Погребённые заживо

1. Пробуждение (We feel your presence)

Перед моими глазами пульсировала тьма закрытых век, и в ней переливались причудливые образы, которые я не мог идентифицировать. Они были пёстрыми, и в то же время сливались с темнотой – иллюзии, порождаемые охваченным болью сознанием. Было больно, слишком больно, чтобы думать, и боль эта шла с затылка по всему телу. Я не решался открыть глаза. Я не мог вспомнить ничего из того, что было до этого, и потому то, что ждало меня впереди, пугало ещё больше.

Воздух, который я вдыхал, был обжигающе холодным, оттого я старался дышать как можно реже. Подо мною был сухой рассыпчатый песок. Этого было мне достаточно, чтобы догадаться – мир, в котором я оказался, не предвещает ничего хорошего. Всё хорошее, должно быть, осталось в той части моей жизни, которую я почему-то забыл. Я снова сосредоточился и попытался хоть что-нибудь вспомнить – но снова наткнулся на глухую чёрную стену, не пускавшую меня в прошлое – только пёстрые всполохи перед глазами стали на миг болезненно яркими и я увидел очередной размытый силуэт, неразборчивый, но всё же красивый.

— Кто… я…? – огромных усилий стоило мне сложить в голове два простых слова. Недалеко от моего затылка возникла новая волна невыносимой боли – мысль, которую я попытался изречь в пси-эфир, прошла по нервам не больше полуметра и сорвалась в неизвестность. Я потянул руку к источнику боли и понял, в чём причина моих мучений – отростки, отходящие от моего затылка, были обрублены и ещё не все из них зажили, судя по сочившейся из них сукровице. А значит — они были длиннее. А значит… память отказывалась отвечать на мои вопросы. Я не мог даже понять, что я такое. Поэтому оставалось приспосабливаться к тому, что было здесь и сейчас.

Я снова потрогал рукой прохладный песок, проведя перед собой полукруглую борозду. Никакой посторонний предмет не попал под мои пальцы, и мне стало немного спокойнее. Я решился открыть глаза — однако это мало что изменило. Мне даже показалось, что с закрытыми глазами я видел больше. Вокруг был только песок и стены пещеры. Единственным источником света был вделанный в одну из стен зеленоватый кристалл.

— Мрак… – невольно констатировал я, примаргиваясь к окружающей темноте. Глаза привыкли быстро, и вскоре каждый изгиб пещеры стал виден болезненно чётко в тусклом освещении. На одной из стен я приметил тень, которую до этого принял за булыжник. Теперь же мне стало очевидно, что это тень живого существа – я определил это по паре светящихся красных глаз, смотревших в мою сторону. Я рефлекторно потянулся к нему сознанием, но моя попытка снова оборвалась на кончиках отрубленных нервных отростков и отдалась в моём теле очередным болевым импульсом. Тень встала и двинулась в мою сторону – я разглядел у него две руки и две ноги, к тому же он был одет — а, значит, он не был диким животным – меня это успокоило. Я даже подозревал, что мы с ним были одного биологического вида.

— Вижу, ты всё-таки проснулся, – прозвучал у меня в голове его голос. Каким-то образом я был уверен, что это был именно его голос. И это понимание несколько утешило меня, так как оно значило, что в моём подсознании осталось ещё что-то из прошлой жизни, кроме рефлексов. Он снова сел, уже в полутора метрах от меня, – Лучше не пытайся мне отвечать.

— Знаю… — всё-таки ответил я, снося очередную волну боли – но тишина… убивает.

— Привыкай. Здесь тебе не Кхала, – голос неизвестного прозвучал несколько раздражённо, и я увидел, как он отвернулся.

— Что такое… Кхала? – спросил я, не понимая причин его негодования, хотя само это слово казалось мне странно знакомым.

— Как это что? Ах да, прости, брат, – он снова повернулся ко мне, и мне показалось, что его взгляд смягчился. — Не думай лучше сейчас об этом. Всё уже позади. Теперь твой дом здесь.

— Так кто же я? – снова спросил я, плохо понимая смысл всего того, что он говорит, так как сейчас слова «дом» и «позади» не имели для меня никакого смысла.

— Ты? Не знаю. Я не умею читать имена, – мой мрачный собеседник закрыл глаза и снова стал похож на булыжник.

— Многообещающе, – снова констатировал я и тоже закрыл глаза. Теперь вместо ярких всполохов передо мною стали всплывать фиолетовые тени среди синих скал. Образы были мутными, но всё же в этом было что-то красивое. — И что же будет дальше?

— Ты будешь учиться… жить. Здесь, – как-то неуверенно прозвучал ответ.

— А что стало с моей памятью?

