аудиториума, и их считали все новые ученики второй ступени. Говорят, в течение последних полутораста лет там не бывало такого интересного занятия…

Он еще немного поулыбался воспоминаниям, потом спросил у Кассандры:

— А разве вы не сочиняли стихов во время лекций?

— Нет… нам было как-то совсем не до этого. Нас и не учили поэзии с риторикой. Только искусству войны, искусству убивать…

— Они хотели сделать тебя машиной, вытравить все живое. Но им не удалось. Верь мне, я ведь чувствую…

Кассандра кивнула, разворачивая и вновь сворачивая свиток у себя на коленях.

— Тебе удалось остаться свободной. Любить красоту…

— У нас порой разные понятия о красоте. Вот, например, красота в смерти…так говорят темплары…

— Я понимаю ее. И тоже разделяю.. хотя это не всегда самое главное, достойное восхищения.

— А что главное для вас?

— Красота в знании… и в Порядке…

Он задумался.

— Нас познакомила эта война… Война вокруг нас, и впереди еще множество страшных битв. Но не вся жизнь заключена в войне, и я верю… галактика будет очищена от зергов, и мы вернемся с миром в свой дом.

— Мне уже не верится в это. Кажется, что война будет длиться вечно… и мирные времена будут живы только в наших воспоминаниях, — ответила Кассандра с грустью.

— Воспоминания… Ты хотела бы увидеть нашу жизнь… такой, какой она была во дни мира, такой, какой она будет, когда мир возвратится снова?

— Возвратится ли? – вздохнула девушка с тревогой.

— Обязательно. И тогда я возьму тебя с собой на Айюр, если ты захочешь его увидеть.

— Я и сейчас хочу его увидеть, — девушка улыбнулась в ответ.

— Хорошо.. правда, не своими глазами, а через мою память. Я покажу тебе что-нибудь. Идем со мной?

Она все еще улыбалась, недоверчиво, пока в сознании ее не вспыхнули картины его воспоминаний…
***
Это был жаркий вечер, и в распахнутое окно из небольшого сада доносились пряные запахи экзотических растений, привезенных с десятков подвластных Айюру миров.

— Ночь будет холодной, — подумав так, Джессиндар взял серебристо-зеленую накидку, окутал плечи, поправил воротник из звенящих драгоценных камней, украсивший парадную белую одежду, и вышел из дома, отправляясь к своему другу.

Джудикейтор Шеллеазар устраивал прием в своем доме – точнее, в доме своих родителей, в котором остался полновластным хозяином на то время, пока его мать и отец уехали по делам в Антиохию, оставив сына под негласным надзором дяди – тот, впрочем, отнюдь не запрещал племяннику собирать у себя друзей и относился снисходительно к «юношеским забавам».

Для этих самых «юношеских забав» дом и сад Шеллеазара были заранее украшены серебристыми лентами и кристаллами-светильниками, сиявшими чудесным голубоватым светом в знойном полумраке вечера – даже издали можно было заметить, что здесь готовится праздник.

Джессиндар прошел между двумя рядами пилонов и невольно оглянулся на зилотов-стражников, застывших у входа; те, разумеется, знали, что он в числе приглашенных, поэтому никак не отреагировали на его приход и дали ему войти, даже не шелохнувшись. Годы тренировок, сосредоточения, медитации… все для того, чтобы они оберегали сейчас тех, кто собрался беззаботно повеселиться. Правильно ли это? – призрачный вопрос-сомнение посетил его, но быстро исчез, когда Джессиндар зашел внутрь. Он редко участвовал в вечеринках, и многое в столице еще было для него внове.

Воздух в атриуме, где назначен был прием гостей, был уже наполнен чудесным ароматом всевозможных курений; музыканты и танцовщицы из кхалайского племени Шеддар были приглашены заранее, чтобы веселить и ублажать «золотую молодежь», будущее протоссовской элиты.

