2. ЛЮБОВЬ
Огромной пастью в земле разверзлась пещера. Песок сыпался в неё маленькими водопадами, мерцающими в свете мутно-желтой луны, полувглядывавшей из-за горизонта. Звездчатые отпечатки маленьких четырехпалых лапок терялись в этом слабом потоке, и ребёнок верил, что его не найдут здесь. От кого он прятался не знали ни он, ни те, кто возможно стал бы его искать, а песок и капельки радиоактивной воды, падавшие с потока этой ямы, нежно посмеивались над глупеньким протоссом.
— «От меня ты точно не спрячешься» — пропел задувший ветер вторя им, словно говоря за весь Шакурас, который был везде, в каждой песчинке, в каждой молекуле этого разреженного холодного воздуха, в криках всех, кто смирился и ужился с его прекрасным антимиром. И не мог проникнуть он ещё только в души непокорных тёмных, и во тьме мечтающих а каком-то далёком рае.
— А если попробовать… — неокрашенная телепатема ребёнка раздражила ветер, и тот озлобленно надул в пещеру тучу песка. Улутар к подобному привык, и гордо закрыл глаза. — убегу так что не найдёшь… — Песок посыпался сильнее.
— «Уж если мы тебя засыпем, тебя уж точно не найдут… — песчинки шипели потоком о камни.
— И не надо… — печально произнёс ребёнок глядя сквозь пыль на равнодушное небо. — Всё равно я хочу умереть. Пусть вы меня проглотите…
Всяко лучше чем быть неясной безликой тенью в этой пустыне.
— «Здесь всё… тень…» — прозвучал голос будто из глубины планеты, словно дух Шакураса сам возмущенно вышел на переговоры.
Тоссёнок боялся, хоть и усердно скрывал это.
— «Тенью легче спрятаться от других, но не от меня… я везде… я над вами, под вами, вокруг вас… какой смысл дичиться меня? Ведь вам милы были пустыни родного края… а они по красоте несравнимы с голубыми песками мерцающими в ночи… слепящие светом моря не обнимут тьмой и смертью бархатного безумия… не сумеет никогда ваш старый мир обрести красоту вечной ночи и постичь тайны пропасти меж жизнью и смертью… Он погибнет если подтолкнуть его во тьму, а я останусь жить вечно…» Улутар закрыл глаза мучаясь от боли при словах жестокой чёрной Гайи, спящей в сердце планеты. Эти речи были ещё темнее и мучительнее чем слова самой Матриарха, и любого другого тёмного, несознательно впитавшего в свои мысли неестественный для протосса мрак. Но как ни странно в этих страшных речах было какое-то чувство.
— Любовь? — мысленно шепнул дарчонок… природа внезапно затихла, словно это слово раскрыло её заветную тайну. Песок перестал заноситься с ветром, лишь несколько песчинок опасливо падали в ямки почти исчезнувших следов. Очищенный от пыли воздух потерял движение и температуру, застыв морозным стеклом одиночества. Улутар открыл глаза — так вот почему ты мучаешь нас… ты любишь нас… — подумал он и прикрылся рваным плащиком как раз вовремя — разъярённый ветер затолкнул его в груду песка, так и не дав ответа на немой вопрос, кроме как растрепав вибриссы мальчика…