— Ты просто умер, брат. Не пытайся вспоминать то, что было не с тобой.

Прошло некоторое время. Может быть, несколько часов, может, даже день – поблизости не было ни одного временного ориентира – и боль немного отступила. Я сидел поближе к тусклому светильнику, почему-то внушавшему мне, что где-то здесь ещё есть кто-то живой, и слушал псионную музыку нового мира, похожую на низкочастотные неритмичные стоны, вплетающиеся в завывания ветра и шелест маленьких камней. Мой собеседник, имя которого было Асалер, почти всё время молчал, а иногда и вовсе исчезал из пещеры, словно моё присутствие раздражало его.

За время неподвижного сидения я исследовал своё тело. Я определённо был похож на Асалера, и решил, что поэтому он и зовёт меня братом. Кроме отростков, продолжавших ныть от каждой мысли или слова, все части тела были на месте, и ни на одной из них не было повреждений, не считая мелких ссадин на коленях. Моей одеждой были широкий длинный плащ и туника, перехваченная металлическим поясом под грудью.

В разум один за другим стучались вопросы, и я пытался гнать их, следуя совету «брата». Неизвестность и бездействие давили на меня чем дальше, тем сильнее. Асалер не мог ответить мне, кто я. Его не было рядом, чтобы спросить его, где я. Я поднялся и, прихрамывая, пошёл предположительно в сторону выхода из нашего мрачного укрытия, ориентируясь по тянущему потоку холодного воздуха.

— О, я вижу, ты уже можешь ходить? В таком случае, выйди прогуляйся, – я столкнулся с Асалером прямо у металлической арки, поддерживавшей вход в пещеру. Позади него бушевала пустыня, над которой нависали тучи столь плотные, что невозможно было определить время суток.

Хоть я и не помнил никаких других миров, с которыми можно было бы сравнить эту пустыню, что-то внутри меня передёрнулось от ужаса. Я бесцельно изучал взглядом впивавшиеся в небо скалы, и снова вспомнил слова Асалера — вероятно, я действительно мёртв, ибо такая реальность выглядит несовместимой с жизнью.

Я неохотно вышел за пределы выпускаемого аркой защитного поля, где меня встретил поток холодного ветра, от которого я поскорее закутался в свой плотный плащ. Не было смысла уходить далеко в это первое знакомство с неприветливым новым миром — даже потеряв память, я почему-то был уверен — я не всегда был здесь, где бы ни было это здесь. Ступая медленно, стараясь не обращать внимания на усиливавшуюся боль в ноге и отростках, я всматривался в темноту, не оставляя надежды найти в этом бескрайнем антимире хоть какой-то проблеск света, но иссиня-индиговый мрак грозовых туч лишь насмехался надо мной вспышками лиловых молний.

— Асалер, здесь… всегда такая погода?

Ответа не последовало. Где бы теперь ни был мой неразговорчивый опекун, я не смог бы дозваться его. И это безмолвие пугало меня больше, чем бескрайняя мёртвая пустыня. Больше, чем сама смерть.

***

Мягкая вода ночного озера приятно ласкала кожу. Как и всегда после общения с подрастающим поколением джудикейторов, я пришёл сюда отдохнуть телом и духом. Мало кому во всей Общей Связи были интересны в тот момент мои мысли, кроме, разве что, пары учеников и коллег. Даже мой духовный брат знал, что в такие минуты меня сложно развести на диалог — поэтому просто продолжал говорить.

— … Зря ты пропустил состязание. Воины провинции Лаци сегодня показали себя просто великолепно! А потом они исполнили общий боевой танец, и воины Сциона тут же подхватили…

Мне было скучно. При всей красоте и слаженности всех подобных выступлений касты храмовников, выдумывавших каждый раз что-то новое и неповторимое, они и вполовину не увлекали меня так, как его. Сильные, храбрые, ловкие воины, единые телами и мыслями, готовые жить и умереть за Айюр… Это не было для меня чем-то прекрасным. Это было чем-то само собой разумеющимся.

Я нырнул глубоко под воду и поплыл над выступающими из каменного дна кристаллами кхайдарина. Вот на что мне не надоедало смотреть десятилетиями. Я сосредоточился на этом прекрасном мгновении, почти не улавливая слов брата, теперь говорившего об отличившихся музыкантах Велари.

— Где ты, брат моего сердца? — другой голос, полный нежности и беспокойства, прорвался через моё уединение.

— Озеро Джун, — я явил ей в ответ изображение того, что видел перед собой. — Не тревожься, Ламидер.

— Я ощущаю Тьму рядом с тобой. Она скрывает тебя. Ты так далеко…

— На Айюре не может быть Тьмы. Мы — Свет. Разве не этому нас учат каждый день?

