Архив рубрики: из сети

— Наша мать больна! У нее цирроз ног, сифилис рук и дефицит извилин!
— Как ты можешь так говорить?! Это же наша мать!
— Вот результаты анализов, надо срочно что-то делать.
— Не любишь мать — так и скажи! Ты просто плохой сын.
— Я как раз люблю мать. И поэтому говорю: надо срочно ее спасать!
— Ерунда, она в отличной форме.
— Как же, в отличной! Вот результаты: кровь, желчь, реакция Вассермана. Заговаривается, думает, что сейчас 1945 год.
— Больше слушай Васcерманов. Вот я действительно ее люблю. Посмотри, какой ролик я снял про маму, про ее героическую молодость. Класс?
— Класс, да, класс. Но сейчас-то она болеет.
— Вот что ты за человек! Видишь только плохое! Я тебе про то, как она нас растила, какое было сложное время, как она боролась, а ты про какие-то болезни.
— Она очень плохо выглядит.
— Как ты можешь так говорить! Матерей не выбирают. Я считаю ее самой красивой!
— То есть ты предпочитаешь не обращать внимания на болезни?
— Вот заладил: болезни, болезни… У всех болезни. Это все соседки по лавочке клевещут из зависти. Анна Петровна давно точит зубы на ее сумку с колесиками.
— У Анны Петровны «мерседес». Зачем ей мамина сумка с колесиками?!
— Как ты наивен! Или не наивен, а притворяешься? Может, ты хочешь быть в доле, когда соседки сумку на колесиках делить начнут?
— Что ты несешь?! Какая сумка?! При чем здесь вообще я? Я тебе показываю результаты анализов…
— Кто их тебе дал? Анна Петровна?
— Нет, врач.
— А врачу кто дал?
— Врачу никто не дал, он врач, он взял анализы и написал результаты. Почитай, тут ужас.
— А ты думаешь, Анна Петровна ничем не болеет? У нее насморк, между прочим!
— Насморк? Я тебе про цирроз и сифилис, а ты мне — насморк!
— Насморк что, не болезнь?
— Болезнь, конечно, но…
— Вот! Все остальное — демагогия! Болезнь поднимет с колен иммунитет. Болезнь — это новые возможности.
— Если лечить. А ты вместо того, чтобы купить лекарств, всю мамину пенсию потратил на ролик о ее героическом прошлом.
— Зато вся лавочка ей завидовала!
— Чему завидовать? Она уже месяц не выходит из дому. У нее искривление глаз, заворот ушей и перелом мозга. Она может умереть!
— Ну сам посуди, если до сих пор не умерла, значит, справляется. Логично? Цирроз и сифилис — это просто наша семейная традиция.
— Нет, нелогично. Вот Галина Ивановна тут умерла, хотя тоже до этого не умирала. Болела, болела и — умерла.
— Но она не была такой героической женщиной. Это во-первых. Во-вторых, у нее не было таких сыновей, как мы. Особенно я. Ты — не знаю, ты все время про маму гадости говоришь. Я, кстати, не уверен уже, что ты мой брат и ее сын. И не похож даже. На Анну Петровну вот похож… У нас в семье, знаешь ли, принято к матери относиться с уважением, а не вопить на весь двор, что у нее сифилис.
— То есть ты не собираешься ничего делать?
— Я-то как раз делаю, пока ты болтаешь. Вот, смотри, я спою песню. Наша мааать — здоровей всех на свееете! Несоглааасных утопим в клозееете! Наша мааать здоровее всех в мииире, несоглааасных замочим в сортииире! Любишь мать?
— Люблю, но…
— Тогда пой!

(с) Александр Маленков
Главный редактор MAXIM

@ jenni.shpak

Как о войне рассказывают в Бельгии.
Расскажу-ка я вам, как про войну рассказывают детям в той школе, куда пойдет мой сын в следующем учебном году.
Берут они с собой старшеклассников, которым по 16-18 лет, и едут куда-нибудь по местам боевой славы, в местные аналоги деревни Крюково. Там у всего класса отбираются все гаджеты. А взамен выдается рация, одна на взвод, каждому — вещмешок, оружие и форма, взаправдашняя — когда-то принадлежала участнику войны. На шею каждому вешается опознавалка — кто-то становится сержантом Янссеном, кто-то рядовым Ван Молем, имена все из того взвода, который конкретно эту деревню оборонял. Высаживают всю ватагу километров за 15 от деревни, и топают детки по жаре со всем своим барахлом.
Часа 2-3 топают. Оружие, которое не так много весит поначалу, становится очень тяжелым. Рюкзак натирает плечи. Хочется бросить тяжеленные вещмешки и полежать. Хочется поболтать, подурачиться, а нельзя. Тот, кому сержант достался, должен всю эту толпу держать в порядке — чтоб шли тихо, не орали, не отставали, вперед не забегали и не дурили (представьте себя 17-летнего на месте какого-нибудь пацана, которому надо внезапно сдерживать 15 человек своих одноклассников).
Доходят они до деревни, тут их преподаватель-командир ведет к дому, останавливаются. — Кто тут рядовой Ван Мол? — Я! — Когда ваш взвод подошел к этому месту, рядовой Ван Мол подорвался на мине возле этого дома. С этого момента «рядовой» молчит. Идут дальше. — Кто тут рядовой Стевенс? — Я? В этом месте взвод был атакован, рядовой Стевенс был ранен в бедро и погиб на месте от потери крови, помощь не успела подойти. И так идут они дальше, пока не доходят до кладбища, и не видят, как стоят в ряд, один за другим, камни с именами тех, чьи опознавалки у них на шее. И понимают, что из 15 в живых остались двое — таких же, как они, восемнадцатилетних салаг, которым хотелось дурачиться, слушать музыку, трепаться с противоположным полом, танцевать и целоваться, а вместо этого — жажда, голод, холод, боль, страх, усталость, и для очень многих — внезапная и страшная смерть.
А песен про «Хотят ли бельгийцы войны» тут нет, если не ошибаюсь. И про «деды воевали» я тут никогда не слышала.

Очень грамотно, ящитаю.

Пилот снял 10-минутный ролик про то, что делать, если пилоты отрубились и надо сажать самолет. Помню в детстве читал какой-то рассказ/сказку как… заяц что ли… хотел лететь на самолете, но боялся и ему приснилось что его самолет падает и ему приходится его сажать по указаниям диспетчеров =) Похоже это действительно возможно =)