Таких собралось сегодня немало. Джессиндар присел на свободном ложе, не зная, кому бы навязать свое общество; другие гости Шеллеазара уже беседовали друг с другом, внимая негромкой музыке. Шеллеазар послал ему приветствие и снова повернулся к своему дяде Альнаиру, обсуждавшему последние новости; больше никто, казалось, не заметил прихода Джессиндара и тот, оставшись в одиночестве, уже почти решил, что зря принял приглашение и не остался сегодня дома. Впрочем, вечер только начинался…
Дверь в атриум открылась, и к отдыхающим приблизилась новая гостья – девушка в тонких алых одеждах, несколько причудливо сочетавшихся с голубоватым цветом тела. Браслеты в виде золотистых змеек, глазки которых светились крошечными огоньками кристаллов кхайдарина, обвивали ее руки, завершая элегантную красоту наряда. Приветствовав собравшихся кивком, она присела на одну из скамей и тут же попробовала аромат одной из курильниц с благовониями.

— Почему меня встречают такой тишиной? –спросила она, отставляя курительницу в сторону.

— Эн таро Адун, Синдрейя. Приветствуем нашу запоздавшую гостью. Ты просто лишила нас дара речи, — ответил Шеллеазар, по некоторому размышлению, принимая сидячее положение на своем диване и заметно приосаниваясь.

— Я не ожидал увидеть тебя здесь, Синдрейя. Думал, мы увидимся только завтра в Трибунале, — ответил Джессиндар вслед за приятелем.

— Нет, завтра мы не увидимся, — ответила девушка с присущей только протоссам смесью снисходительности и гордости. — Я получила назначение как советник седьмого флота, так что, если не возражает благородный владелец дома, нынешний вечер мы частично посвятим празднованию этого значительного события.

— Прими наши поздравления, — немедленно откликнулся Шеллеазар, — прославь своими делами имя Адуна! — вслед за ним приветственные возгласы на разные лады повторили и другие гости. Джессиндар, пробормотав свои поздравления вслед, уткнулся в курильницу, стоявшую прямо перед ним. К радости за Синдрейю, с которой они учились вместе, примешивалась легкая зависть.

— Не грусти, Джессиндар, — девушка послала ему покровительственную улыбку. – Я верю, что скоро ты начнешь самую что ни на есть блестящую карьеру. Не правда ли, друзья мои?

Гости закивали, больше, впрочем, стремясь поддакнуть девушке, чем подбодрить замявшегося Джессиндара.

— А ты, Шеллеазар? Когда мы услышим о твоем назначении на пост более существенный, чем помощник обвинителя в совете провинции?

Молодой джудикейтор хмыкнул, снова откидываясь на ложе – должность, доставшаяся ему благодаря семейным связям, была более чем почетной для его возраста.

— Когда мой дед освободит для меня свое кресло в Конклаве, — довольная усмешка Шеллеазара передалась всем, собравшиеся в атриуме оживились.

— Не забудь тогда про нас, — кто-то шутливо поклонился, передавая Шеллеазару новое блюдо, дымящееся от ароматических курений.

В это время Альнаир, доселе молчавший, обратился к Синдрейе:

— Блестящее место, советник флота, поздравляю. И ты достигла всего собственными стараниями, что похвально. Будешь сбивать спесь с великого экзекутора?

— Я пока не правая рука Тассадара, — девушка ответила с несвойственной ей застенчивостью.

— А жаль. Давно нужен кто-то, кто проверил и приструнил бы этого вольнодумца… — Альнаир, третий судья в трибунале Сциона, бывший старше остальных собравшихся и присутствовавший на вечеринке только как брат отца Шеллеазара, недовольно сдвинул брови.

— Тассадар предан кхале, и его доблесть в служении не вызывает сомнений… — возразил один из гостей.

— Тогда зачем он твердит о несправедливости изгнания Темных? К тому же он читает запрещенные книги…

— Запрещенные книги? Это какие же? – лениво вопросил Шеллеазар, оторвавшись от своего увлекательного занятия – обмена мнениями о тонкостях аромата очередной порции курений с усевшейся у него в ногах девушкой из Шеддар.

— Например, его встречали читавшим «Догматику сотворения»…

Джессиндар невольно коснулся рукой одного из мнемокристаллов, по традиции племени висевших у него на поясе.

— Эта книга не запрещена, — возразил он, вертя кристалл между пальцами.

Уже давно он носил с собой «Догматику» вместе с традиционными «песнями восходящего к свету» и «доктриной великого управления». От остальных не ускользнуло его чувство смущения и гордости за право читать подобные книги одновременно.

— Верно, но она не рекомендована, — поучительно ответил Альнаир, — по крайней мере для темпларов…

— Дядя, ты становишься скучен, как Алдарис. Проверь еще нас всех на ересь? Давайте лучше веселиться!
Музыканты принялись отбивать ритм на своих инструментах с удвоенным усердием; девушки в полупрозрачных одеждах закружились в центре атриума в медленном, чарующем танце. Они тонко чувствовали желания гостей и творили свой танец, импровизируя, ловя ментальные волны хозяев вечеринки.

Джессиндар наконец откинулся на своем ложе и принялся следить за танцем, иногда переводя взгляд на искрящийся разноцветными огоньками фонтан в дальнем углу сада. Можно было использовать пси, чтобы изменить направление струй, к удовольствию собравшихся создать причудливые водяные цветы, отливавшие всеми цветами радуги в свете мерцающих кристаллов. Вечерний зной сменился приятной прохладой, в серебристых лучах восходившей первой луны очертания предметов становились все отчетливей; на небе зажигались звезды — за легкой дымкой курений, неспешно поднимавшихся ввысь, они казались моргающими глазами.

Одна из девушек присела на краешек ложа, принялась массировать Джессиндару плечи тонкими, умелыми пальцами. Даже с неглубоким ментальным контактом это было чрезвычайно приятно.

— Не грусти, наш милый книжник, — девушка потеребила мнемокристаллы у него на поясе. – Что мне сделать, чтобы ты развеселился?

Шеллеазар щедро передавал другим задорные телепатемы своего удовольствия, предлагая другим гостям делить с ним радость. Все-таки недаром его звали душой компании; вечер без сомнения получился удивительным. Джессиндар подумал о том, что в жизни джудикейтора есть несомненные преимущества, и тут же вспомнил о застывших неподвижными золотыми статуями зилотах, стоящих на страже этого дома. Мысль не была скрыта, и девушка уловила ее.

— Ты не из ара, однако ты вместе с ними… — она подразумевала Шеллеазара и большинство присутствующих. Тебе нравится политика?

— Я не могу сказать точно…

Он действительно до сих пор не был уверен, что, получив звание «великого защитника истины» правильно поступил, что предпочел, по совету Алдариса, карьеру в столице Конклава вместо того, чтобы принять давно ждавшее его место в главной библиотеке Иалонского храма. Да, но разве он помышлял тогда о карьере? О ждавших его архивах Ксел’Нага он думал тогда куда больше. Алдарис долго его тогда уговаривал, пока не заглянул в его давние мечты; словно невзначай, привел юношу к трибуналу, где как раз взлетал серпокрылый корабль, сверкая золотом в лучах Лу…

— Это хорошо, что он занимается политикой, — вторая девушка пристроилась рядом с подругой, тоже касаясь его плеча. – Иначе он сидел бы в библиотеке, не высовывая оттуда носа, и мы бы никогда его не увидели…

Первая девушка прижалась к нему теснее, одной рукой продолжая массировать ему грудь, другой рукой поднесла к своему лицу одну из плоских курильниц. Терпкий аромат благовоний кружил голову.

— Твоя чешуя так бела, потому что ты никогда не выходишь на свет Лу? – девушка явно заигрывала с ним.

— Ах, оставь…

Он снова задумался о зилотах, о своем старом друге, оставшемся на Иридонуме, будущем воине Адуна. Когда-то Джессиндар жалел, что не может разделить его судьбу, но теперь…

— Они слишком заняты войной и честью, им такие маленькие радости недоступны, — девушка засмеялась, читая его мысли.

— Ты права, с темпларами скучнее, — подхватила ее подруга. — Что у них есть, только долг и готовность умереть?

— Мы тоже готовы умереть…

— Правильно, давайте все умрем — а судить кто будет? – Шеллеазар со смехом вмешался в дискуссию, смех передался и другим.

Джессиндар нахмурился, в памяти всплывали прежние разногласия с приятелем.

— Послушай, ты все твердишь, что одна каста совершеннее другой, но на самом деле это не так, и несправедливо…

Шеллеазар повернулся на ложе, так, чтобы от окружавших его девушек не ускользнуло, как красиво переливаются изящно уложенные складки его алого одеяния:

— Ах, брось! Мы тебя позвали не для дискуссий о праве. Веселись и не думай ни о чем больше!

— Он прав, тебе сегодня хватит думать о законах, — Синдрейя проскользнула мимо, шелестя кроваво-красным шелком одежд, кивнула благосклонно. — Посмотри, как хороша ночь.
И вправду, она была хороша. Тонкое чувство красоты подсказывало, что Ахет-Адун прекрасен, накрытый черным покрывалом Айюрской ночи, украшенной мириадами звезд; один из участников вечеринки поднялся на крышу дома и любовался оттуда пейзажем, передавая другим свое восхищение причудливыми небоскребами вдали, посеребренными молочным светом обоих лун. Хотелось распахнуть свою душу, открыть ее, наполнить гармонией, музыкой, красотой…
Джессиндару вдруг вспомнились слова матери в его далеком, далеком детстве, когда он спросил ее о том, что значат эти сверкающие на небе огни: «Звезды — это глаза наших предков, они следят за тобой и за твоими поступками, куда бы ты ни пошел…»

Он долго верил в эту детскую сказку, и ему все время казалось, что, действительно, великие Кхас и Адун следят за ним с высоты…
И луны Айюра, вечное, непрестанное напоминание о будущем, воспетые в строках древних песен. Зеленоватый Аирон, куда, по преданию, отправлялись души всех храбрых воинов — и бледная, тускло-желтая Ино, милосердно принимающая души тех, кто умер тихо, не покрыв себя славой; про таких не слагают легенд, имя таких не вплавляют в формулы «эн таро» после смерти. В этих наивных преданиях было, если вдуматься, что-то правдивое: весь твой путь – путь к величию или забвению, гремящей славе Аирона или тихому сну Ино; кхала просто облекла эти древние пути в новые слова и символы, но смысл оставался неизменным…
— А вот и еще сюрприз моим гостям!

По знаку Шеллеазара в атриум вошло несколько девушек, каждая из которых держала в руках поднос – несколько маленьких сосудов с изумрудной жидкостью и причудливых приборов лежало на них. Многие гости знали, что это; Джессиндар только через пару минут догадался.

— Шеллеазар, это же артемиссия!

— Совершенно верно, мой друг. Повышающая способность чувствовать пси многократно, ты же знаешь…

— Знаю, но… никогда не пробовал. Мне кажется, нужно пользоваться лишь своими способностями…

— И усиливать их, во много раз, недаром наши предки звали артемиссию даром богов. Попробуй, и я обещаю тебе, что ты не будешь жалеть.

— Я думал, что для этого используются инъекторы, — он с сомнением посмотрел на предметы, разложенные на подносе.

— Знаю, это практичней и проще. Но сегодня, в дань красоте, мы применим ее изысканным способом древних…

Альнаир посмотрел на тех, кто согласился попробовать артемиссию, с неодобрением, но ничего не сказал, не мешая племяннику и его гостям развлекаться.

Девушка присела на колени; Джессиндар, помедлив, протянул ей руку, и острый как бритвенное лезвие кристалл ланцета надрезал ему вену. По мере того, как зеленые капли скатывались по вставленной в разрез прозрачной трубке, боль растворялась наслаждением, приходило просветленное чувство эйфории, единения всех собравшихся; и мир вокруг начинал казаться развернутым свитком, на котором кто-то до начала творения начертал прекрасные стихи…
— …Так это было в дни мира, — он закончил мысленный рассказ, ожидая, скажет ли что-нибудь Кассандра.

Девушка задумчиво молчала. Иные традиции, иная жизнь… в чем-то странная, в чем-то понятная… но почему он открыл ей именно этот вечер, а не что-нибудь более серьезное, торжественное из протоссовской жизни, что она ожидала увидеть? Может быть, потому, что хотел показать, что идущие путем совершенства не все и не всегда идеальны, чтобы Кассандра увидела их живыми, именно идущими, а не застывшими неподвижно в вечности?.. Это было так не похоже на воспоминания Талинара! Забавно, джудикейтор показался ей вдруг более человечным…

Джессиндар поднялся со своего места, медленно подошел к стене и открыл почти незаметный шкафчик, доставая оттуда капсулу с заточенными в ней каплями цвета изумруда.

— Наша пищеварительная система практически отмерла за ненадобностью, так что… принимать что-либо в организм чаще приходится таким способом, — пояснил он, словно извиняясь. – Признаться, использование артемиссии для расширения пси-способностей отнюдь не всегда поощряется среди нас, считается, что надо пользоваться лишь собственными силами и энергией, скрытой в кристаллах кхайдарина… но иногда трудно отказать себе в том, чтобы попробовать еще раз.

Он протянул Кассандре инъектор, словно зная, что возражать она не будет.

— Ты уверен, что это подействует на человека?

— Совершенно уверен. Но… будет больно, потому что рассчитано на нашу кожу.

— А у нашей несовершенной расы кожа слишком тонкая? – девушка спародировала надменную интонацию Джессиндара.

Он засмеялся.

— Нет. Просто, у вашей расы кожа тонкая.

Кассандре тоже захотелось смеяться.

— Я хотела бы, чтобы у меня вовсе не было тела…

— Мы тоже считаем, что тело куда менее важно, чем разум, — ответил он серьезно. – Совершенство тела – ничто перед совершенством духа.

— Телесно мы такие разные… — она вспомнила тот день, когда первый раз увидела Джессиндара и сочла его красивым.

До сих пор это воспоминание оставляло у нее странное ощущение. Она находилась в обществе протоссов уже достаточно долго и привыкла к их внешнему виду, но все-таки не могла назвать их красивыми, по людским меркам. Рептилии в причудливых одеждах, чем-то напоминавшие древних божеств, которым поклонялось доисторическое человечество. Уж не свидетельство ли это какого-нибудь древнего контакта между двумя расами? Ах нет, это ведь запрещено доктриной Ди-Ул, хотя кто знает, может, в прошлом и были нарушения запрета…

— Телесно мы разные. Но духом мы схожи. Это главное, для будущего союза наших народов – когда-нибудь, он, несомненно, состоится, и человечество вступит вместе с нами на путь совершенства, — в Джессиндаре опять заговорил дух проповедничества. – Настанет день, когда люди смогут прийти к духовному единению, которое связывает нас и которое пока только самые одаренные из вас могут почувствовать.

«Интересно, слова об одаренности можно расценивать как комплимент?»

— Артемиссия усилит твои пси-способности многократно. Ты сможешь быть как мы. Попробуй.

Девушка кивнула, следя за тем, как протосс нажимает на кнопку инъектора. Зеленоватая жидкость исчезла из капсулы, и это отозвалось болью в руке.

«Не бойся».

Мир слегка расплылся перед глазами, чтобы обрести необыкновенную четкость через несколько мгновений. Кассандра почувствовала, как ее словно бы выдергивает из реальности, чтобы вернуть обратно – уже изменившейся, и все становится не таким, как было раньше.

«Открой свой разум. Не страшись. Как я открываю для тебя свой»

Она ухнула в черную, непроглядную бездну, которая через мгновение вспыхнула голубоватыми звездами, призрачным светом кхайдаринских кристаллов.

Чужое сознание приняло ее, впуская в себя, открывая воспоминания, сомнения, детские страхи, радость успехов и горечь поражений. Их можно было листать, подобно страницам книг, разворачивать свитки памяти одну за другим, они спутывались и снова выстраивались в стройный ряд.