— Ты… ты прав. Прости, что потревожила. Мы — едины.

— Мы — едины, — ощутив тепло её чувств ко мне, я резко вынырнул почти у самого берега, вспугнув стаю птиц. За алеющей кромкой деревьев занимался рассвет. На мгновение я был абсолютно счастлив, но тут по моим нервным отросткам побежали импульсы чуждые, доселе совершенно незнакомые.

Я огляделся и поспешил выйти на берег. Мой слух не улавливал ничего необычного, а разум не ощущал психического присутствия каких-либо неизвестных мне животных. Однако в ткани утреннего воздуха словно имелся разрыв, из которого дул ледяной ветер. Ветер Тьмы.

— Невозможно, — я ступал медленно и осторожно, сосредотачивая все силы своего разума, чтобы определить источник возмущения. Четвёртой ступени посвящения было недостаточно, чтобы получить доступ к запрещённым знаниям Падших, однако тех обрывочных сведений, которыми я располагал, было достаточно, чтобы знать — Тьма способна скрывать не только их мысли, но и тела.

Также я наслушался страшных историй о том, что они способны убивать быстро и бесшумно, что после встреч с ними один на один не выживал никто. Любой другой воин Кхалы на моём месте непременно вызвал бы подкрепление и разведзонд, но меня, вероятно, ввиду особенностей касты, скорее охватило любопытство, чем жажда битвы.

Я протянул руку туда, где возмущение было особенно сильно. Энергетический холод, столь нетипичный для полнокровных джунглей Айюра, ощущался почти физически.

— Покажи себя, Падший, — мой вопрос прозвучал в эфире тихой короткой телепатемой, которая не должна была вылететь за пределы этой поляны. Я не желал делиться своей опасной находкой и беспокоился, что кто-то мог уловить мой страх. При этом я вкладывал в каждое слово максимум убеждения — оно сейчас было моим единственным оружием.

Спокойная доселе тёмная энергия подёрнулась рябью, на волнах которой я ощутил все оттенки страха, который испытывал её носитель. Это и отталкивало, и притягивало одновременно, и я намного увереннее пошёл в сторону источника, вдруг ставшего для меня очевидным.

Невидимая, она стояла, вжавшись спиной в дерево, хрупкая и напуганная. Она смотрела на меня, и мне не нужно было видеть её глаза, чтобы знать об этом.

— Судящий смотрит сквозь Тьму? — Падшая заговорила едва слышимым шёпотом, и каждое её слово щипало мои нервные отростки непривычным холодом.

— Страх перед Тьмой рождён лишь нашим неведением и нежеланием понимать природу вещей, — почувствовав себя увереннее, я остановился в шаге от неё, настроившись на долгую и интересную беседу. — Одно крошечное облако в ясный день не принесёт грозы. Не вижу ничего преступного в жажде знания.

— Я не понимаю твоих слов, Судящий. Но, пожалуй, так и должно быть, — я почувствовал, как она хмурится.

— Неужели наши Падшие братья действительно настолько далеки от нас? — спросил я скорее сам себя.

— Судящий, скажи, жива ли я? — в шёпоте тёмной звучала тоска. — Или милость богов перенесла мой дух на Айюр за какие-то заслуги?

— Наши боги давно покинули нас, Падшая. И, конечно же, ты жива, — преодолев последний барьер между нами, я нащупал её лицо. Сквозь слои скрывавшей его ткани, я чувствовал тепло её тела и подступающее осознание того, что я в глубине души знал всегда — какие бы идеи мы ни исповедовали, мы — дети Айюра, и между нами не должно быть такой непреодолимой пропасти.

Разум Падшей доверчиво открылся мне, являя бегущие по его поверхности вихри эмоций и образов. Казалось, если я решусь проникнуть глубже, я утону в холодном бездонном мраке, таящемся под ними. Я не был готов, а потому мне захотелось разорвать эту связь как можно скорее.

— Я вижу твою судьбу, Судящий. Ты — Зера. Тот, кто пренебрегает законами и рушит преграды, — теперь когда наши разумы были так близко, её голос звучал для меня столь же ясно, как голос любого другого Перворожденного внутри великого Единства. — А теперь… Прости меня.

Я почувствовал, что не могу прервать связь. Сети Тьмы, крепко сплетаясь вокруг меня, набрасывались на мой разум одна за другой. Та, кого я счёл наивной и беззащитной, оказалась намного хитрее меня.

— Ставшего Светом не коснётся Тьма! — я повторил мантру, призывая всю свою веру. Шар светлой энергии разросся внутри меня и смог разбить окутавший меня кокон, но к тому моменту Падшая уже сбежала и стала недосягаема для моего мысленного взора.

Примечания: