Глухой Каньон

Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, — это ощущение таинственности.
Оно лежит в основе всех наиболее глубоких тенденций в искусстве и науке.
Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то, во всяком случае, слепым
Альберт Эйнштейн

ГЛАВА 1.

«Огненный лис» и его обитатели.
Зачем люди мечтают? Чтобы хоть как-то закрыться от жестокой реальности? Или только лишь ради собственного удовольствия, чаша которого по истине бездонна? Вот, например, мечта о свободном полете, к чему она? Чем хуже аппараты? Маневренностью – да, скоростью – тоже. Нестись быстрее мысли, быстрее самого света; изворачиваться в воздухе так, что самые лучшие машины, если б могли, лопнули от зависти. Полная свобода… Мощь… Всесилие…. Но – не бессмертие! Необходима опасность, та самая, что заставляет сердце убираться в пятки, а душу – леденеть от сиюминутного страха. И зачем тогда летать, если крутое пике не грозит смертью? К чему дикая скорость, когда можно делать фатальные ошибки, оставаясь в живых? То, что люди называют «острыми ощущениями», никогда не понять ни протоссам, ни, уж тем более, зергам…

…«Стелс», набрав нужную высоту, камнем понесся к поверхности, кувыркаясь в лучах звезды Аримунэ. Сверху – необыкновенное, изумрудного цвета небо с почти незаметными розовыми облаками, внизу – камень цвета крови. Есть легенда, будто местные боги, пораженные красотой планеты, решили насмерть сразиться за единовластие, выбрав ристалищем широкую равнину. Их клинки рассекали скалы, пробивали земную твердь так, что свет Аримунэ мерк в бесконечных глубинах ярости дерущихся. Никто не мог победить, и тогда воины, поняв, что полягут здесь все, прокляли это место. Когда же очи последнего из них сомкнулись, гигантскую могилу накрыла вечная тишина. Такая, что даже вездесущие сигналы «пси» замолкали, словно отдавая дань памяти лежащим в незримых склепах высшим существам.

Эту незамысловатую байку выдумали «призраки». Им, как ни кому другому, мешали странные особенности Глухого Каньона, где связь осуществлялась только с помощью голоса или сверхмощных трансляторов. И то: парни из морской пехоты, общаясь между собой на большом расстоянии, орали до хрипоты, но слушателю все равно приходилось навострить уши, дабы понять, что ему говорят. И чем глубже спускаешься, тем больше власти у ее величества Тишины. Необыкновенное место, гигантская расщелина с многочисленными ответвлениями, поражала взор. Вот почему пилоты так любили на бешеной скорости проноситься над безмолвными глыбами красного камня. Опустишься слишком низко – жди неприятностей, электроника в этом месте может выкинуть какой угодно фокус. Но как приятно сжимается сердце при одном только взгляде на черноту зияющего внизу провала, а уж лететь под сводами отвесных скал – ощущение просто непередаваемое! Каньон, с высоты кажущийся узким, на самом деле расширялся по мере увеличения глубины. Так что в россказнях «призраков» была все-таки доля правды: самый настоящий склеп, глухой и таинственный. И название соответствующее…

Летательный аппарат, выйдя из очередного пике, воспарил к облакам. Сидящий в нем пилот мельком глянул на радар. Пусто – как обычно. Последних военных Доминиона они выкинули с планеты еще месяц назад. Те упорно цеплялись за каждую пядь земли, но что значат их жалкие потуги в сравнении с мощью флота Объединенного Земного Управления? Превратившиеся непонятно в кого, они вели себя совершенно не по-человечески. Менгск думает, что жестким военным режимом добьется непобедимости своей армии, а вместо этого получает толпы оборванцев, многие из которых, пожалуй, забыли собственное имя. Впрочем, достойны ли имен человеческие существа, снюхавшиеся с зергами? Согласно данным разведки, они умудрились договориться с Разумом, управляющим зергами, и теперь совместными усилиями пытаются выдавить ОЗУ из сектора. Думая об этом, летчик поморщился и бросил машину в очередной вираж. Призраки что-то говорили про свою коллегу из Конфедерации, которая попала к зергам, мутировала и теперь командует ими. Какая чушь! А куда делся легендарный Овермайнд? Или твари устроили демократические выборы? К тому же, как считал он, все люди-мутанты только и могут, что бросаться в гущу сражения и подрывать себя. Впрочем, здесь таких не предвидеться. На поверхности зергов нет, а в Каньоне по понятным причинам они ведут себя престранно: тупо стоят на месте или бесцельно носятся, как угорелые, никого при этом не трогая. Пехота спокойно расстреливает гидр, если находит, те же, в свою очередь, сопротивления не оказывают.

Другое дело – протоссы, угнездившиеся в глубине Каньона. Что им тут надо – неизвестно, посылать дальние экспедиции командование пока не осмеливается. Зелоты и храмовники, в том числе и темные – страшные противники. Последних на большой глубине обнаружить будет вообще не реально: научное судно в состоянии просканировать Каньон лишь поверхностно. Из терран ниже всех забирается только психованный ростоман Пьер Готьен по кличке «Пьеро» с командой таких же полоумных, обожающих ломать «грифы» на скалистых уступах и сбивать попадающихся лингов. Последних мотоциклисты называли «пешеходами», а сам Каньон – «магистралью», так что выражения вроде «пойти на магистраль» или «сбить пару пешеходов» можно считать вполне уместными. Редкие группы зелотов они, понятное дело, не трогали, в лучшем случае расстреливали с безопасного расстояния, те, однако, не спешили подниматься выше, где можно накликать «стелс» на свою голову или даже осадный танк. Иногда спускались в Каньон и «призраки» с целью «прощупать местность». В общем, терраны и протоссы осторожничали, а зерги добровольно играли роль местной фауны, придавая этому и без того удивительному месту весьма колоритный вид.

Пилот вновь поглядел на радар: кто-то приближался. Кажется, он даже знает, кто именно. «Стелс» поднялся за облака и выполнил замысловатый кульбит, означающий приветствие. Спустя мгновение в шлемофоне послышался резкий женский голос:
— Ну-ну, птичка, хорош выделываться, — «птичками» легкие стелс-истребители прозвали пилоты более тяжелых машин – валькирий, — я и так знаю, что ты у нас умница. Бяки не видно?
— «Акула» может спать спокойно, — заявил ее собеседник, также использовав жаргонное словечко.
— «Акула» никогда не спит, — донеслось в ответ, после чего раздался дьявольский смех, что сводил с ума летчиков противника. Лучшего пилота «валькирии» планетарной базы «Огненный лис» окружающие звали просто Герда. Фамилия летчицы была столь труднопроизносима, что даже командование старалось пореже употреблять ее, ограничиваясь званием. Впрочем, для Герды подобное отношение было только еще одним предметом гордости.

Тяжелый истребитель догнал «стелс» и, сделав «бочку», развернулся и облетел вокруг снизившего скорость товарища. Тот, качнув крыльями, поднялся выше и задрал нос, готовясь выполнить петлю Нестерова.

— Не-е, птичка, в вертелки мы сегодня играть не будем, — заигрывающее пропела летчица, — скоро следующая смена. Давай-ка на скорость до базы, слабо?
— Это нечестно, — заявили в ответ наушники, — у тебя машинка быстрее. Так что давай или как все нормальные люди, или поглядим на камушки с низкой высоты.

Герда, лихо присвистнув, направила истребитель к земле, там, где вести его будет посложнее, в отличие от «стелса». Соперник последовал за ней, стараясь не отставать. Вскоре оба аппарата уже летели нос в нос чуть ли не у самой поверхности.

— Мы готовы? – ехидно спросил пилот.
— Разумеется!
— Ну, тогда поехали!!! И-и-ях-у-у!!!!

Летучие убийцы рванули в направлении базы. При прочих равных условиях валькирия считалась проигравшей, если превысит определенный порог высоты, где ей раздолье. Ее визави в силу технических причин проигрывал в скорости, но по маневренности и устойчивости уверенно брал верх. Впрочем, с обычным летчиком Герда легко бы справилась, но не с этим…

Стелс мягко приземлился на ровную площадку военного космопорта; через полминуты чуть поодаль села «валькирия». Вылезшая оттуда женщина тотчас направилась к товарищу, который принялся оглядывать боевую машину на предмет царапин.

— Все, Андрюша, с меня хватит, — решительно сказала она, подойдя поближе и грозно уперев руки в бока, — в следующий раз полетим на высотке. И не надо стонать про движок, он у тебя и так мощней, чем нужно.

Пилот Андрей Шершнев повернулся к собеседнице и, скорчив невинную физиономию, пожал плечами – мол, что я тут сделаю? Фраза «летать научись», конечно, не подходила, но сказать что-то в этом роде очень хотелось. Та, поняв, что может сейчас услышать, предпочла ответить первой:
— Не учи ученого. И хватит уже пятна высматривать, сам знаешь, им там неоткуда взяться. Пошли-ка лучше поедим чего-нибудь да с народом пообщаемся.
— Хорошая идея, — Андрей действительно изрядно проголодался.

Пилоты неспешно потопали в направлении космодромной столовки, что располагалась на среднем уровне – так, чтобы было удобно и самим летчикам, идущим с дежурства, и диспетчерам на вышке и гостям из прочих комплексов. Главным ее преимуществом и достопримечательностью были стены из прозрачного бронепластика, через которые открывался потрясающий вид на окружающее пространство. Кормили, как и везде, синтетикой, разве что летчики, которым платили больше, чем даже танкистам, могли позволить себе купить в дополнение к пайку что-нибудь вкусное. Работавшие на базе ученые занимались только усовершенствованием ракет, снимающих защитное поле протоссов, и ни о какой естественной растительности думать не желали. Так что приходилось довольствоваться тем, что было.

— Смотри, кого я вижу, — сказал Андрей следующей за ним Герде и кивнул в направлении столика, где сидел высокий худощавый человек с острой зеленой бородкой и затейливо окрашенными волосами на голове, — это же Пьеро! Пошли к нему?
— Да ну, опять траву предлагать начнет, — попыталась было возмутиться летчица, но ее спутник лишь махнул рукой, мол, все путем, и направился к цели.

Пьер, хоть и был здесь самый младший по званию, благодаря вылазкам в Каньон сумел внушить к себе должное уважение. Его пристрастие к марихуане давно стало притчей во языцех, но, как говориться, не пойман – не вор, и командованию только и оставалось делать, что писать выговоры, не более. Где он выращивал коноплю, можно было только гадать, впрочем, сие растение настолько живуче и неприхотливо, что росло почти где угодно на радость заботливых «фермеров».

Заметив парочку, Готьен приветственно махнул рукой и кивнул на свободные стулья рядом. Те, последовав приглашению, сели.

— Ну и как оно? – спросил он, недвусмысленно кивнув наверх.
— Хорошо, – Андрей, рассматривая прейскурант, повернулся к Герде, – ну что, пойдем закажем какой-нибудь гадости да поговорим спокойно?
— Возьмите мне пива заодно и чипсов немножко, – нагло предложил Пьеро и, заметив сердитый взгляд летчицы, добавил, – расскажу много интересного.
— Ну, ладно, шантажист несчастный, – примирительно поднял руку Шершнев, поворачиваясь в сторону транспортера для заказов, – все бы тебе на халяву доставалось.
— Угу, и лишние приключения тоже, — обидчиво бросил вслед им Пьеро и уставился в тарелку со следами уничтоженного продовольствия.

Через минуту летчики вернулись с подносами, уставленными тарелками с едой. Обслуживающие официанты обитали только в кафешке при командном центре, куда пускали, понятное дело, не всех. Впрочем, туда никто особо и не стремился. В прочих корпусах базы царил закон «хочешь есть – сходи и возьми».

Готьен, отпив синтетического пива, начал вещать «последние новости Глухого Каньона»:
— Я сегодня настоящего протосса видел…
— Да что ты говоришь! – насмешливо перебила его Герда, – Ну и какой он? Рога есть?
— Не-е, – Пьеро наставительно поднял вверх указательный палец, – я про того, который молниями пуляться умеет да глюки творить.
— Темплар, что ли? – не отставала Герда, – знаем, видели… свысока. Ты так говоришь, будто те, что были до него – игрушечные, – сидевший рядом Андрей прыснул от смеха, вообразив протосса размером с пластикового солдатика, – И что же он, предложил тебе пару хороших глюков за уроки вождения мотоциклом?
— Хотите посмеяться, могу предложить травки, – невозмутимо парировал тот, – а протосс этот был занят очень интересным делом: в окружении двух зелотов изучал гидру, а та – ну хоть бы разок в него плюнула, ведь нет же! – Пьеро сокрушенно всплеснул руками, – Они их приручить пытаются, точно! А потом на нас натравят!
— Странно, – пожал плечами Шершнев, – я слышал, что они могут воевать в союзе, но такое… Как можно приручить зергов, это же абсурд!
— Думаю, тоссы просто пытаются понять, что происходит в Каньоне, как и мы, и использовать это, – с набитым ртом проговорила Герда, – ну, Пьеро, вы хоть помогли им приобрести новые знания?

Мотоциклист усмехнулся и полез к пачке с чипсами.

— Не все так просто, милая, – уклончиво ответил он, делая очередной хлебок из кружки, – Этот умник нас чуть своими молниями не накрыл – Каньон помешал, да и охрана его резво подскочила. Мы их повыше хотели выманить, где места побольше, но они не пошли. Пришлось так, маленько гранатами покидаться и ехать восвояси. Ну, еще мину поставили… Н-да, – рассказчик вновь припал к пиву, – зачастили они наверх-то подниматься. Как бы не полезли всей сворой, кто знает, сколько их там внизу сидит…
— Хе, «свора протоссов», – улыбнулась Герда, – ну ты как скажешь! Представляю себе этот… кошмар. Не-е, здесь нам такого не надо, пускай остаются, где были.
— А еще лучше, – добавил Андрей, кивнув на вошедшего в помещение «призрака», – чтобы они все собрались в одной яме, а наша Нинка туда термояд направила. Интересно, ей понравится наша идея?
— Ах, если бы… – задумчиво протянула подошедшая девушка и, присев рядом, с интересом спросила, – почему вы, когда собираетесь, только и мечтаете о том, как бы уничтожить всех врагов одним махом? И вообще, неужели нельзя найти других тем для разговора?

Далеко не все «призраки» могли вести себя столь же свободно, как Нина Колоскова. Большинство ее коллег либо кучковались отдельно от остальных, либо смущались от того, что прекрасно знали, о чем думает их собеседник и как подбирает слова, чтобы высказать это. Она же считала хорошим тоном ни в коем случае не подавать вида, даже если о ней думают не слишком приятные вещи, и посему отлично уживалась с простым народом, лишенным способности к телепатии.

— А она права, – заметил Андрей, – скоро твой день Рождения, Пьер. Ты его хоть отмечать собираешься?
— А то! – оживился Готьен, – Думаю, это стоит обсудить…