«Кассандра, ты боишься»

«Да, я боюсь. Что мы… Сольемся, как…. Это бывает у вас. Как Сарэйко и Делленар…»

В ответ — тонкий отголосок боли, тяжелый груз воспоминания, которое тут же сменилось успокаивающим потоком мыслей:

«Не бойся, мы не превратимся в архона. Это делается совсем иначе»

«Хорошо»

Она погружалась все глубже в воспоминания джудикейтора, видела его то совсем юным, произносящим «лестницу отрицания» на празднике совершеннолетия-ученичества, то склонившегося над свитками в библиотеке, то торжественно принимающего жезл судейской власти из рук наставника; перед ней промелькнули упомянутые Джессиндаром прежде слова его родителей о звездах как о глазах великих предков, и девушка почувствовала его детский испуг и удивление; склонилась вместе с ним, прикасаясь лбом и ладонями к священной земле Айюра, ощущая восторг и радость молодого протосса, впервые оказавшегося в столице сотен миров и планет; увидела его глазами золотые полумесяцы крыльев арбитра, взлетающего над городом, повторила вместе с ним древнюю песнь, священную для шелак: «Книга важнее, чем дом, знание важнее, чем жизнь…»

«Почувствуй меня, — он мысленно ободрил ее. — Будь мной»

Ощущение мира исчезло, она была далеко – и близко одновременно. Сотни воспоминаний, тысячи голосов, новая гармония чужих чувств заполонили ее.

«И откройся мне. Я не причиню тебе зла. Никогда»

Она смирилась, разрушая некрепкие ментальные преграды, которые воздвигла, открывая ему все: от сумрачного детства, серых стен воспитательного дома, суровости родителей, отчаянного плача при прощании с ними, когда «ученые конфедерации» забрали ее от отца и матери, чтобы посвятить секретной военной карьере – и тяжелых дней учебы, когда ее разум вскрывали и ломали, стремясь сделать совершенным механизмом на военной службе – и леденящего ужаса при виде смертоносных зергов – и первой неразделенной влюбленности в одного из молодых ученых на Тарсонисе – и боли, и радости побед – до зеленых холмов Мар-Илиона, соприкосновения с тайнами древних руин и пробуждения на «Иринефере», до тех минут, когда в ее сознании впервые зазвучали слова чужого языка, и мига, когда она впервые открыла новые свои глаза, чтобы увидеть Талинара в золотых одеждах…

«О, Джессиндар, ты ревнуешь?»

«Нет. Во-первых, потому что ревности не учит кхала, во-вторых, потому что ты сейчас со мной».

«Я никогда не открывала своего разума никому…. Так, как сейчас».

«Я знаю. Такого невозможно скрыть, даже если бы ты захотела».

«Вы, всегда живете так… открыто? Зная чувства, мысли, поступки друг друга? Проникая в затаенные уголки памяти?»

«Не всегда. Есть та часть сознания, что открыта всем. Есть та, в которую ты пускаешь только близких тебе… Друзей. Родных».

«И тех, кого любишь».

«Совершенно верно».

Он окутал ее потоком мыслеформ, несущих нежность, готовность помочь, защитить, передать знания, разделить путь и быть всегда рядом – все вместе, все одновременно, так что она, казалось, утонула совершенно, растворилась в этом хороводе – пытаясь собрать собственные мысли воедино, передать ему в ответ – доверие, благодарность, радость, обнять его радужною волною чувств…

Казалось, стены корабля исчезли, и обнаженные звезды смотрели на протосса и человека, застывших неподвижно друг перед другом – соединивших свои души, — тысячами неморгающих глаз.

….

— А вы действительно искусны в любви, — она потеребила пальцами кхайдаринский амулет у Джессиндара на груди и улыбнулась.

— О, это еще не сама любовь, как мы ее понимаем… Любовь – высочайшее духовное единение; открыть друг другу разум — только шаг к ней, только одна ступень…

Его глаза мерцали, выражая все ту же, привычно-покровительственную надменность, которая тем не менее перестала казаться недоступно-холодной.

— А сколько всего ступеней? – спросила Кассандра игриво.

— Сорок три.
…она так и не поняла тогда, шутит он или говорит серьезно…

…но теперь, услышав о сорок третьей ступени посвящения, задумалась. Кхала, любовь, совершенство – причудливо сплетались в душе.
И когда она ступила на землю Нового Геттисберга, то подумала обо всей космической платформе как об одной лишь ступени: лестницы отрицания – пути восхождения…
— Так я пришла сюда…