Погребённые заживо

6. Единение (We hold our unity)

Рваные токи энергии тянулись из сердца тёмной планеты, цепляясь за непроницаемые облака и снова падая вниз, оплетая Шакурас неровной колючей сетью. Пропуская их через своё тело, я вслушивался в болезненную пси-какафонию, которая со временем начала по-своему мне нравиться. После каждой медитации мне хотелось пробегать огромные расстояния, перепрыгивать — если не перелетать — огромные расщелины, вызывать на поединки скалы и убегать от вызванных мною же обвалов. Моё бездействие сменилось теперь ежедневной эйфорией, в которой я ненадолго забывал о собственном беспамятстве и одиночестве.

Примирившись с антимиром, я примирился и с Тьмой внутри себя. Она же приняла меня как старого друга и перестала казаться такой пугающе холодной. Мне удалось, наконец, соединиться с нею без остатка телом и помыслами, и даже без постороннего взгляда я точно знал — когда я един с Тьмой, моё тело не отражает Свет.

Тьма укрывала и мои мысли, и, входя с ней в это странное единение, я осознавал, что все здесь поступают также, пусть я и не мог их слышать. Будучи частью целого и добровольно существуя по его законам, каждый оставался свободен и одинок.

Путешествуя за линиями хаотичной пульсации, я уловил пси-сигнал: необычный, непохожий на окружающую холодную Тьму — тёплый, нежный, почти светлый. Ещё более я удивился, когда понял, что он исходил от моего хмурого тёмного брата, не считавшего нужным скрываться от кого-либо в своём уединении. Подойдя ближе, я смог расслышать имя, которое он шептал с такой заботливой нежностью. Занятый настройкой старого пси-передатчика, он был столь увлечён, что не почувствовал моего присутствия, даже когда я встал у него за спиной.

— Кто такая Таменла?

— А тебе-то что? — я не мог видеть его лица, но был уверен, что теперь он агрессивно морщился, запоздало выставляя блоки на свой расслабленный разум. Однако я успел уловить образ молодого, почти детского лица, в который аккуратным узором вплетались эмоции. — Прекрати копаться в моей голове.

— Твои мысли сами выдали тебя. Я просто шёл мимо. Значит всё таки ты не совсем одинок?

— Какого ответа ты от меня ждёшь? — раздался писк оборудования и от зеленоватого кристалла, парящего под его руками, потянулась вверх тонкая энергетическая нить.

— Ты отказываешься жить среди себе подобных, считая, что на пути Тьмы мы должны быть одиноки. Однако ты постоянно посещаешь эту девушку. Она ведь живёт всего в паре часов пути, верно? И этот передатчик нужен тебе для общения с ней.

— Не пытайся учить меня, Судящий.

Он резко развернулся, но не сразу смог почувствовать меня, всё ещё скрытого Тьмой. Его секундный гнев сменился растерянностью — он не привык к тому, что я постиг это искусство. Как не привык видеть во мне равного себе, хоть и пытался с самого первого дня утверждать обратное.

— Я лишь пытаюсь понять тебя, тёмный брат. Зачем же ты продолжаешь считать меня тем, кто давно мёртв?

— Она отказалась принять отсечение вместе с другими детьми, — Асалер снова повернулся к передатчику и мысли его приобрели прежний необычный оттенок с примесью раздражения и горечи. — Отказалась называть себя одной из нас, цепляясь за нелепые идеи своей матери. Надеется однажды войти в… Кхалу. Глупое наивное дитя.

— И она, как и ты, живёт в одиночестве среди скал?

— Она избегает общества отсечённых. Я — единственное исключение.

— И она — единственное исключение для тебя?

На поверхности его разума всплыл образ, в котором он видел себя бегущим вместе с ней по пустыне, и здесь его чувства выходили за грани понятий Света и Тьмы. Вне всяких сомнений, Асалер желал единения с ней больше, чем с кем-либо или чем-либо ещё, и готов был разделить с ней время и безвременье. Однако ни он, ни она, сквозь толщу предрассудков, похоже, не понимали, как сильно их тянуло друг к другу.

Я оставил его наедине с передатчиком, вновь убежав во Тьму. На этот раз от нового чувства необъяснимой тоски. Тоски о единении с кем-то, кто был для меня за гранью Света и Тьмы.

***

— Брат души моей, скажи, отчего ты стал так редко говорить со мной? Неужели ты нашёл своему сердцу другую подругу и полюбил её больше меня?

Ламидер нежно касалась кончиками пальцев моих отростков у самых корней, слой за слоем снимая блоки с моего сознания. Столь отвыкший открываться кому-либо за несколько лун, прошедших со дня посвящения последней, девятой ступени, я чувствовал себя так, словно мой разум освобождался из заточения.

— Ты права, Ламидер. Мои помыслы часто обращены к той, чьего имени я даже не знаю.

— Не могу разглядеть её образ. Ты снова закрываешься от меня, — пытаясь погрузиться в мой разум глубже, она столкнулась с блоками, которые снять ей было не под силу.

— Не печалься, сестра души моей. Это было неизбежно. Есть вещи, которые я не должен открывать тебе, не прошедшей даже пятой ступени. Для твоего же блага.

— Но как это может быть связано с той, что теперь разделяет со мной твоё сердце? — Ламидер обиженно хмурилась. Её всегда задевало, когда я напоминал ей о нашей разнице.

— Что ж, справедливый вопрос, — я положил ладони на её плечи, готовый в любой момент ощутить её страх и недоверие. — Знаешь ли ты, кто такие чексели*?

— Это слово… не из языка сенджи.

— Слуги Матриарха Падших. Преданные ей фанатики, завещавшие себя пути Тьмы, отказавшись от жизни, от имени, от личности — затем, чтобы однажды одна из них, самая верная и мудрая, переняла тайные знания своей госпожи и заняла её место.

— Ты полюбил… Падшую? — в вопросе её я не ощутил ужаса. Лишь бесконечную печаль.

— Если тебе угодно так говорить, темнейшую из них.

Бледно-голубое сияние её глаз сменилось зеленоватым и буря эмоций заполонила пси-эфир вокруг нас. Я прижал её к себе, пытаясь прогнать скорбь из её души, но, всматриваясь в глубину, я видел, что корни её ушли слишком глубоко, а я слишком долго оставался слеп к её боли.

— Брат души моей, я люблю лишь тебя одного. И я смирилась бы, если бы пришлось делить твоё сердце с десятком других… Но мысль о том, что я могу потерять тебя навсегда, просто невыносима!

— Ламидер, отчего же такие мысли стали посещать тебя?

— Тьма не отступала от тебя с того самого дня на озере Джун. А, значит, ты перестал быть Светом. А, значит…

Она кричала. Кричала так, что слышать её мог только я, полностью слившись с её разумом. Охватившее её отчаяние быстро истощало её, и я мог видеть тянущиеся из её глаз тонкие нити энергии, бесцельно улетавшей в Пустоту.

— Не надо, прошу тебя, ещё ведь ничего не произошло. И не произойдёт. Я…

— Тот, кто стал Тьмой, — она вяло покачала головой, обмякнув в моих руках, — не может вернуться к Свету. Мы едины, брат души моей. И соединяясь с тобой, я соединяюсь с Тьмой. Это я полюбила… Падшего.

Примечания: